Затерянная улица - Жан Амлен

И вдруг ей подумалось: а разве раньше не случалось буранов и метелей? И все-таки он всегда приходил к ней.

При этой мысли в ней все замерло от ужаса. Теперь ей было непонятно, как она могла так себя обманывать, как минутный порыв страсти смог заглушить в ней голос не только совести, но и здравого смысла и осторожности. Джон всегда возвращался. Нет такой бури, которая бы его остановила. Он силен и не боится мороза. Он с детства ходит через холмы и знает там каждый овражек, каждую тропку. Так сидеть и ждать — это просто безумие. Пока еще есть время, надо разбудить Стивена и отправить его домой.

Но подойдя к спящему Стивену, она заколебалась. Его безмятежность, его спокойное ровное дыхание подействовали на нее отрезвляюще. Для него ничего не случилось — ничего никогда не случится. Если она его разбудит, он только рассмеется и посоветует ей послушать, что творится за окном. Уже было далеко за полночь: Джон или заблудился, или остался ночевать у отца. И она прекрасно знала, что любовь к ней не лишала Джона здравого смысла. Он никогда не пойдет на бессмысленный риск, никогда не позволит себе приносить жертву, которая может поставить под угрозу ее будущее. Нет, им со Стивеном ничто не угрожает. Никто ничего не узнает. Надо взять себя в руки, надо смотреть на вещи так же трезво, как Стивен.

Она положила руку на плечо Стивена, надеясь почерпнуть у него спокойствия. Ей было бы легче, если б он не спал, если бы он был вместе с ней и разделял ее вину, но постепенно, глядя на его красивое лицо, освещенное отблесками огня, она поняла, что для него не существует никакой вины. Так же как раньше, вечером, в нем не было страсти, не было борьбы противоречивых чувств. В нем не было ничего, кроме трезвой оценки положения, кроме выжидательной усмешки и самонадеянного излома бровей, который так отличал его от Джона. Она вся содрогнулась от стыда, вспомнив, как не могла отвести глаз от этого лица, как уверяла себя, что его красота и молодость и сама непохожесть на Джона служат ей оправданием.

Сейчас, в зыбком полумраке, это лицо было по-прежнему молодо, по-прежнему красиво. Уже не считая его оправданием, зная, что по-настоящему близкий ей человек — это Джон, но все же с чувством потери, сама удивляясь власти и деспотизму этого лица, она на секунду прикоснулась к нему кончиками пальцев.

Ей не в чем было винить Стивена. В нем не было страсти, не было вины — следовательно, от него нельзя было требовать и ответственности. Глядя, как он спит, как витает на его губах легкая умиротворенная улыбка не омраченного совестью довольства, она вдруг поняла, что сейчас он открыт ей весь, всем своим существом — всем, что в нем когда-либо было или может быть. По-настоящему близкий ей человек — это Джон. Ее будущее с ним. И весь остаток своих дней она будет терзаться раскаянием за сделанное сегодня ночью и пытаться загладить свою вину перед ним.

Она тихонько вернулась на кухню и, не размышляя, движимая лишь непреодолимой потребностью, снова подошла к двери, из-за которой тянул пронизывающий сквозняк. Ближе к утру буран стал затихать. Дикий вой сменился слабым утомленным стоном. Пляшущие блики на стене гасли, и холод опять прокрался в дом. По-прежнему поскрипывали желоба, словно мучаясь каким-то страшным предчувствием. И по-прежнему, не обращая ни на что внимания, с тупым самодовольством тикали часы.

Джона нашли наутро всего в миле от дому. Он уперся в ограду своего собственного выгона и там замерз, стоя прямо и вцепившись руками в проволоку.

— Как же он оказался к югу от дома? — недоумевали соседи, когда она рассказала им, что он шел через холмы. — И как он дом не заметил — ведь мимо прошел? Это все оттого, наверно, что ветер дул со всех сторон сразу. Не надо ему было идти ночью. Видел же двойное кольцо вокруг луны.

Секунду она глядела вдаль, потом сказала, как будто про себя:

— Такой уж он был человек — он не мог не вернуться.

Позднее, когда ее оставили с ним наедине, она опустилась возле него на колени и взяла его руку. Ее глаза заволоклись слезами — это все еще была такая сильная и терпеливая рука, — затем вдруг расширились, вгляделись. На ладони, заметный даже на фоне смертной белизны, белел след масляной краски.

Патрик Уодингтон

Затерянная улица

Марк Джирондин так давно служил в регистрационном секторе технического отдела муниципалитета, что мог в любой момент мысленно нарисовать план города со всеми его площадями, перекрестками, тупиками и извилистыми переулками, не пропустив ни одного.

Никто во всем Монреале не обладал такими познаниями. Марк мог бы заткнуть за пояс добрый десяток полисменов и водителей такси. Ходил он по городу редко, поэтому едва ли по-настоящему знал те улицы, названия которых мог декламировать без запинки, как заклинания. Он просто знал, что они существуют, помнил, где находятся и как расположены, а этого было достаточно, чтобы слыть знатоком своего дела.

Никто не сомневался в том, что он лучше других разбирается в картотеке, где подробнейшим образом описаны все улицы города.

Именно к нему приходилось обращаться со всякими срочными вопросами всем этим аристократам — инженерам, инспекторам водохозяйства и прочим специалистам. Они, может быть, и презирали его, мелкого служащего, но обойтись без него не могли.

Хотя его работе, безусловно, не хватало увлекательности, Марк все же предпочитал проводить время в конторе, а не в квартире на Авн-стрит (идущей с севера на юг от Шербрук-ист до Сент-Катарин), где шумели и ссорились соседи и непрерывно ругалась хозяйка. Однажды он попытался объяснить смысл своего существования соседу Луису, но успеха не добился. Луис, когда до него дошло, в чем дело, стал над ним подтрунивать.

— Значит, улица Крэг упирается в Блюри, а Блюри переходит в Парк, ну и что? Есть из-за чего шум поднимать!

— Сейчас я вам объясню, — отвечал Марк. — Скажите мне сперва, где вы живете.

— Ты что, очумел? На Авн-стрит, где же еще?

— Откуда это вам известно?

— Откуда мне известно? Так ведь вот он я, здесь. За квартиру я плачу или нет? Почту сюда получаю?

Марк отрицательно покачал головой, глядя на собеседника со снисхождением.

— Это еще ничего не доказывает, — проговорил он. — Вы живете здесь, на Авн-стрит, потому, что именно так записано в моей картотеке, хранящейся в городском управлении. И почта доставляет вам письма на этот адрес потому, что так указано в карточке. Если бы на карточке не было этой записи, ни вы, ни Авн-стрит не существовали бы. Это, друг мой, высшее достижение делопроизводства.

Луис вышел из комнаты возмущенный.

— Попробуй-ка скажи это хозяйке, — недовольно проворчал он.

Марк продолжал делать свою неприметную работу. Промелькнуло его сорокалетие, вереницей тянулись однообразные дни. Одну улицу переименовали, другую построили, третью расширили — все это самым тщательным образом заносилось на карточки.

А потом произошло событие, которое совершенно выбило его из колеи и расшатало до основания привычный мир конторских шкафов.

Как-то в августе, выдвигая один из ящиков, Марк почувствовал, что ящик не поддается. Просунув руку поглубже, он обнаружил, что у задней стенки ящика застряла карточка и мешает открыть его. Он с трудом вытащил старую рваную карточку, на которой можно было разобрать надпись: «Улица Зеленой Бутылки», сделанную по-английски и по-французски.

Марк уставился на нее с удивлением. Ему никогда не приходилось встречать названия, даже похожего на это. Наверное, улица теперь называется по-другому — как-нибудь более современно. Он еще раз внимательно перечитал надпись и, не теряя надежды, пересмотрел главную картотеку. Там ничего не оказалось. Тщательно и не спеша он вновь обследовал ящики один за другим. Ничего. Решительно ничего.

Он еще раз пристально всмотрелся в карточку. Нет, он не ошибается. Последняя проверка этой улицы проводилась по картотеке пятнадцать лет, пять месяцев и четырнадцать дней тому назад.

Когда до Марка дошел весь ужас случившегося, он выронил карточку и тут же поднял ее, испуганно оглядевшись по сторонам.

Итак, улицу потеряли, о ней забыли. Больше пятнадцати лет существовала она в самом центре города Монреаля, в полумиле от муниципалитета, и никто даже не подозревал об этом. Она бесследно пропала, как в воду канула.

Где-то в глубине души Марк иногда допускал возможность подобного. Ведь в городе было так много укромных мест, столько извилистых переулков и переплетающихся, подобно египетскому лабиринту, улиц. Существование всеведущей картотеки исключало такую ошибку, однако она произошла. Взрыв прогремел, и сейчас вся контора взлетит на воздух.