Россия, которую мы теряем. О гибельном влиянии Запада - Константин Петрович Победоносцев

мнимо положительной формуле жизни, своего изобретения, но эта формула становится лишь новою ложью в общественном сознании; вступая в борьбу с иными формулами, другого изобретения, сама истощается в бесплодных отрицаниях, доколе не уступит места какому-нибудь новому учению.

Чему надо и не надо учить в школе

Плоды демократии в начальной школе

(Из одноименной статьи)

Представители современной демократии мнят себе пророками всенародного блага и прогресса, выставляя народу свой идеал с тем, чтобы предоставить в управлении народным делом участие не лучшим людям, мужам авторитета и опыта, но всей толпе народной, и голосу всех и каждого. Вместе с тем они не хотят знать ни духа народного, ни вековых преданий, на коих утверждалась жизнь народная.

Демократия, когда попадает в руки ее механизм законодательства, принимается орудовать законами для своей цели, издавая закон за законом и не стесняясь нисколько соображением о том, насколько расходится писанный закон с законом природы, насколько стесняются им самые существенные стремления и потребности быта и духа народного. Так создается и держится прямолинейный деспотизм мнимого народоправления, сосредоточенного в руках господствующей партии, во имя идеальной истины и народного блага. Подводя все под уровень своего идеала, она стремится к осуществлению его посредством объединения и уравнения всего и всех общин, правилом и общей мерой.

На этом пути встречается она с крепкими, на вере и предании основанными, коренящимися в духе убеждениями лиц и целых сословий, и стремится одолеть их, потому что в них видит главное препятствие своему объединительному и уравнительному процессу… В этом смысле для нее всего опаснее и всего противнее религия и церковь: воля человеческая так тесно связуется с верованием, в особенности церковным, что нелегко бывает одолеть ее. Отсюда борьба практической демократии с церковью: самое существование церкви – смущение и докука для демократии.

Такова французская демократия, и так она действует. Отрицая веру, кроме ложной веры в абстрактные противоестественные идеалы великой революции и софистов XVIII столетия, она задумала и предприняла пересоздать душу своего народа, истребить в ней веру и вековые предания, с верою связанные. С этой целью она покрыла Францию целою сетью гражданских начальных школ, отрешенных от веры и церкви, и на эти школы употребляет громадные суммы, из года в год обременяющие государственный бюджет.

Сначала имелось в виду побороть этими школами державшуюся еще во Франции организацию школ, с церковью связанных; но когда оказалось трудно одержать этим путем победу над народно-церковной школой, господствующая партия решила насильно истребить их. Так насильственно уничтожены и истреблены до корня многочисленные, близкие народу и сродные с ним, церковные конгрегации учительниц, по призванию и по вере посвятивших себя обучению и воспитанию народа в духе веры и любви к отечеству.

Вот уже слишком двадцать лет действует эта система гражданского, безверного школьного обучения, каковы же обнаруживаются за это время ее результаты, и так ли они благодетельны для просвещения, как воображали и торжественно обещали народу творцы нового закона?

Вот что ныне оказывается по обстоятельному исследованию. В нераздельной связи со школьным устройством, новый закон поставил два учреждения, на которых основывается самый успех дела. «Без этих учреждений», – объявлял творец закона Жюль Ферри, «весь этот закон оказался бы мертвой буквой. Они призваны бороться с двумя язвами школьного дела: с небрежением и со скудостью». Одно из этих учреждений – наблюдательная комиссия, в коей сосредоточена школьная инспекция; комиссия, состоящая из мэра, инспектора и выборных от общины граждан. Эта инспекция должна была наблюдать, при обязательном обучении, за исправным посещением школы детьми и взыскивать с родителей за небрежение. Другое учреждение носит название школьной кассы: она должна помогать бедным детям, доставляя им помощь платьем, пищей, книгами и т. п. и составляется из пожертвований от местной общины и местных граждан, причем обещается помощь и от казны.

А теперь оказывается, что эти учреждения, без коих школа, по признанию законодателя, станет мертвой буквой, стали сами мертвой буквой. Школьные кассы в целой половине школьных общин, вовсе не существуют; в остальных еле держатся и мало-помалу закрываются с тех пор, как правительство отказалось давать им из казны пособие. А об инспекционных комиссиях официально известно, что они совсем исчезли почти во всех общинах, кроме больших центров, за уклонением лиц, которые должны были входить в состав их.

Итак, за отсутствием инспекции, дети во множестве не ходят в школу, так что из записанных во многих местах свыше половины отсутствуют; а у тех, кто прошел эту школу, оказывается самое жалкое просвещение. В 1901 г. при испытании новобранцев 5-го корпуса оказалось, что из них три четверти не имели понятия о значении национального праздника, а две трети не слыхивали про войну 1870 г. Не знают, откуда брать учителей. Для приготовления их учреждены нормальные школы, и первоначально число кандидатов, желавших поступить в них, доходило до 6000, а теперь едва достигает 2000. В Бельгии один учитель приходится на 1900 душ населения, в Америке на 1800, в Пруссии на 2700, а во Франции едва на 4400. Учителя набираются, откуда попало, а те, которые есть, занимаются не школьным обучением, а политикой и пропагандой антимилитаризма и коллективизма.

* * *

Исследуя глубокие причины этого упадка, известный французский писатель Поль Бурже[1] находит их в установившемся с XVIII столетия преобладании над жизнью и природой отвлеченных искусственных начал. Начала эти – плод доведенного до крайности метафизического рассуждения, отрешенного от жизни: они получили, однако, значение какого-то догмата, не признающего жизни и не допускающего исходящих от жизни возражений. На нем, однако, утверждаются все рассуждения и предприятия школьной политики: итак, будучи основана на лжи, противной природе, сама она становится противоестественной ложью.

Вот уже около 30 лет, как повсюду в законодательстве поставлен в числе главных задач вопрос об устройстве и организации начального обучения. И стали строить его на основании двух положений, признаваемых непререкаемыми. Одно из этих положений такое: все люди с рождения своего приобретают равные права на полнейшее развитие своих способностей. А другое положение состоит в том, что главным орудием этого развития служит книжное обучение.

Каждое из этих положений содержит в себе истину, но истину, совершенно опутанную и извращенную абстрактною ложью. Правда в первом положении может быть такая: первый интерес и первая забота для каждой страны – в том, чтобы все дети воспитаны были для своего призвания быть деятельными членами общества.

Единицею общественного союза нельзя считать каждое лицо в отдельности от семьи и от целого общества, и когда говорят о праве на воспитание,