Дневники казачьих офицеров - Михаил Фостиков

Надо иметь в виду, что повсюду в этом районе глубина реки доходила лишь до колена человека среднего роста, а наших проволочных заграждений нигде не было!

Как потом выяснилось, глубина воды измерялась только у Чонгарского моста, где она действительно была выше всадника, а что касается фундаментальных установок тяжелой артиллерии, то они походили на детские сооружения, а сама тяжелая артиллерия действовала с ограниченным числом снарядов.

Одновременно с натиском на Кубанскую бригаду красные заняли в лоб наши позиции на Перекопе. Части не в силах задержать противника и начали отступать на этом участке — это было началом общего отступления на юг. Тылом овладела паника.

28 октября я получил приказ об отходе на Феодосию и план эвакуации Крыма. По этому плану для всех кубанцев была назначена посадка на пароходы с указанием, что пароход «Аскольд» должен быть уступлен под раненых и для эвакуации казенных учреждений в Феодосии.

Отдав приказ пехоте идти форсированным маршем к Феодосии, я с конницей (конвойная команда и Запорожский дивизион) спешно двинулся в город, куда и прибыл 29 октября в полдень. Здесь я застал полное столпотворение, — в город стекались все тылы правого фланга нашей армии (пехота 6-й дивизии, танковые части с танками, резервные, запасные и формирующиеся конные части генерала Барбовича[89] и др.). Улицы Феодосии были совершенно забиты брошенными подводами, колясками, тачанками и бродящими, покинутыми верховыми лошадьми. На пристани нельзя было пробиться к пароходам, которые были перегружены людьми всевозможных частей и беженцами.

По плану для Феодосии было назначено пять пароходов («Владимир», «Дон», «Аскольд» и еще два) с хорошим водоизмещением, но в них был погружен уголь для Керчи, куда они и ушли, с тем чтобы спешно выгрузить там уголь и прийти в Феодосию обратно. Вместо пяти пароходов, первоначально мне данных, я имел в распоряжении лишь два — «Дон» и «Владимир», так как «Аскольд» был выделен под раненых и учреждения.

Чтобы подойти к пароходам, мне пришлось применить силу юнкеров Алексеевского и Константиновского училищ и Запорожского дивизиона. Очистив пристань и разгрузив «Дон» и «Владимир», я вновь приказал начать погрузку их под наблюдением назначенных комендантов. К вечеру подошел Кубанский партизанский пеший полк и некоторые части генерала Цыганка, который сам с остальными пехотными частями почему-то задержался у села Владимирова, куда я ему и отправил приказ немедленно идти к берегу, в Феодосию.

В город беспрестанно прибывали все новые партии чинов и части, которые должны были производить посадку в других пунктах. Посадить всех прибывших сюда не представлялось возможным, а потому мной был отдан приказ, чтобы все своевольно прибывшие в Феодосию разобрали перевозочные средства, от которых я смог освободить лишь главную для движения улицу города, вывезя все с этой улицы за город.

Многие не потерявшие дисциплину группы и небольшие части, выполняя мой приказ, доехали все-таки до пунктов своих посадок. Тогда же дан приказ генералу Цыганку (в село Владимировка) по пути к городу не допускать других к Феодосии, а направлять их к своим указанным пунктам. О конной Кубанской дивизии (генерал Дейнега[90]) до вечера 29 октября я сведений не имел и терялся в догадках о месте ее нахождения.

29 октября вечером я связался по радио с генералом Врангелем, донес ему о катастрофическом положении в Феодосии и о неприбывших двух пароходах ко мне; просил его отдать распоряжение генералу Абрамову не задерживать пароходы, предназначенные для кубанцев, у себя. В свою очередь просил генерала Абрамова по радио спешно отправить ко мне пароходы, хотя бы и к утру.

30 октября их не было в Феодосии. Посадка на «Дон» и «Владимир» шла в установленном порядке, и к вечеру пароходы были загружены до отказа, людям нельзя было сидеть, все стояли. Пристань была по-прежнему забита чинами различных частей, беженцами и остальными. Оставались непогруженными части кубанской пехоты генерала Цыганка и Кубанской конной дивизии генерала Дейнеги, которая, как это я, наконец, узнал, находилась в арьергарде всех частей, отступающих через Симферополь. И здесь не обошлось без эксплуатации казаков — оторвали от посадки дивизию для того, чтобы она прикрывала противоположное своему направление, тогда как там, в том направлении, находилась вся конница генерала Барбовича, которая под прикрытием моей Кубанской дивизии раньше всех погрузилась в своем пункте.

Имея сведения, что мои пароходы из Керчи до вечера 30 октября не отпущены, я сообщил генералу Абрамову, что свою конную дивизию и пехоту направляю для посадки в Керчь на пароходы, предзначенные для кубанцев, так как в Феодосии погрузить их за неимением мест нельзя. Генералу Цыганку приказал дождаться во Владимировке генерала Дейнегу и с ним вместе уже идти в Керчь. Такое распоряжение отдал потому, что мне доложили — генерал Абрамов мои пароходы отпускать из Керчи не хочет.

О своем распоряжении доложил генералу Врангелю по радио и впервые упрекнул его в непослушании ему подчиненных генералов, которые забирают пароходы не для участников нашего движения и мне данных кубанцев, а для других. На пристань в Феодосию прибывали все новые и новые партии частей, чьи командиры вовсе не знали, куда им деваться и где их погрузка. Некоторых из этих партий удалось уговорить отправиться к своим пунктам на подводах.

Одной из задач, данных мне генералом Врангелем, была приведение в негодное состояние машин и клише экспедиции заготовления государственных бумаг, что и было выполнено 30 октября.

Что меня поразило при эвакуации Феодосии, так это наличие там массы танков и тяжелой артиллерии еще за день до моего прибытия. Это свидельствует о том, что эти части на фронте не были, — для чего же они существовали и формировались? Почему эти части не были выдвинуты на Перекоп и к Сивашу после военного совета и не упоминались в плане генерала Шатилова? Танки и тяжелая артиллерия были свалены с пристани в море по моему приказу, некоторых чинов этих частей пришлось, в силу необходимости, погрузить, но большинство из них отправились на конных подводах к своим пунктам назначения.

Вечером 30 октября во многих местах города были произведены поджоги и нападения с целью грабежа, но мне не удалось эти случаи ликвидировать силой. С темнотой того же дня большая часть воинских чинов, находящихся на пристани, ушла в горы — в зеленые, участь их мне неизвестна.

Ночью с 30 на 31 октября прибыл офицерский головной разъезд от генерала Дейнеги, который, двигаясь по дороге южнее села Владимировка, приближался с конной дивизией к Феодосии. Разъезд привез мне донесение Дейнеги, в котором он сообщал о своем приближении и причинах запоздания дивизии. По приказу начальника штаба главкома (генерала Шатилова) дивизия до Симферополя прикрывала отход добровольческих частей на Ялту и Севастополь, а из Симферополя ей было приказано направляться для погрузки в Феодосию.

Генералу Дейнеге был послан приказ спешно идти для погрузки в Керчь, а по дороге это приказание передать и генералу Цыганку. 30 октября ночью от их частей прибыли партии казаков в Феодосию, также прибыла небольшая партия терцев.

К утру 31 октября на пристани набралось много казаков, которых открыто грузить было нельзя, — иначе был бы бунт и стрельба по пароходам тех, кому обещана погрузка на прибывающие пароходы. Приходилось успокаивать обреченных этой неправдой, так как уже стало известно, что генерал Врангель больше не пришлет пароходов. До утра 31 октября от него ничего не было, кроме того, я имел сведения, что посадка во всех пунктах идет скверно и с большими трудностями, часто приходилось оставлять своих близких родственников, семьи беженцев и т. д.

Перед самым рассветом 31 октября получил донесение от обоих моих генералов, что они выступили в Керчь.

31 октября. Настал жуткий день в отношении тех, кто был обречен на оставление в Феодосии, берег был усеян людьми, ожидавшими посадки. В полдень я приказал пароходам «Владимир» и «Аскольд» отойти от пристани и стать в одной версте от нее, до нового распоряжения. Эти пароходы были загружены до отказа, коменданты их получили приказы до вечера утрясти людей насколько возможно и освободить хотя бы немного еще мест для принятия на пароходы. На «Дон», где находился я, можно было принять еще несколько сот человек, но я экономил эти места. У пристани я остался для успокоения бунтующих людей, которые дважды вызывали меня к борту парохода, целя из винтовок, и требовали посадки. Приходилось убеждать их, что я ожидаю подхода еще одного парохода и поэтому остаюсь у пристани.

На берег мной было командировано несколько человек с приказом предупредить казаков, оставшихся на берегу, с темнотой собраться двумя группами в намеченных мной местах берега залива вне пристани на 1–1,5 версты. С наступлением полной темноты с пароходов были посланы офицеры на лодках для подбора собранных казаков, что продолжалось до трех-четырех часов утра, когда пароходы вышли из залива и взяли курс на Константинополь. Из казаков могли остаться непогруженными только те, кто не был на пристани и в намеченных местах залива.