Училка и мажор - Юлианна Орлова

Произносит, практически причмокивая от предвкушения и взирая на меня так, как обычно смотрит удав на свою добычу.

И тут мой взгляд цепляется за рваный порез внизу живота, давно заживший, но смотрится он при этом не менее страшно. Рука иррационально тянется к отметине, легко касается подушечками пальцев. Шершавая, кожица заметно розовее. Такие вещи не случается, если ты ребенком упадешь с качели, например. Даже если ты после операции. Это совсем другое…это смотрится ужасно.

Весь мой вид точно достигает апогея шока, пока я веду вниз прямо под пояс штанов, не замечая больше ничего вокруг.

—Так уж и сразу, детка, — скользит в ухо почти что игривое утверждение. Но с ноткой предупреждения. Едва заметно, но ощутимо. Мои пальцы распускают ремень, приспускают брюки, и я абсолютно не стесняясь вижу продолжение шрама. Огромный рубец толщиной в два пальцы и практически на все бедро «украшает» такую идеальную фигуру. Воздух моментально выбивается из легких, а рука опускается на кровать словно не живая. Трусы топорщатся, а я так и смотрю «туда», в отметину, которую никому бы не пожелала иметь.

—Что это? — сиплю. На глаза наворачиваются слезы. Одному Богу известно, как же больно было парню, когда это, что бы это на самом деле ни было, с ним случилось.

—Упал, очнулся, гипс, — грубо летит в ответ, а затем брюки возвращаются на место, следом и рубашка.

Становится холодно. Зябко. Рустам встает и поворачивается ко мне спиной, одеваясь спешно и довольно резкими движениями. Я молчу, он молчит. Мы словно стали чужими. Все как будто перевернулось с ног на голову.

26. Завеса тайн

ГЛАВА 26

БЕЛЫЙ

Как будто в холодную воду окунает, с головой так, чтобы захлебнуться. Один вопрос, а столько воспоминаний, впивающихся в мой мозг острыми иглами. Сам не помню, как все получилось, помню только ту душераздирающую боль, что внезапно пронзила меня. Так случается, если твоя жизнь, к которой ты так привык с декорациями под названием “Счастливая семья” вдруг заканчивается, а на самом деле этой семьи и не было никогда, так…одна видимость. И все бы ничего, если бы долбанный театр абсурда не закончилась трагедией, где одна навсегда исчезла, а второй продолжает жить и творить зло.

Вася дергается, сжимается, а я не могу себя до кучи собрать, все в голове так и крутит ту ситуацию и абсолютно глупую аварию, в которую я попал, чуть не лишившись жизни.

—Извини, мне не стоило, — тихо шепчет мне в спину, а затем слышится шуршание одежды, и вот тоненькая фигурка пытается выйти из комнаты, мой триггер. Я хватаю Васю за руку и пригвождаю к себе одним рывком. Усаживаю на колени и зарываюсь лицом в копну пушистых волос. Пару секунд отдышаться и успокоиться, она на меня действует только так, что всю жизнь бы так сидел с ней.

Мы сидим молча, и только обоюдное сбившееся дыхание между нами. Внезапно Василиса начинает гладить меня по голове, успокаивающе и так нежно, что я на мгновение отпускаю свою злость и просто наслаждаюсь моментом.

Такое же ощущение дарила мне мать, которая была светом в царстве тьмы. И всегда говорила одно и то же «будь спокоен, я люблю тебя, это самое главное».

Вася прижимается ко мне и уже увереннее обхватывает руками, и я синхронно повторяю за ней. Сильнее прижаться друг к другу просто невозможно. Слова сами льются из меня.

—Я попал в аварию, когда узнал, что моя мама погибла. Ее сбила машина сразу после того, как она застала отца с малолеткой. Я как раз ехал домой, когда мне сообщили, а дальше…только скорость обычно меня отвлекала, я ею напитывался, чтобы боль свою заглушить. Всегда работало, что бы ни случилось. А тут… просто не снял ногу с педали газа, все заволокло дымкой. Клык только в курсе, как это произошло, я с ним на связи был в этот момент. Топил за двести двадцать, машина в хлам, и я тоже должен был. Но я здесь. Она меня спасла, потому что, когда все случилось, я помню лишь то, что меня держала за руку мама и просила быть сильным. А я дал слабину, как видишь.

Когда заканчиваю свой рассказ, Вася уже успевает залиться слезами, веду пальцами по бледным щекам и собираю по крупинкам эту сладкую горечь.

—Я…мне правда очень жаль, я тогда еще сказала…мне так стыдно, — закрывает руками лицо и снова всхлипывает.

—Не говори чушь, все хорошо, это уже случилось, тут слезами не поможешь. Прекрати плакать. Она никогда не плакала, и никогда бы не хотела, чтобы по ней слезы лили. Все, — целую в висок и сам успокаиваюсь, просто покачивая свою девочку на руках.

—А что с твоим здоровьем сейчас?

Черт, приятно-то как.

—О той страшной аварии напоминает лишь этот шрам и периодическая боль в колене при плохой погоде. Если тебя не смущает это, то обязуюсь ходить голым при тебе постоянно, только не в универе, лады? Мой слоник немного смущается.

Вася прыскает уже от смеха, легонько бьет меня кулачком в грудь, а я перехватываю руку и целую в распахнутую ладошку. Маленькая такая.

—Только ты мог такую ассоциацию провести.

—Не смейся у меня были плавки со слоником в три года, с тех пор я еще не был более модным. Да-да.

Малышка уже не может сдержаться от громкого хохота, а вместе с ней, и я немного отпускаю ситуацию. Переключиться надо, отвлечься. И ей, и мне.

—Ты даже в серьезные моменты умудряешься заставить меня смеяться.

—Стараюсь, малыш. Если бы не юмор, я бы давно слетел с катушек.

Вася осторожно берет мое лицо в ладошки, а я от удовольствия разве что не мурчу.

—Так мы идем на свидание, или нет? Я зря готовилась?

—В этом платье точно не идем, чулки оставь, конечно, — жадно облизываюсь, предвкушая, как я их сниму с нее. Чуть позже. Не сейчас.

Вася хмурится, а затем и вовсе негодующе смотрит на меня.

—Но мне нравится это платье.

—В этом проблема. Она слишком охрененное, чтобы в нем куда-то идти. Джинсы и свитер, кроссовки. Волосы максимум в косу и куртка сверху.

Чтобы еще не сдуло мою малышку. Интересно, когда я вообще думал о таких вещах? И тут в голову приходи однозначный ответ: никогда я не думал о том, чтобы кто-то из моих не заболел. Там это было скорее для взаимного удовольствия,