Ягайло - князь Литовский - Геннадий Левицкий

— Сам Тохтамыш-хан поклялся, что сохранит жизни всем вышедшим из ворот города, — пообещал Семен.

— Целуйте крест, что слова ваши есть правда!.. — кричали москвичи.

Где-то нашли большой крест, и нижегородские князья по очереди к нему приложились.

Последняя клятва согнала со стен самых стойких, и спустя некоторое время кремлевские ворота распахнулись во всю ширь. И повалили из города толпы народа. Впереди шли архимандриты, игумены и попы с крестами, а за ними бояре и лучшие мужи, а уж потом простой народ и черные люди.

Московиты вышли в поле и принялись глазеть на обступивших их татар. Последние же спросили, кто так искусно руководил обороной города. В одном месте толпа раздвинулась, и в образовавшийся проход вышел князь Остей. Он был в доспехах, но без шлема, и редкие седые волосы развевались на ветру. Остей приблизился к татарским мурзам, и вдруг толпа ахнула и отхлынула назад. Это один из татар взмахнул кривой саблей, и отделившаяся от туловища голова литовского князя покатилась к ногам стоявших впереди толпы русских священнослужителей.

Убийство Остея послужило условным знаком для всеобщего избиения безоружных людей. Словно голодные звери набросились татары на толпу, неся смерть, не разбиравшую ни сословий, ни званий. Следом за литовским князем пали: Семен — архимандрит Спасский, архимандрит Иаков, многие игумены, попы, дьяконы, клирошане, чтецы церковные и певцы, чернецы и миряне, от юного и до старца, мужского и женского пола. И негде было обрести спасение, негде укрыться от беспощадного, разящего ордынского меча. Так дорого расплачивались московиты за свою, ничем не оправданную, доверчивость.

Обезумевшая толпа бросилась обратно к воротам, но ее успели окружить со всех сторон татары, и теперь методично сортировали попавшую в руки добычу. Стариков убивали, молодых уводили в сторону, чтобы потом продать в рабство в далекие страны, или использовать как мастеров в самой Золотой Орде.

Другая часть татар через распахнутые ворота ворвалась в кремль, и резня продолжалась в стенах города. И снова русская кровь обильно окропила деревянные московские мостовые. Многие пытались найти спасение в церквях, но, увы, их усилия были тщетны. Деревянные храмы татары сожгли вместе с защитниками, каменные же были взяты штурмом.

Накануне нашествия в московские соборы на хранение снесли из окрестных сел и со всего города множество книг: в иных церквях их было наложено от пола до самых стропил. И все погибло в огне, безвозвратно погибла бесценная память столетий. Были безжалостно разграблены алтари, похищены кресты, с чудотворных икон ободраны золото и серебро, жемчуг и драгоценные камни. Грабежу подверглись: великокняжеская казна, склады купцов, ремесленные мастерские и дома простых горожан. Ничем не брезговали завоеватели. Когда ничего не осталось брать, татары принялись сдирать одежду с пленных горожан, у кого она была получше.

Расправившись, таким образом, с московитами, не изъявившими своевременно покорности, Тохтамыш разделил свою рать на две части. Одна половина татарского войска взяла и разграбила Владимир — столицу великого княжества Владимирского. Такая же участь постигла и Переяславль, жителям которого, правда, удалось спастись в лодках на озере. Татары, весьма недовольные тем, что лишились живого товара, сожгли опустевший город дотла.

Другие татарские тумены взяли Юрьев, Звенигород, Можайск, Боровск, Рузу, огнем и мечом прошлись по многим селам и, наконец, приблизились к Волоку Ламскому. Здесь конница Тохтамыша напоролась на войско двоюродного брата Дмитрия Донского — Владимира Андреевича. В короткой сече татары потерпели сокрушительное поражение.

Едва вести о встрече с русским войском, во много крат преувеличенные, достигли ушей татарского владыки, он тотчас принялся собирать рассеянные по русской земле тумены. Памятуя о бесславной битве Мамая с Дмитрием на Куликовом поле, Тохтамыш поспешно повернул войско на восток. По пути он захватил Коломну и вступил на землю своего союзника — рязанского князя Олега.

Трудно провести хитроумного Тохтамыша, и расплатой за посланного в Москву гонца была сожженная Рязань. На том и закончился поход Тохтамыша. И, хотя обоз с добычей растянулся едва ли не на два десятка верст, хан не считал свое вторжение до конца удавшимся.

Дмитрий Донской возвратился в Москву через несколько дней после ухода татар. Трупы и головешки, испоганенные, поруганные соборы и груды обугленных бревен вперемешку с человеческими телами встречали своего князя. Увидев такое разорение, не сдержал слез суровый герой Куликовской битвы. Много ран на теле князя-воина, но самую глубокую рану получило сердце Дмитрия при встрече с родным городом.

Как ни тяжко сердцу, времени для переживаний не было. Нужно вновь возрождать стольный град, иначе не бывать Руси единой, а значит и свободной.

Для Дмитрия Донского дни осени 1382 года были самыми тяжелыми днями его жизни, ибо он видел в тот момент свое полное бессилие что-нибудь противопоставить Тохтамышу. И снова Москве пришлось платить унизительную и разорительную дань Орде.

А тем временем недобрые вести пришли с западных границ московского княжества. То было сообщение о смерти союзника Дмитрия — великого князя литовского Кейстута. Отныне в Литве безраздельно господствовал Ягайло, тот самый Ягайло, который два года назад вел войско к Куликову полю на помощь Мамаю. И неизвестно: решился бы Тохтамыш на этот набег, если бы литовский трон не захватил Ягайло? Со смертью Кейстута у Дмитрия московского оборвалась последняя надежда найти в Литовском государстве верного союзника для борьбы с Золотой Ордой.

33. Беглецы

Всю ночь скакали три всадника, не зная отдыха. Лес сменяли истоптанные скотом и утратившие яркую первозданную весеннюю свежесть долины. Изредка появлялись возделанные поля, на которых одиноко стояли обмолоченные скирды соломы, пугая в ночи наших путешественников. За полями, сохранившими следы человеческой деятельности, в темноте проглядывали контуры жилых строений, но всадники объезжали их стороною. И снова по краям узкой тропинки мелькали вековые дубы, ели, березы.

Рассвет путешественники встретили также в седле. Лишь к полудню, достигнув Слонима, они решились сделать первую остановку. Один из всадников, поменьше ростом, помог измученной даме покинуть седло, и они, с трудом переставляя отекшие после длительной скачки ноги, направились к харчевне. Второй мужчина остался при лошадях.

Время было полуденное, и в харчевне царило оживление. Народ здесь собрался разный: воины и бояре, следовавшие через Слоним по государственным или личным делам; местные ремесленники и крестьяне, которые не успели обзавестись женой, обладающей кулинарными способностями, или же их избранницы не умели готовить так вкусно как хозяйка этой харчевни. Многие просто пришли поболтать, обменяться новостями, а заодно и пропустить кружку холодного, прямо из погреба, пива.

Мужчина с женщиной прошли в самый дальний угол харчевни и сели за стол в ожидании обеда. Вскоре расторопная дочь хозяина принесла две тарелки ароматно пахнувшей свинины с печеной репой и пару ломтей душистого хлеба. Мужчина попросил еще кружку пива, и изголодавшиеся путники с жадностью набросились на еду.

Женщина первой утолила голод и, прислонившись к стене, начала дремать. Мужчина же, забыв обо всем на свете, продолжал уплетать за обе щеки принесенное блюдо. Лишь когда огромная тарелка опустела на три четверти, он начал, между делом, приглядываться к остальным посетителям харчевни.

Вдруг мужчине показалось, что два человека, переговаривающиеся между собой, внимательно смотрят на него. Он отвернулся, отправил в рот очередной кусок мяса и вновь взглянул на тех двоих. В свою очередь те отвернулись в сторону, несколько при этом смутившись. Путешественник понял, что разговор шел о нем. Он тихонько под столом наступил женщине на ногу, и когда та проснулась, указал глазами на дверь.

Мужчина бросил на стол несколько монет и в сопровождении спутницы направился к выходу. Захлопнув за собой дверь, они уже бегом бросились к лошадям. Благо, слуга лошадей не распрягал, и три всадника галопом полетели прочь из города.

Отъехав от Слонима верст на пять и, убедившись, что погони нет, они немного придержали лошадей, ибо последние вряд ли смогли бы выдержать бешеную скачку. Ночью на небольшой лесной поляне они сделали первый привал. Пока лошади щипали траву, путешественники позволили себе несколько часов поспать прямо на земле, подложив под головы седла. Но едва на востоке закраснелся небосвод, три всадника вновь мчались в направлении противоположном восходу солнца.

Делая в пути небольшие остановки, путешественники достигли Берестья. На ночлег они остановились на плохом постоялом дворе, расположившемся у самых въездных ворот. То ли о гостинице ходила дурная слава, то ли путешественники обходили ее по какой-либо другой причине, но наши странники оказались единственными жильцами.