Дядя самых честных правил 4 (СИ) - Горбов Александр Михайлович

— Да что же это такое! Опять без меня всё самое интересное! Константин Платонович, вы не могли меня дождаться, а?

Мертвец пребывал в расстройстве и гневе одновременно.

— Это я тебя должен спросить, где ты шляешься, когда нужен.

— Так дорога там видели какая? Вы на дрожках проехали, а этот тарантас чуть не застрял. Пришлось в объезд деревни ползти, колесо чуть не слетело…

— Ну, извини, эти господа отказались тебя ждать.

Киж слез на землю и сделал обиженное лицо, как ребёнок, которому не купили леденец на палочке.

— Константин Платонович, вы в следующий раз потяните время, переговоры там, поторгуйтесь. Вот я бы приехал и с ними разобрался, вам бы не пришлось руки пачкать.

— Если тебе так хочется побузить, сходи за Александрой и Таней. А как вернёшься, возьми коня и навести этого, как там он…. Троекурова. Объясни ему доходчиво, что брать чужое не по-христиански.

Киж оживился и кивнул.

— Сделаю. Константин Платонович, тут живые есть, — он пнул носком сапога тело одного из опричников, — можно их…

— Выживут?

— Скорее всего, нет.

— Сначала за Таней с Сашкой, а потом добей, чтобы не мучились.

Я пошёл к дому и только шаге на третьем заметил, что хромаю. Кажется, во время схватки меня всё-таки задели, вон и штанина к бедру прилипла, мокрая от крови. Придётся хирургу латать ещё и меня.

Кое-как доковыляв до крыльца, я увидел крайне печальное зрелище. Светлячок, с опалёнными волосами и перепачканным гарью лицом, стояла на коленях и беззвучно плакала. Перед ней лежал Куприян и пустыми мёртвыми глазами смотрел в небо — шпага Еропкина не оставила ему шанса. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Весь род. Под корень. Без сожаления.

Глава 29

После драки

— Мяу!

Невесть откуда на крыльце появился Мурзилка и подошёл к Светлячку. Сочувственно мяукнул и потёрся о её руку.

— Мяу.

Кот потянулся и осторожно провёл лапой по щеке девушки, будто вытирал слёзы. Мурзилка обнял Светлячка за шею и ткнулся мордой ей в ухо.

— Мя-мя-мяу…

Светлячок вышла из ступора, заграбастала кота обеими руками и разрыдалась, зарывшись лицом в рыжую шерсть.

— Иди к остальным, — я поднял девушку, не выпускавшую из рук Мурзилку, — им нужна твоя помощь, а я здесь всё сделаю.

Отведя её в дом, я вернулся на крыльцо и присел подле Куприяна. Закрыл ему глаза и набросил покрывало, захваченное в гостиной. А затем призвал Анубиса.

Короткая проверка, и я с облегчением выдохнул. Чистая смерть — дух опричника не собирался возвращаться, с лёгким сердцем уйдя за грань. У него не осталось ни долгов, которые требовалось оплатить, ни родных. Я пожелал ему лёгкой дороги и мысленно пообещал устроить похороны по всем правилам.

— Константин Платонович. — На плечо легла ладонь Кижа. — Ступайте в дом. Вам нужно перевязать рану, вон крови сколько натекло. А насчёт Куприяна я распоряжусь, не сомневайтесь.

— Я тебя куда послал? Вот и делай, что сказано.

Киж помог мне встать, качая головой.

— Не идёт вам ворчать, Константин Платонович. Для этого Марья Алексевна и Настасья Филипповна есть.

Я отмахнулся от него и пошёл в дом. Рассечённое бедро и правда кровило и постепенно наливалось болью.

* * *

— Ох ты, горюшко какое! Да что же это такое делается, Костенька.

Настасья Филипповна слишком близко к сердцу восприняла моё ранение. До спальни я доковылял сам, упал на постель, но тут же был взят в кольцо заботы и хлопот. Горничные-орки притащили воды, и ключница взялась за моё лечение: разрезала штанину, вытерла кровь и промыла рану.

— Только приехал, а уже раненый, будто войны мало было.

— Настасья Филипповна, там хирург должен был приехать…

— И думать забудь! Пусть он твоих опричников штопает, коновал. Резаную рану я и сама зашью, чай не безрукая.

И точно — ключница профессионально обработала рану и наложила швы с помощью кривой иглы и шёлковой нити. Намазала сверху густую тёмную мазь и перебинтовала ногу. Я шипел, сжимая зубы, и терпеливо ждал окончания экзекуции.

— Где вы этому научились, Настасья Филипповна?

— С Василием Фёдоровичем, — ключница усмехнулась, — много чего делать приходилось. По молодости-то я смышлёной была, на лету всё схватывала.

Я только покачал головой: опять старые секреты. Чувствую, отжигал дядя полвека назад похлеще иных авантюристов. На его фоне я смотрюсь весьма бледно, чуть ли не пай-мальчиком.

— Константин Платонович!

В комнату стремительно ворвались Таня с Александрой.

— Вам очень больно?

— Как же вы так⁈

— Давайте мы вас…

— Со мной всё в порядке, — я помахал рукой девушкам, — небольшая царапина.

— Цыц! — Под взглядом ключницы они замолчали и стушевались. — Константину Платоновичу требуется покой, раскричались, как куры. И умойтесь сходите, стыд какой, будто поросята извазюкались.

Рыжая покраснела, а Таня потупила взгляд. И правда, было видно, что девушки только что из леса.

— Идите, — кивнул я им и подмигнул, — мы с вами позже соберёмся и обо всём поговорим. Вы сегодня большие умнички.

— Никаких разговоров, — напустилась на меня ключница, стоило девушкам выйти, — тебе покой нужен, рана вон какая…

— Царапина. Настасья Филипповна, не делайте из меня умирающего. Работы по горло, усадьбой надо заниматься, а не валяться кулём.

— А о здоровье кто думать будет? Сейчас начнёшь бегать, потом совсем свалишься. Хочешь делами заниматься — лежи и командуй отсюда. Я тебе Афоньку пришлю, пусть он бегает вместо тебя.

— Уговорили, — я похлопал ключницу по руке. — Спасибо за заботу.

— Ну а кто тебе ещё скажет, — заворчала она с нотками доброты в голосе, — молодой ты слишком. Были бы родители живы, они бы тебе ума вставили, а так мне да Марье Алексевне приходится. Если бы ты ещё слушал наших советов.

Она вздохнула, встала и чмокнула меня в лоб.

— Лежи, болезный. Сейчас прикажу тебе бульона принести, самое пользительное, чтобы кровь восстанавливать.

* * *

В спальне валяться не хотелось, и я перебрался в кабинет. Убрал в шкаф коробочку с лже-«Зудой» и улёгся на кушетку. Удобно устроился полусидя, вытянул больную ногу и накрылся пледом. Вот теперь можно с комфортом заниматься делами и принимать посетителей.

Настасья Филипповна, как и обещала, принесла мне чашку крепкого бульона и маленьких солёных сухариков.

— Попей, Костя. На петухе сварили, с травами.

— Спасибо. Марья Алексевна спит?

— Проснулась уже, — ключница улыбнулась, — помирать раздумала, даже отобедать соизволила.

— Очень хорошо. А как раненые?

— Ой, уже ходют, пререкаются между собой. Хирург сейчас их смотрит, обещает всех вылечить, если заплатят.

— Дай ему сколько просит. Флигель, где опричники жили, сгорел же? Выделите им здесь комнаты, пока не отстроим обратно.

— Разорение сплошное, — пробурчала ключница, — шуметь будут, сапогами топать.

— Ничего, это не надолго.

В дверь постучали, и в кабинет заглянул Киж.

— Разрешите, Константин Платонович?

Я кивнул, и мертвец беззвучно просочился внутрь. Настасья Филипповна забрала пустую чашку и вышла, оставив нас наедине.

— Что у тебя?

— Один из этих, — Киж кивнул на окно, — Еропкиных, живой остался. Сам перевязался, магией прижёг рану, — в голосе мертвеца прозвучало уважение, — и помирать не собирается. Вам он нужен или я его того?

Я не спешил отвечать. Бешенство, накатившее во время боя, отхлынуло, и можно было рассуждать спокойно. Ещё утром злость требовала помножить всех на ноль, но сейчас я отмёл этот вариант.

Во-первых, я не настолько кровожаден, как бы в армии не пытались навесить мне прозвище «мясник». Убивать без разбора, исключительно для мести не доставляет мне радости. Во-вторых, власти посмотрят на такие дела ой как нехорошо и могут устроить мне серьёзные проблемы. В-третьих, не хочется портить среди местного дворянства репутацию. Сейчас, после уничтожения нападавших, все будут знать о моей силе и не станут зря соваться. Но если я начну преследовать оставшихся Еропкиных, то на меня начнут коситься как на «отморозка». А против таких людей предпочитают объединяться и давить сообща. Оно мне надо? Тем более для моих планов нужны связи, знакомства и доброе имя.