Время прощать - Джон Гришэм

— Что сомнительно.

— Очень сомнительно.

— Я возвращаюсь к своему вопросу, — не унимался торговец. — Как они могут позволить себе такую аренду?

— Брось, Говард. У них же куча льгот, и они умеют водить систему за нос. Талоны на продукты, субсидии на несовершеннолетних детей, государственные пособия, пособия по безработице, дотации на жилье… Они, не отрывая задницы, имеют больше, чем многие люди, работающие по сорок часов в неделю. Посели пять-шесть таких нахлебников в одном доме, собери все их чеки на льготы — и не нужно заботиться об арендной плате.

— Это правда, но ферму Саппингтона не призна́ют субсидируемым жильем.

— Вероятно, мемфисский поверенный дает ей деньги в счет будущего гонорара, — предположил адвокат. — Черт, может, он заплатил ей за то, чтобы получить это дело? Подумайте: если он выдал ей заранее более пятидесяти, если не ста тысяч наличными, а потом, на финише, огребет половину наследства, это неплохая сделка. Плюс он, возможно, возьмет процент по своей ссуде.

— Но разве, учитывая этические соображения, он имеет право так поступать?

— Вы имеете в виду, может ли адвокат обманывать?

— Или покупать клиента.

— Этика, — спокойно ответил адвокат, — определяется тем, застукали тебя или нет. Если не застукали, значит, никаких правил этики ты не нарушил. Сомневаюсь, что Систранк проводит много времени за чтением последних руководств по вопросам этики, издаваемых Американской ассоциацией юристов.

— У него времени не хватает даже на то, чтобы читать, что о нем пишут в прессе. Когда он опять приедет?

— Судья Этли назначил слушания на следующую неделю, — сообщил адвокат.

— И что они, по-вашему, собираются делать?

— Подадут кучу ходатайств, опять, возможно, устроят цирк.

— Он будет дураком, если снова появится здесь в черном «роллс-ройсе».

— Не сомневаюсь, что именно в нем он и появится.

Всеобщее внимание привлек страховой агент:

— У меня есть двоюродный брат в Мемфисе, он работает в судебной системе, так вот он говорит, что у Систранка долги по всему городу. Он много зарабатывает, но еще больше тратит и вечно прячется от банков и кредиторов. Два года назад купил самолет, и он его чуть не разорил. Банк изъял самолет за неплатеж, потом подал иск против Систранка. Тот заявил, что это расистский заговор. Устроил шикарное празднество в честь дня рождения жены, третьей по счету, снял гигантский ресторанный шатер, нанял цирковую труппу, заказал катание в конных упряжках для всех детей, роскошный обед с лобстерами и крабами, вино лилось рекой. После этого все чеки, которыми он расплачивался, были возвращены банком за неимением средств на счете. Ему уже грозило банкротство, но тут он добился соглашения по делу какой-то пароходной компании на десять миллионов и со всеми расплатился. То есть его все время бросает то вверх, то вниз.

Некоторое время все обдумывали услышанное. Официантка наполнила чашки обжигающим кофе.

— Вы ведь на самом деле не голосовали за Майкла Дукакиса, правда? — Риелтор посмотрел на адвоката.

Это было неприкрытой провокацией.

— Голосовал и сделал бы это снова, — ответил адвокат.

Кто-то грубо захохотал, кто-то притворно захихикал. Среди присутствовавших адвокат был одним из всего двух демократов. В округе Форд Буш собрал шестьдесят пять процентов голосов.

Другой демократ, один из «старикашек», поспешил переключить внимание окружающих:

— Когда начнется инвентаризация имущества Хаббарда? Должны же мы знать, из чего оно состоит, правда? Я хочу сказать: вот мы сидим тут, гадаем, препираемся по поводу имущества, завещания и прочего. А разве мы не имеем права как граждане и налогоплательщики согласно Закону о свободе информации знать все точно? Я полагаю, имеем.

— Это не вашего ума дело, — осадил его торговец.

— Может, и так, но я действительно хочу знать. А вы что — нет?

— Мне совершенно безразлично, — ответил торговец.

Его замечание было встречено взрывом издевательского смеха.

— Для проведения инвентаризации, — сообщил адвокат, когда шум стих, — должен быть назначен администратор, который приступит к делу по распоряжению судьи. Официально временны́х рамок для этой процедуры не существует. А при таких размерах состояния остается только догадываться, сколько времени уйдет на то, чтобы выявить и оценить все, что принадлежало Хаббарду.

— О каких размерах вы толкуете?

— О тех же, что и другие. А точно мы ничего не узнаем, пока управляющий не предоставит результаты своей работы.

— Я думал, он называется исполнителем завещания.

— Не в том случае, когда исполнитель отказывается выполнять свои обязанности. Тогда суд назначает управляющего. В данном случае это некий адвокат — кажется, уже полуотставной — из Смитфилда. Квинс Ланди, старый друг судьи Этли.

— Ему будут платить из наследства?

— А откуда же еще возьмутся деньги?

— Понятно. Кому еще будут платить из наследства?

— Адвокату по утверждению завещания. Сейчас это Джейк, но я не уверен, что он им останется. Ходят слухи, будто он уже сыт по горло мемфисскими юристами и подумывает о том, чтобы соскочить. А кроме того, из наследства оплачиваются администратор, бухгалтеры, советники по налогам и прочая публика.

— А кто платит Систранку?

— Полагаю, он заключил контракт с этой женщиной. Если дело будет выиграно, он получит определенный процент.

— А какого черта Руфус Бакли вертится рядом?

— Он — местный представитель Систранка.

— Гитлер и Муссолини. Они поставили перед собой задачу оскорбить каждого жителя округа Форд?

— Похоже на то.

— И рассматривать дело будет суд присяжных?

— О да, — ответил адвокат. — Похоже, суда присяжных хотят все, включая судью Этли.

— А судье-то зачем?

— Очень просто. Чтобы снять с себя ответственность. Тогда ему не придется принимать решение самому. Тут и победа, и проигрыш будут нешуточными, а с вердиктом, вынесенным присяжными, никто не сможет возложить вину на судью.

— Ставлю десять против одного: жюри вынесет вердикт не в пользу этой женщины.

— Не будем спешить, — возразил адвокат. — Давайте подождем несколько месяцев, дадим судье Этли расставить все по своим местам, упорядочить, спланировать и подготовиться к процессу. А накануне открытия суда сделаем ставки. Я с огромным удовольствием положу в карман ваши денежки.

— Где они наберут двенадцать человек, которые ничего не слышали об этом деле? Все, кого я знаю, имеют о нем собственное мнение, и, черт возьми, можете быть уверены: каждый африканец на сто миль вокруг мечтает урвать свой кусок. Я слышал, Систранк мечтает перенести суд в Мемфис.

— Его нельзя так просто взять и перенести в другой штат. Но ходатайство об этом Систранк подал.

— А разве Джейк не пытался в свое время перенести суд над Хейли в более дружественный округ, в такой, где больше черных?

— Пытался, но судья Нуз отклонил прошение. Хотя тот процесс был куда менее крупным, чем этот.

— Это уж точно. Ведь тогда на кону не стояло двадцать миллионов.

— Как вы думаете, — поинтересовался у адвоката «старикашка»-демократ, — может Джейк в принципе выиграть это дело?

Все на минуту замолчали и уставились на адвоката. Такой вопрос за последние три недели ему в этом же зале задавали по крайней мере раза четыре.

— Зависит от обстоятельств. Если Систранк будет участвовать в процессе, Джейку победы не видать. Если же он сам станет вести дело, я бы расценил его шансы как пятьдесят на пятьдесят, — ответил адвокат, никогда в судебных процессах не участвовавший.

— Я слышал, недавно у него появилось секретное оружие.

— Что за оружие?

— Говорят, Люсьен Уилбэнкс снова стал появляться возле здания суда. И вовсе не для того, чтобы выпить. Полагают, он вертится вокруг конторы Джейка.

— Да, он вернулся, — подтвердил адвокат. — Я сам видел, как Люсьен в архиве просматривал поземельные книги и завещания. Он ничуть не изменился.

— Печально слышать.

— Как вам показалось, он был трезв?

— Более или менее.

— Конечно, Джейк не захочет подпускать его к жюри.

— Сомневаюсь, что судья Этли позволит ему даже присутствовать в зале.

— Он ведь не имеет права адвокатской практики, не так ли?

— Так. Он был лишен его бессрочно. Подать прошение о восстановлении может только через восемь лет.

— Лишен бессрочно, но на восемь лет?

— Да.

— Но это же бессмыслица.

— Таков закон.

— Закон, закон…

— Кто сказал: первое, что нужно сделать, так это убить всех адвокатов?

— Наверное, Шекспир.

— А я думал, Фолкнер.

— Если дошло до цитирования Шекспира, — опять подал голос адвокат, — полагаю, мне пора уходить.