Капитан Перережь-Горло - Джон Карр

– Я бы не сказал вам, – спокойно произнес он, – если бы вы не догадались до того, как задали мне вопрос. Да, это была ваша жена – дама, которую называют Нянюшка Жанна.

Министр полиции не пошевелился и даже не моргнул глазом. Он стоял неподвижно, держа в руке табакерку. Но в глубине его взгляда светился огонек простого человеческого страха.

Алан заметил это.

– Успокойтесь, – с горечью сказал он. – Добродетель этой дамы вне всяких сомнений, она бы никогда не подумала сообщить кому-нибудь ваши секреты. Но у нее есть страсть к мороженому и к сплетням с подругами. Она не подозревала, что ваш план сколько-нибудь важен, да сначала он и не был таковым. Так что можете не волноваться.

Жозеф Фуше опустил глаза на табакерку. Осторожно взяв щепотку длинными пальцами, он сунул коробочку в карман камзола.

– Благодарю вас, мистер Хепберн, – сказал он после паузы.

Но Алан, измученный болью и усталостью, только огрызнулся в ответ:

– Не за что меня благодарить! Ваш план очень скоро стал важным, не так ли? Я вернулся в Париж и был арестован 20-го вечером. В тот же вечер вы получили ожидаемый приказ императора, но куда более трудный, чем вы рассчитывали. «Найдите капитана Перережь-Горло за семь дней».

Вы знали, что это абсолютно невозможно. Но император ждет, чтобы ему повиновались, – вам бы пришлось несладко, если бы вы не выполнили приказ. Для вас не имело никакого значения, кто в действительности капитан Перережь-Горло. Вам был нужен всего лишь козел отпущения – кто-то, кого, ко всеобщему удовлетворению, можно было бы представить как английского агента, закалывавшего часовых по приказу Питта. И вы могли сразу же предъявить жертву в качестве доказательства вашей великой проницательности, верно?

– Да, – спокойно ответил министр полиции.

Алан продолжал говорить, словно не будучи в состоянии остановиться:

– Мышь была в ваших лапах. Вы могли позволить ей немного побегать, прежде чем кот прыгнет. «Видите, – сказали бы вы тогда, – я все время подозревал, что этот виконт де Бержерак – капитан Перережь-Горло. Я предоставил ему возможность выдать себя – столь тщательно охраняемый, он не мог принести нам никакого вреда, – и в итоге он себя выдал. Убейте его и поблагодарите меня за этот подарок!» Разве это не правда?

– Правда, – столь же спокойно отозвался министр.

– Но это не имеет значения, – закончил Алан. – Всех деталей я не знаю и никогда не знал…

– Да, всего вы не знали, – согласился Фуше, поджав губы. – Льщу себя надеждой, что эти детали оказались более эффективными, чем вы думаете. Исключая нескромность моей супруги…

Ида де Сент-Эльм расхохоталась.

– Вашей супруги! – воскликнула она. – И это говорит властелин судеб, заставляющий чужих жен служить своим интересам!

– Умоляю вас, дорогая мадам, соблюдать осторожность, – произнес Фуше мягким и даже любезным тоном, однако сразу же заставившим Иду прекратить смеяться.

– Разве вам не кажется это комичным?

– Нет, – ответил министр полиции.

– Простите! – заговорил Алан, вновь приобретший контроль над собой и испытывающий чувство стыда. – Мне не следовало болтать об этом, министр. Я сознательно влез к вам в западню, так что мне не на что жаловаться. Давайте покончим с этим, а я постараюсь показать, что умею проигрывать.

Ветер свистел вокруг утеса. Фуше, подняв плечи, не сводил с Алана странного взгляда.

– «Умею проигрывать», – повторил он. – Истинный англичанин, разрази меня Бог!

– Ну а что вы хотите, чтобы я сказал? – осведомился Алан. – Разве есть причина, по которой мы должны таить злобу друг на друга?

– Ален, я ничего не таю против тебя! – воскликнула Ида. Она смягчилась, увидев врага бледным и беззащитным. – Если я что-нибудь могу для тебя сделать…

– Да! Пусть мне позволят повидать Мадлен, прежде чем…

– Ах, так ты хочешь повидать ее?! – взвизгнула Ида.

– О боже! – вздохнул Алан. – Почему мы должны вести себя как дети, стоит лишь чуть задеть нашу гордость? А вы, министр? Как вы поступите теперь, когда я вновь нахожусь под вашей заботливой опекой? Куда вы меня поведете?

– Мы пойдем в павильон, – невозмутимо ответил Фуше.

– В какой павильон?

– В императорский, – объяснил Фуше, – который находится прямо за вами. Очень скоро, месье, вы встретитесь с человеком, которого столь вежливо именовали «Бони». Я бы не позволил себе подобной фамильярности с императором.

У Алана вновь закружилась голова.

– Послушайте, к чему эта комедия? Вы заполучили меня, но должны ли вы представлять вашего арестованного в цепях, словно пленника во время римского триумфа?

– Да, должен! – резко ответил Фуше. – Я обещал императору, что этим утром ему представлю капитана Перережь-Горло. Думаю, его величество будет удивлен, узнав, кто в действительности пытался разрушить его Великую армию.

– Нет! – воскликнул Алан. – Будь я проклят, если подчинюсь этому! Я виновен в шпионаже и никогда этого не отрицал. Но я не капитан Перережь-Горло, и вам это отлично известно! Если вы думаете, что вам удастся пустить императору пыль в глаза, изящно выставив меня жертвой вашей проницательности…

Министр полиции смотрел прямо на него.

– Откуда вы знаете, что я намерен делать? – спросил он. Конечно, Фуше не прокричал эти слова – с его слабым горлом он не был способен прокричать что бы то ни было. И все же, когда он выпрямился, устремив на Алана леденящий кровь взгляд широко открытых глаз, эффект был именно такой.

Игра не была окончена. Что-то еще – разумеется, не худшее, чем уже случилось, потому что это было попросту невозможно, – пряталось в темном углу, готовое внезапно обрушиться из засады. Министр полиции явно располагал еще одним тузом в рукаве.

Ветер трепал его поношенную одежду и помятую шляпу. Словно впервые осознав, что они стоят на сквозняке (возможно, так оно и было), Фуше повернулся и притронулся к руке Иды.

– Вы, дорогая мадам, пойдете с нами.

– Я? – изумленно воскликнула Ида. – В павильон?

– Право, мадам, не в первый раз особа вашего пола тайно посещает павильон. А ваша внезапная девичья скромность как-то плохо сочетается с вашим капором. Будьте любезны составить мне компанию!

Он увлек ее в сторону открытого пространства. Ошеломленный Алан мог только последовать за ними.

– Но павильон закрыт! – протестовала Ида. – Император на параде! Слышите музыку? Эти смотры длятся часами!

– Дорогая мадам, поимка капитана Перережь-Горло и прекращение угрозы всей армии – дело такой важности, что императору пришлось бы оставить даже поле битвы. Он обещал передать командование окончанием парада своему другу маршалу Бертье[67]. Вы, кажется, наслаждаетесь, присутствуя при конфликтах?

– Конфликтах?

– Жажда битвы, – снисходительно улыбнулся Фуше, – постоянно обуревает вас, не так ли? Ну тогда радуйтесь! Очень скоро, мадам, я обещаю вам продемонстрировать такой конфликт, какой вам не часто доводилось видеть! А, вот мы и пришли!

Они вышли на открытое пространство и свернули к распахнутым воротам в ограде павильона. У ограды стоял высокий деревянный столб, к которому была привязана лошадь с простым седлом. За воротами беседовал с часовым скромный на вид человек в добротном темном костюме с белыми кружевными манжетами.

– Месье, – обратился он к министру полиции с обеспокоенным выражением лица, – у меня есть приказ императора впустить вас внутрь, где к вам вскоре присоединится его величество. Но в павильоне некому вас принять, даже оконные занавески не успели отодвинуть, и…

– Мой дорогой месье де Менваль[68], – любезно ответил Фуше, – пусть это вас не волнует. Мы не хотим привлекать никакого внимания, а тем более собирать здесь толпу. Пусть занавесы останутся задвинутыми. В доме есть свет?

– Да, я оставил зажженный канделябр в фойе. Но мне нужно скакать на парад. – Менваль кивнул в сторону привязанной лошади. – Где его величество сможет найти вас?

– Думаю, комната Совета подойдет лучше всего. Я имею честь, месье, представить вам мадам Иду де Сент-Эльм и месье виконта де Бержерака.

– Очень рад! Но, месье, что здесь происходит?

Фуше повернулся к Иде и Алану.

– Прошу вас, – пригласил он.

Часовой отдал честь. Когда они шли по усыпанной гравием дорожке к двери в длинной стене павильона мимо ограды и походной кухни, Алан успел заметить только маленький декоративный пруд, в котором плавали два черных лебедя. Они вошли внутрь, и Фуше закрыл за ними дверь.

Воздух в большом фойе, освещенном только стоящим на столе канделябром с пятью свечами, был удушливым и спертым. Фуше гулкими шагами двинулся к двери в комнату, откуда, если отодвинуть оконные занавески, открывался вид на море с виднеющимися вдали скалами Дувра.