Ковен отверженных - Айви Эшер

должна была догадаться. Но ребята были так уверены, что и вы, и другие старейшины будете справедливы и беспристрастны. – С вызовом делаю шаг к нему и продолжаю: – Позвольте кое-что прояснить и не стесняйтесь передать это остальным. Вы не вправе мною распоряжаться. Ничто из того, что вы сделаете или скажете, не заставит меня выбрать вашего сына или его ковен. Того, чего вы так хотите и к чему пытаетесь меня принудить, никогда не случится.

Улыбка Клири едва заметно никнет, и он понижает голос, чтобы его не услышал никто, кроме меня.

– Ну же, Страж. Ты, как никто другой, должна знать, что иногда невозможное более чем возможно. Одно твое существование доказывает, что никогда не стоит говорить никогда.

Мое лицо бледнеет, и каждая мышца в теле напрягается от страха. Откуда он знает, кто я? Вообще-то я догадывалась, что кличка «Малышка Страж» может дойти до ушей старейшин, но не думала, что они разгадают ее значение.

Отбрасываю панику и бурлящие во мне вопросы и снова натягиваю маску безразличия.

– Я бы настоятельно рекомендовала не угрожать мне. Для всех, кто пробовал, это не заканчивалось ничем хорошим.

Старейшина Клири цокает.

– Тише, тише, Винна. Думаю, ты неправильно меня поняла. Я всего лишь стремлюсь к взаимопониманию. В конце концов, я твой опекун: я просто хочу сделать так, как будет лучше для тебя.

Мы холодно смотрим друг на друга, и по моим рукам пробегает вспышка пурпурной магии. Чем дольше длится эта молчаливая битва, тем больше темнеет, становясь фиолетовым, цвет моей магии, которую я даже не пытаюсь сдерживать.

– Что здесь происходит? – спрашивает Айла.

Услышав голос партнерши, старейшина Клири отводит от меня свой пристальный взгляд. Его глаза смягчаются, и он улыбается, когда Айла прижимается к его плечу. Воспользовавшись тем, что они сосредоточились друг на друге, я делаю несколько глубоких вдохов. Мне нужно успокоиться и не дать этому перерасти в нечто большее.

– Мы просто разговаривали, дорогая. Не о чем беспокоиться, – заверяет Клири свою партнершу, и они оба в ожидании смотрят на меня.

Я уклончиво пожимаю плечами.

– Разговоры, угрозы – для некоторых, видимо, все одно.

Протягиваю матери Эноха руку, и она машинально пожимает ее.

– Было приятно с вами познакомиться. Я не намерена сюда возвращаться. Так же, как не намерена становиться партнером вашего сына. Впрочем, вы тут ни при чем. Вы были очень добры ко мне, и мне не хватит слов, чтобы передать, как сильно я это ценю. – Сжимаю ее ладонь и ухожу, оставляя обоих с выражением шока на лицах.

Прохладный ночной воздух ласкает мое лицо, стоит мне только ступить на улицу. Не успеваю пройти и полутора метров, как меня окликает Энох. Его парни бросаются следом. Как же я устала и от них, и от этого жуткого ужина, и от всей ситуации в целом… Когда Энох подбегает и накрывает ладонью мое плечо, желая остановить, я резко оборачиваюсь и отпихиваю его в сторону.

– Как давно, черт возьми, ты знаешь о том, кто я?! – кричу я.

– О чем ты? Что случилось?

– Не смей врать мне, Энох. Быть не может, чтобы твой отец знал, а ты – нет. Кто еще знает? Другие старейшины? Вы, ребята? – Я смотрю на членов ковена. – Вы реально думали угрозами заставить меня образовать с вами связь?

Энох снова делает шаг вперед, но я угрожающим взглядом даю ему понять, чтобы он не смел приближаться.

– Кто тебе угрожал? О чем, черт подери, ты говоришь? – кричит на меня Нэш, выступая вперед.

– Я никогда вас не выберу. Вы никогда не получите мою магию. Так что держитесь от меня подальше, все вы!

Из моей груди вырывается фиолетовая вспышка. Она проходит сквозь Эноха и остальных, прежде чем раствориться в ночи. Этот импульс заглушает мой гнев, но и забирает последние остатки сил. Колени подкашиваются, отказываясь меня держать. Энох подскакивает и успевает поймать меня прежде, чем я рухну на землю. Он прижимает меня к себе, и в этих объятиях я начинаю дрожать и трястись.

Какого черта сейчас произошло?

Я стучу зубами так сильно, что не могу сказать ни слова, и мне кажется, будто мою голову завернули в тысячу слоев ваты, заглушив все внешние звуки. Парни кричат, но у меня получается разобрать лишь отдельные фрагменты. Энох подхватывает меня на руки, и моя голова безвольно прижимается к его груди. Он шагает в сторону дома, и я собираюсь с силами, чтобы попытаться вырваться. Мне плевать, если я умру прямо здесь, на этом постриженном газоне – а учитывая мое самочувствие, это вполне возможно, – но я не вернусь в его дом. Энох, по всей видимости, это понимает, потому что перестает шагать. Крики вокруг становятся громче, но у меня все равно не получается на них сосредоточиться. Я пытаюсь не отключиться, потому что знаю: если это произойдет, они отнесут меня внутрь, а этого я допустить не могу.

Моя дрожь перерастает в конвульсии, и, судя по полному ужаса лицу Эноха, со мной происходит что-то крайне серьезное. Я часто и отрывисто дышу, изо всех сил стараясь сказать хоть что-то, но мой рот отказывается слушаться.

Может, меня отравили?

В затуманенном сознании проносятся мысли о Талоне и ядовитой для него слюне оборотней. Я пытаюсь вспомнить, в какой момент мне могли что-то подмешать. Единственное, что я нормально поела, – это десерт. Чертов чизкейк и чертов старейшина Клири, наверняка подсунувший туда что-то. Я уверена, что это сделал он. Где-то рядом захлопываются дверцы, и я понимаю, что меня посадили на заднее сиденье. Чувствую, как начинает двигаться машина. Нэш наклоняется ко мне и накрывает ладонями мою голову и грудь. Его руки нагреваются в попытке исцелить меня, а мне кажется, что к моей коже прижали клеймо. Не в силах сдержаться, я издаю полный боли крик, раздирающий горло. Нэш тут же отдергивает руки, но боль не исчезает. Она заполняет меня, захлестывает, у меня не получается вынырнуть на поверхность и вдохнуть, и в этот самый момент я понимаю: что бы это ни было, кажется, это меня убьет.

Глава 24

Все болит. Не знаю, хорошо это или плохо. Болит – значит, я еще жива, но мне становится все труднее удерживать себя от мысли, что лучше бы уж все закончилось. Боль невыносима. Порой мне кажется, что меня сжигают заживо, порой – что с меня сдирают кожу. Получать руны было больно, но вот это – чем бы оно ни было – гораздо, гораздо хуже.

Человек, который держит меня, убирает с моего лица волосы и что-то говорит мне на ухо. Его дыхание ощущается так, словно в мою шею впиваются