Друг и лейтенант Робина Гуда (СИ) - Овчинникова Анна Георгиевна

Толчком направив сына Дикона в нужном направлении и двинувшись следом, я подумал, что парень унаследовал не только неторопливость и рассудительность, но и честность своего отца. Он даже не сказал «если вас схватят». Он сказал «когда».

Больше века назад, проходя через Ноттингем, чтобы подавить восстание в Йорке, Вильгельм Завоеватель приказал своему сыну построить замок на возвышающейся над городом скале. Старые деревянные укрепления уже давно были заменены каменными, но Замковая Скала по-прежнему оставалась то жилищем, то тюрьмой для царствующих особ[35], а испещрявшие ее многочисленные пещеры служили норманским хозяевам города так же исправно, как прежде служили саксонским.

Никто не мог сказать, сколько всего насчитывалось под Ноттингемом этих пещер и соединяющих их ходов, но из века в век им находилось какое-нибудь применение. Там устраивали винные склады, темницы и пыточные камеры, казармы для стражи или просто кладовые. В городской тесноте ценился каждый дюйм, и самая старая гостиница в Англии, «Путь в Иерусалим», частично располагалась в одной из таких пещер у северного склона Замковой Скалы.

Но мы с Вольфом подошли к скале с другой стороны.

— Вот вход для стражи, — сын Дикона показал на большое отверстие, забранное решетчатой железной дверью. — Есть еще и другие выходы, говорят, один из них ведет в темницы прямо от подножия королевского замка… Но выходов за городскую стену я не знаю, клянусь!

— Ладно, верю. Когда сви́жусь с твоим отцом, передам ему от тебя привет, — хлопнув напоследок Вольфа по спине, я двинулся к указанному входу.

И в самом деле, откуда парню, выросшему в Эдвинстоуне, знать бесчисленные ходы, в которых путались даже старожилы Ноттингема? Может, среди этих старожилов и встречались настоящие знатоки каменного лабиринта, но мне некогда было их отлавливать. Поэтому я был благодарен Вольфу уже за то, что тот довольно толково описал путь к темницам. Моей ближайшей целью было теперь добраться до подземной тюрьмы, а там, как говаривал брат Тук, — audentes fortuna juvat![36]

Начало пути оказалось настолько легким, что я на каждом шагу ожидал подвоха от чересчур расщедрившейся судьбы.

И это Вольф называл «тройной стражей»?!

Может, стражников и вправду было втрое больше обычного, но на месте начальника караула я бы никогда не стал размещать их по двое в далеко отстоящих друг от друга изгибах каменных коридоров. Голоса переговаривающихся караульных служили мне путеводной нитью вдобавок к объяснениям сына Дикона, и я быстро проходил один пост за другим, оставляя позади бесчувственные тела тех, кто при виде меня сначала удивлялся, потом принимался задавать вопросы и уж только потом пытался меня остановить. Да, пока мне везло так, словно за мной присматривала сама Богородица!

Я в любую секунду готов был пустить в ход меч, но до сих пор ухитрялся обходиться без него, поэтому продвигался вперед не только быстро, но и тихо. Боковые ответвления коридора как нельзя лучше подходили для того, чтобы прятать в них выведенных из строя противников, связанных их же собственными поясами, с кляпами из одежды во рту. Следующая смена караула намечалась после заката, и к тому времени, как стражников найдут, я рассчитывал оставить за собой только затихающее эхо шагов…

Голоса впереди заставили меня притормозить. Я шел как можно осторожнее до тех пор, пока за очередным поворотом не замерцал свет, а голоса не приблизились настолько, что стало слышно каждое слово.

На этот раз болтали не двое, а как минимум пятеро. Один из них шепелявил и был предельно зол.

— Опять вше иж-жа этого ублюдка, штоб его черти как шледует припекли в аду! — ругался шепелявый. — В прошлый раж шериф чуть не швернул мне иж-жа него шею, теперь грожится вждернуть меня на дыбу, ешли негодяй не заговорит! Как будто это моя вина, што…

— Ха, не больно-то тебе хочется самому поболтаться на своей «деревянной лошадке», да, Губерт? — заржал один из собеседников.

Другой, настроенный не так весело, проворчал:

— На месте шерифа я бы не только дал старому негодяю по зубам, но и подвесил бы вверх ногами… Тоже мне, пыточных дел мастер, одного жалкого лесного доходягу не может разговорить!

— Портач, — согласился третий. — Торчи из-за него в сырости, от которой все кости ноют! Вот я бы развязал Локсли язык и без всех этих мудреных штучек…

— Порташ?! — возмутился шепелявый. — Ты бы ражвяжал ему яжык, Херворд?! Да мой прапрапрадед, ешли хочешь жнать, был экжекутором еще при короле Этельштане! И уж ты бы ражвяжал ему язык, конешно, — как тому воришке, которого в жапрошлом году приконшил, не доведя до караульной! А ну как Локсли жагнулся бы на дыбе, ш кого тогда был бы шпрош? Ш Губерта, конешно, ш кого же еще? А ну как ражбойник повредилша б головой и шериф так у него нишего б и не выжнал — кто бы тогда был порташом, я тя шпрашиваю?..

— Так шериф и без того ни хрена не вызнал! — захохотали стражники.

— Нишего, мержавец у меня еще вше-е-е рашкажет, — хмуро пообещал Губерт. — «Порташ»… Пытка — дело тонкое, штоб вы жнали! Это вам не трахнул девку, натянул одежу жадом наперед да пошел! Шериф ловил этого бандита с жапрошлого года, вот и мог бы подождать еще пару-другую деньков, пока я как шледует подраштрясу негодяя… А уж тогда пришла бы пора браться жа иглы, бич и клещи, тут бы у меня голубчик и жаговорил, не только жаговорил — жапел бы! Так нет, вше нынше торопятся, вшем нынше недошуг и невтерпеж. А мой дед говорил, в его время к ошновнои пытке приступали уже только пошле…

Я прервал воспоминания потомственного экзекутора на самом интересном месте, неожиданно показавшись из-за поворота.

Четверо стражников и палач воззрились на меня с деревянных топчанов, на которых сидели, развалясь, положив ноги на скамьи напротив.

— Сэр Гринлиф?…

Караульные еще решали, вставать им или не стоит, когда я уже оказался между ними — и с ходу вырубил того стражника, который выглядел самым крепким.

Он выглядел таким не больше трех секунд, пока не врезался спиной и головой в стену и не свалился мешком на пол. Спустя еще секунду компанию ему составил второй караульный, а оставшиеся схватились за мечи. Они сидели на противоположных скамьях и при выпаде едва не пропороли друг другу животы, когда я ушел назад. Было бы вовсе неплохо, если бы мои противники взаимоистребились, но визг и вопли раненых никак не входили в мои планы, поэтому я постарался послать этих парней вслед за товарищами как можно быстрее и тише.

Все-таки напрасно шериф ругал моих оглоедов — таких тормозных субъектов я бы в своем отряде не потерпел!

Добавив падающему караульному для верности кулаком по затылку, я повернулся к палачу и с облегчением увидел, что плешивый старикан как привстал, так и застыл с полуоткрытым ртом, не делая никаких попыток завопить или убежать.

— Молчишь? Молодец, — одобрил я, проворно связывая стражников. — Держи и дальше пасть на замке, здоровее будешь!

— А… — слабо вякнул палач — но тут же захлопнул рот под моим свирепым взглядом.

Закончив неприятную работу, я лизнул рассеченное в драке запястье и пробормотал короткую благодарственную молитву, с которой обычно обращался к Богородице Робин Гуд. Пока мне удивительно фартило; хоть бы эта удача продержалась еще пару часов!

— Ну, вот теперь можно побеседовать по душам, — обратился я к Губерту. — Для начала самый простой вопрос — где Локсли?

— Неправильный ответ. Спрашиваю еще раз: где Робин Гуд?

— У… Эээ…

Губерт мотнул головой в сторону темного прохода впереди.

— Хорошо, я знал, что ты можешь быть красноречивым, если захочешь. Где ключи от его камеры?

Я крепко пнул палача, и Губерт выплюнул застрявшие в глотке слова:

— Ключи у Херворда!

— Достань.

Сунув в руку палачу выдернутый из железного гнезда на стене факел, я приказал: