Выбор - Анна Белинская

27. Максим

Андрюха возвращается мерзко довольным.

Смотрю на друга и не могу сдержать ответной ухмылки. Думаю, эти трусы — не последний сегодняшний выигрыш. Юдин не из тех, кто останавливается на достигнутом.

Мне одному не весело и вся происходящая буффонада кажется дешевым цирком?

Словно я попал на свадьбу с недалеким тамадой и тупыми конкурсами.

Андрей с довольной рожей садится за стол и кладет рядом со мной выигранные труханы.

— Видал? – спрашивает друг с таким видом, будто выиграл не сраные семейки, а, как минимум, ключи от Бугатти.

— Ага! – поднимаю вверх большой палец. – И с размером угадали.

Подцепляю пальцем трусняк и бросаю в друга. Тот ловко ловит и сооружает обиженную физиономию.

— Эй, полегче! Это подарок, — погладив нижнее белье, заботливо складывает и кладет в карман.

Ржу. Дите малое, блин.

Скольжу взглядом по лицам, пытаясь отыскать среди них веснушчатое с милой родинкой над губой. Интересно, она все-таки здесь или удрала?

И нафига я об этом думаю? Но мысли все равно возвращаются к рыжей занозе, не переставая терзать мою голову и теперь меня обуревает вопрос: в курсе ли брат, что его ненаглядная развлекается в клубе, пока он посвящает ей свои сраные стишки и стирает кожу с ладони, фантазируя о гребанных веснушках.

«Пффф…», — тяжело выдыхаю и провожу рукой по волосам.

***

Андрюха, как и предполагалась, участвует еще в одном конкурсе, но вокал, как оказалось, не сильная его сторона, поэтому друг возвращается огорченным настолько, что, не сдержавши эмоции, опрокидывает в себя стопку текилы. С достоинством принять поражение нас учили на тренировках!

Ободряюще хлопаю Юдина по плечу, ведь искренне желал другу победы, потому как в этом конкурсе призом оказалась мужская майка. Неплохой вышел бы комплект.

— Пойду отолью, – в сердцах оповещает Юдин.

— Не обязательно передо мной отчитываться, — усмехаюсь.

Андрюха показывает мне средний палец и скрывается в клубных кулуарах.

Перевожу внимание на сцену, где происходит очередное безобразие. Ее оценивающие взгляды и посылаемые сигналы я чувствую на расстоянии. Повернув голову в сторону источника раздражителя, замечаю за соседним столиком компанию девушек. Одна из них заискивающе смотрит на меня и призывно улыбается, накручивая блестящую прядь волос на палец. Жеманно ведет плечом, сообщая, что сегодня в моем полном распоряжении. Определенно, она в моем вкусе: стройная, светленькая, с аккуратными мягкими чертами лица. И она не рыжая. Я ненавижу рыжих.

Поднимаю пузатый бокал и салютую, давая понять, что ее понял. Блондинка наигранно кокетничает и смущенно отводит выразительно-подведенные глаза.

«Серьезно?» — выгибаю бровь. — «Ой, да брось. Максимум через час ты этими невинными глазками будешь смотреть снизу вверх, сидя на полу кабинки мужского туалета. Все вы такие скромницы».

За нашими бессловесными гляделками я теряю счет времени и возвращаюсь в реальность лишь тогда, когда понимаю, что друга слишком долго нет.

Сколько ж литров он там отливает?

Подмигнув девушке, встаю из-за столика и пересекаю танцпол. Затем заворачиваю в темный длинный коридор, ведущий в сторону туалетов. Здесь музыка звучит приглушенней, а дым не так разъедает глаза.

В конце коридора различаю возню и холодный голос Андрюхи:

— Тебя же по-хорошему попросили отвалить.

— Слышь, твое какое дело? Ты ссать шел? Вот и иди, – в ответ ему раздается хриплый баритон. — Мы сами разберемся, правда красавица?

Торможу пятками, вычленяя беспорядочное копошение:

—Убери от меня руки! – вопит писклявый женский голос.

— Да вы охренели, мужики? — Андрюха дергается в сторону мужика, которого я не мог разглядеть из-за спины девушки.

А потом слышу глухой хрусткий удар и испуганный визг нескольких голосов.

Твою мать.

Рву последнюю передачу в темную бездну и нахожу скрюченного на полу друга, прижимающего к носу ладони, испачканные кровью.

— Сука! – рявкаю я под пронзительные женские вопли.

А дальше ярость настолько затмевает мое сознание, что опоминаюсь я только тогда, когда один из охранников крепко сдерживает мои сцепленные за спиной руки, а двое мудаков валяются с разбитыми рожами. Мои зубы скрипят и крошатся. Я дышу через рот, не забывая материться.

— Господи, Господи… — шепчет себе под нос девица у стены, прикрыв руками губы и смотря куда-то в сторону.

Прослеживаю за ее взглядом и охреневаю, когда вижу стонущего друга и склонившуюся над ним знакомую копну пшенично-медовых волос. Она сидит на корточках, прижимая к Андрюхиному носу пресловутые трусы в горошек.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍