Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

Гилленшмидта пехотой – 13 тыс. штыков – это почти целая пехотная дивизия. Плюс 46-й армейский корпус, пусть и слабого состава. Однако генерал Брусилов не дал главного – средств для непосредственного производства прорыва: должного количества артиллерии, в том числе тяжелых батарей. Легкие орудия не смогли проделать в обороне противника надлежащих брешей, и потому удар дивизий 4-го кавалерийского корпуса захлебнулся, несмотря на тот факт, что неприятельские окопы защищались спешенными кавалеристами венгерской конницы и польскими легионерами.

Противник имел на противостоящем русскому 4-му кавалерийскому корпусу участке 1, 9 и 11-ю кавалерийские дивизии, а также Польский легион. Укрепленная полоса здесь состояла из 3 линий траншей с 3 полосами проволочных заграждений по 4 ряда кольев, а также фугасы. На наиболее опасных участках окопы были усилены несколькими бетонными капонирами для пулеметов и противоштурмовых 57-мм орудий.

Откуда же взялось столько огневой мощи у этих спешенных кавалерийских дивизий, оказавших русским надлежащий отпор? Ответ прост: в ходе боев 1916 г. австрийским кавалерийским дивизиям придавались пехотные батальоны. Это при том, что созданные еще в 1915 г. при кавалерийских дивизиях стрелковые дивизионы (из спешенных конников) как раз в 1916 г. были развернуты в стрелковые полки. Русская разведка отмечала, что у неприятеля «кавалерийские дивизии в рассматриваемый период превратились в полупехотные путем не только разворачивания стрелковых дивизионов в полки, но и придачи кавалерийским дивизиям пехотных батальонов и даже полков. Подобно пехотным дивизиям, и кавалерийские теперь входят в состав корпусов (армейских и конных)»[154]. Например, в 4-ю кавалерийскую гонведную дивизию графа Маренци был включен 3-й босно-герцеговинский полк, в 7-ю кавалерийскую дивизию генерала Мицевски – 16-й ландверный полк.

Соотношение сил на участке прорыва группы Гилленшмидта изначально было не в пользу войск Брусилова: русские – 14 400 штыков и 6526 сабель против 27 500 штыков и 9700 сабель. Поэтому в 4-й кавалерийский корпус к моменту наступления передали 3-ю Кавказскую казачью дивизию и 7-ю кавалерийскую дивизию. Также сюда же был переброшен 46-й армейский корпус, южнее которого находился 5-й кавалерийский корпус. Русские не имели решительного перевеса в силах и средствах, чтобы конница смогла бы прорвать неприятельскую оборону.

Еще на совещании командармов в Волочиске 5 апреля главкоюз А. А. Брусилов указал (правда, последним пунктом в обширном списке указаний): «В прорыв, образовавшийся после атаки, надлежит пускать конницу, не считаясь с потерями, и направить ее в глубокий тыл противника, где конница найдет широкое поле для использования своих боевых качеств при действиях массами»[155]. 15 апреля командарм-8 представил генералу Брусилову оперативный план атаки 8-й армии. Согласно этому плану, правый фланг армии должен был обеспечивать атаку по центру на Луцк, оставаясь в стороне от общего наступления. Главкоюз остался недоволен тем, что 4-й кавалерийский корпус останется вне участия в наступлении, и потому, как говорилось выше, усилил корпус еще двумя кавалерийскими дивизиями. А для поддержки сюда же был направлен 46-й армейский корпус. Затем к группе Гилленшмидта был подтянут и 5-й кавалерийский корпус.

Удар конной массой на Ковель должен был проводиться по приказу Ставки. Директива М. В. Алексеева от 18 мая гласила:

«…10. Дабы при благоприятных условиях использовать успех 8-й армии и развить действия сильным конным отрядом в направлении на Ковель, Западному фронту временно передать в состав 4-го кавалерийского корпуса 3-ю Кавказскую кавалерийскую дивизию и спешно перебросить еще одну кавалерийскую дивизию в район Высоцка, Городище на Горыни.

11. Главкоюзу полезно изыскать способы усиления этого конного отряда еще одной конной дивизией из войск своего фронта. Разработка действий этого отряда возлагается на Юго-Западный фронт, ибо самые действия должны развиваться в полном взаимодействии с задачей 8-й армии»[156].

Таким образом, передав в группу Гилленшмидта те войска, что предназначались штабом 8-й армии для пассивного обеспечения главного удара (46-й армейский и 5-й кавалерийский корпуса), штаб фронта вынуждал А. М. Каледина и его помощников озаботиться организацией удара конницей на Ковель. Хуже всего было то, что кавалерийские начальники – и Гилленшмидт и Вельяшев – сочувствовали Каледину, а не Брусилову, разделяя мысль о пассивной задаче для кавалерийских корпусов.

В качестве первоочередной цели 4-му кавкорпусу было поставлено: «Прорваться в общем направлении на Ковель с целью разгромить тыл противника, уничтожая его запасы, склады, железные дороги, внося беспорядок в его тыл, и тем способствовать продвижению 8-й армии и большему разгрому живой силы противника». Казалось бы – куда уж яснее? Однако высшими штабами забывалось, что только пехота – хорошая пехота, при поддержке мощной артиллерии, может пробить оборону врага, а уже потом туда бросается кавалерия. Участник войны справедливо писал: «При прорыве укрепленной полосы противника конница сосредоточивается сзади и выжидает результаты атаки своей пехоты. Когда последней пройдены вторая и третья линии укреплений, когда противник принужден обратиться к маневру, конница атакующего стремительно бросается вперед на образовавшиеся фланги и тыл, помогая пехоте расширить прорыв. В последнюю войну, зачастую, с прорывом лишь одной первой линии, русское командование требовало от своей конницы развития успеха, по справедливости не получая такового»[157].

Командарм-8 вообще не сочувствовал идее прорыва неприятельской обороны конницей, а главкоюз пытался задействовать в наступательной операции все свои силы, дабы сковать противника по всему фронту и свершить ряд прорывов на различных участках, чтобы раздробить единство неприятельской обороны. Когда штабы армий подавали в штаб фронта свои предварительные планы, Каледин вообще отвел 4-му и 5-му кавкорпусам, плюс 30-й армейский корпус, роль прикрытия правого фланга армии.

Брусилов заставил 8-ю армию дать коннице наступательную задачу. В итоге Каледин перевел 30-й армейский корпус ближе к ударной группе, а 5-й кавалерийский корпус – за группу Гилленшмидта, то есть отнесся к идее штаба фронта сквозь пальцы, не следил и не подталкивал кавалерию так, как это следовало бы сделать. Вот и вышло, что ничего не вышло.

Войска 8-й армии бросились вперед 23 мая 1916 г., после более чем суточной артиллерийской подготовки, сразу же добившись блестящих успехов при прорыве австро-венгерской обороны. Уже к исходу третьих суток противостоявшая русским 4-я австрийская армия эрцгерцога Иосифа-Фердинанда была уничтожена и рассеяна (сам командарм-4 подал в отставку и был сменен генералом Терстянски), и был взят Луцк. Генерал-квартирмейстер германского Восточного фронта М. Гофман писал, что отступление 4-й австрийской армии «носило характер беспорядочного бегства»[158].

Первой в Луцк ворвалась 4-я стрелковая Железная дивизия А. И. Деникина, который на своем опыте мог убедиться, как сильно не хватало конницы победоносной пехоте 8-го и 40-го армейских корпусов. В 1931 г. Деникин в статье «Железная дивизия в Луцком прорыве. 1916–1931» писал: «Представляется необъяснимым отсутствие за фронтом намеченного прорыва сильных резервов и конной массы для развития удара… Конница 8-й армии