Ведьмы.Ру - Екатерина Насута

Избавляя от ответа, ожила рация.

— … периметр, — разобрал Наум Егорович.

В этом месте стандартная связь, вполне себе надёжная, почему-то барахлила, то вовсе исчезая, то появляясь, но лишь затем, чтобы сдобрить голос шелестом помех.

— Чего?

— Объект… периметр… шпиц…

— Какой, на хрен, шпиц?

— Рыжий. Померанский, — вполне ясно произнес голос. — Пересек черту. Направился к центру.

— И чего?

— Так… чей-то, небось. Искать будут. А он там… жалко же ж, командир.

Шпица было жалко.

Себя — ещё жальче, потому что супруга, вместо того, чтобы встать на сторону Наума Егоровича и донести до дочери своей, что рано ей ещё о замужестве думать, неожиданно решила, что свадьба — это просто замечательно.

Может, и замечательно, если жених нормальный.

А если он раздолбай, что прям на лбу написано? Вот то-то и оно…

— Так это… я собачку приберу, а?

— Прибери, — разрешил Наум Егорович.

Дурдом.

И главное, ни конца, ни края…

Ещё и эти, в белых халатах, которым в голову пришла замечательная идея мышей половить. Не самим, конечно, а чтоб Наум Егорович для этого дела бойцов выделил. Будто его бойцам больше заняться нечем.

Нет, сперва-то они, как водится, ловушки поставили.

Только мыши эти ловушки вместе с приманкой сожрали. А потом сожрали и камеры, что огорчило большеголовых, кажется, сильнее, чем потеря ловушек. Вон, сидят в своей передвижной лаборатории и носу не кажут. А теперь, значит, бойцы Наума Егоровича должны взять и наловить им мышей.

Ага.

— Чтоб… а он ушёл, — донеслось огорчённое. — Вёрткий такой! И главное, прямо к центру несется…

— Далеко не унесётся. Там купол.

— Так… прошёл уже.

— Купол?

— Ну да…

Чтоб их всех. Опять поддержка чего-то напортачила. Или со склада выдали с подсевшими накопителями? Там тоже хороши, вечно норовят сунуть что-то поплоше, а потом глаза большие делают, мол как так, что дыры в периметре. Никак не от нас.

— Командир, может, я того… прикрою…

— Кого?

— Шпица. Сожрут же… он маленький. Беззащитный.

— Антоненко!

— Чего?

— Ничего. Собака, чай, не тебя тупее. Напролом не сунется, а нам там делать нечего.

Во всяком случае, пока приказа нет.

Полковник Пересвятов очень надеялся, что приказа ещё долго не будет. Не то, чтобы он мышей боялся. Не боялся. Но где ж это видано, чтобы серьёзное подразделение мышиною ловлей занималось?

Засмеют же.

И жена будет говорить, что он всякою фигнёй занимается. И не докажешь же, что мыши саблезубые, мутировавшие. А собачку, конечно, жаль.

Глава 20

О шапочках, лопатах и женской красоте

Доехав до какого-то парка, они два часа играли на поляне, покрытой плотным белым веществом.

История о любви глазами старшего следователя госнаркоконтроля.

— Это Игорёк придумал, — Ляля мотала ногой и шлёпанец на ней подпрыгивал и касался пятки. — Ещё раньше. Камеру он же собрал. Маленькая, но хорошая.

Изображение скакало.

И вообще ракурс такой, что Ульяна ничего толком понять не могла. Камни какие-то. Мусорные баки. И вот колёса, показавшиеся гигантскими.

— Почему он вообще такой? — Мелецкий держал планшет, на который шло изображение, так, чтобы все видели.

— Никитка? Ну… так… это ещё со свадьбы. Это когда его мама, и Игорька, и моя тоже на свадьбу Улькиной мамы поехали. Там всё сложно…

— Ляля, короче, — взмолилась Ульяна, представив, что Ляля начнёт пересказывать всё с начала.

— Короче, свадьба не задалась и всем пришлось расходиться. А тётя Теля, Теофилия то есть, это мама Игорька, очень по этому поводу распереживалась. У вампиров же от переживаний жажда начинается. Она ещё и беременная. Когда беременный и так-то хочется всякого… у меня вон старшая сестра солёные огурцы сверху шоколадной пастой мазала и закусывала это дело чесноком. А другая вообще грызла мыло. Хозяйственное. И мылась им. И волосы тоже. И всё-то вокруг. Пахло ей оно очень вкусно.

Ульяну от одного описания передернуло.

— Вот… но если б ещё только едой и ограничивалось. Им же в голову такое лезет. Ну всякое вообще! И тетя Теля тоже решила, что надо сбежать. И сбежала. То есть, не то, чтоб её кто-то где-то запирал. Муж просто присматривал. Волновался. А она решила, что её свободы выбора тоже лишают.

— Тоже? — уточнил Мелецкий.

— Не важно, — отмахнулась Ляля. — Главное, она из окна вылезла, по стене спустилась…

— Беременная⁈

— А то… и сильно так беременная. Моя мама тоже всё удивлялась, говорила, что с таким животом и ходить-то тяжко было.

Ульяна попыталась представить сильно беременную упырицу, которая бодро карабкается по стене дома. Воображение почему-то пририсовало за спиною развевающийся плащ, а на лице неизвестной женщины — маску.

Нет, чушь, конечно.

— Все потом удивлялись, как она смогла… но вот смогла. Спустилась и от мужа сбежала. В клуб. Со свободной жизнью прощаться, перед тем как всю себя семье отдать. А там и музыка гремит, и свет мигает. Стресс сплошной.

Ага. Для упырицы, которой бы тихонько в гробу лежать.

— Ей совсем подурнело. Она тогда додумалась тёте Белочке позвонить.

— Ещё и Белочка, — по лицу Мелецкого сложно было понять, что он думает об этой истории.

— Беляна. Это Никиткина мама. Но её все Белочкой зовут. Она сама беленькая-беленькая. И волчицею тоже беленькой оборачивается. Она тогда папе Игорька ничего не сказала, побоялась, что тот рассердится и сама поехала. Спасать. Она тоже беременная была. Вот…

— И мыло ела?

— Не. Мел. С собой носила в сумочке. Говорила, очень вкусный был. Даже жалеет, что потом не так. Ну, вроде как, ничего настолько же вкусного она в жизни не пробовала.

— Зенсцины, — донеслось из клетчатой сумки. А дядя Женя, сидевший до того тихо, что Ульяна про него и позабыть успела, только вздохнул. — С нами слозно.

— Это точно, — согласилась Ляля. — В общем, Белочка в клуб приехала, а там смотрит, что Теле совсем поплохело. Она её на свежий воздух-то и вывела. Думала такси вызвать, отошла чуть в сторонку, потому что и ей тоже нехорошо сделалось. У них же нюх и всё такое. А там людей много. И воняет… в общем, её вывернуло. Она пока сама туда-сюда, глядь, а Телечка уже куснула какого-то идиота… ну она потом сказала, что он к ней приставать стал.