Богдан Хмельницкий - К. Осипов

В конце концов крымский хан, рассматривавший всю войну лишь как способ набрать пленных и добычу, решил, что плата за эту добычу оказывается чересчур высокой. Дней через десять после начала осады он принялся выговаривать Богдану, что война требует значительно больше жертв и усилий, чем предвещал Богдан, приглашая татар в союзники. Начав с сетований, хан перешел к угрозам и ультимативно потребовал, чтобы козаки взяли на себя главный удар, который должен привести к немедленному падению Збаража. Вряд ли Богдан придал серьезное значение угрозам хана, но он использовал их для того, чтобы усилить козацкий натиск в подготовлявшемся им новом штурме.

— Гей, козацы-молодцы! — кричал он во всеуслышание. — Вот вам що до уваги подаю, що мени хан казал: же ежели ему поляков на яссырь не дамы, то сами в неволю до Крыму пойдземы[115].

Нa следующий день всё козацкое войско пошло на приступ. В нескольких пунктах удалось прорвать линию защиты и ворваться в город, но из-за недостатка опыта в штурме крепостей козаки не сумели развить достигнутый успех; штурм снова окончился неудачей.

Тем не менее среди осажденных воцарилось глубокое уныние. Они понесли тяжелые потери. Погибло множество знатных шляхтичей: Сераковский, Злоцкий, Свеклинский, Гатарм, Подгоринский и многие другие. Все, что было в Збараже съестного, было съедено. Даже Вишневецкий не мог уже ободрить шляхтичей, все упорнее поговаривавших о сдаче.

Но тут военное счастье улыбнулось полякам: один из гонцов, некто Скржетуский (по другим источникам — Стомпковский), сумел проскользнуть через сторожевую цепь козаков и доставил королю отчаянное письмо осажденных. Ян-Казимир, бездеятельно проведший несколько недель в Люблине в ожидании, пока соберется неохотно выставляемое скупыми панами «посполитое рушенье», тотчас выступил в поход, присоединяя на пути подходившие к нему отряды. Не имея точных сведений о положении дел под Збаражем, король направился не прямо туда, а к расположенному неподалеку городу Злочеву. Получить информацию из-под Збаража оказалось нелегкой задачей: русское население — крестьяне и мещане — с удивительным единодушием уклонялось от показаний, и ни деньги, ни пытки не могли сломить его упорства.

Напротив, Хмельницкому те же крестьяне и мещане доставляли самые точные известия о всех передвижениях королевской армии. Когда «посполитое рушенье» остановилось в местечке Зборове[116], Богдан, оставив пешие части продолжать осаду Збаража, взял с собою козацкую конницу и всех татар и стремительно двинулся навстречу казимировой армии. Сделал он это столь искусно, что противник не заметил ухода большей части осаждавшей армии.

Энергия осады, естественно, значительно ослабела. Центр тяжести переместился к Зборову.

Хмельницкий еще раз проявил качества первоклассного полководца. Он выбрал момент, когда польская армия начала переправляться по двум мостам через протекавшую близ Зборова речку Стрыпу, и, приблизившись под прикрытием тумана к ним вплотную, бросил в атаку густые массы козацкой и татарской конницы. Поляки имели неопределенные сведения, что Хмельницкий где-то неподалеку, но еще не ожидали нападения. Высланные ими на всякий случай разведывательные отряды были сразу растоптаны несущейся лавиной конницы и даже не успели своевременно предупредить главные силы об опасности. Переправившиеся отряды Сапеги, Оссолинского и Ржевицкого были быстро уничтожены; при этом козаки захватили почти всю польскую артиллерию. Та же судьба постигла ополченцев из Львова, Перемышля и Сана. Около 5 тысяч поляков погибло в этой начальной фазе боя.

Тут только польские хоругви[117] достаточно оправились, чтобы оказать отпор атакующим. Король поручил правое крыло магнату Оссолинскому, левое — Любомирскому, центр — князю Корецкому. Здесь же находились немецкая наемная пехота и сам Казимир с отборным полком гусар. Введя в бой все силы, королю с трудом удалось отразить яростный натиск козаков, подкрепляемых татарами.

Едва взошла заря следующего дня, как битва возобновилась. Один польский писатель так описывал атаку народной армии: «Одни с палками, другие с косами, топорами, цепами… О, позор! Чем хлоп бил скот, с тем теперь идет в бой».

Часть нападавших проникла в тыл польского расположения и ворвалась в город Зборов, но ксендз Лисецкий собрал польскую обозную челядь и выбил козаков из города. Ожесточение достигло крайних пределов. Король и окружавшие его паны ясно видели, что с имевшимися у них силами они не смогут выдержать еще день такой битвы. Оставалась одна надежда — подкупить татар и с их помощью добиться перемирия.

В ту же ночь гонец Яна-Казимира передал крымскому хану послание. «Так как ты много обязан покойному моему брату Владиславу, — писал король, — что он, имея тебя у себя в плену, по-царски с тобою обходился и свободно тебя отпустил в твое государство, в котором ты ныне и царствуешь, то поэтому я очень удивляюсь, что ты все это забыл, и я, восставши теперь против моего изменника Хмельницкого, застаю тебя заодно с ним, обнажающего саблю против меня. Если ты желаешь быть признательным к моей дружбе, то я тебе предлагаю мою приязнь и весьма буду рад, если ты сделаешься моим другом, а Хмельницкого оставишь».

Татары принялись обсуждать полученное письмо и «взвешивать, что сулит им больше выгоды: продолжать ли сражаться, или заключить немедленно мир. Во всяком случае, в битве на третий день татары почти не принимали участия. Зато козаки дрались с удвоенной энергией. Богдан понимал, что его коварные союзники готовы с минуты на минуту покинуть поле сражения. Он торопился нанести решительный удар, чтобы обеспечить наиболее благоприятные условия при ведении мирных переговоров.

К концу дня козаки сломили сопротивление неприятеля. Польская линия была прорвана. Козаки оттеснили личную стражу Казимира и непрерывно сжимавшимся кольцом окружили короля с его свитой. Но в этот момент, когда паны с ужасом ожидали, что вот-вот король будет схвачен, раздался громовый голос:

— Згода! Згода!

Снова, как когда-то под Львовом, Хмельницкий ринулся в гущу схватки, чтобы прекратить бой.

Богдан проведал, что крымский хан послал к полякам гонца с мирными условиями; татары больше не сражались. Было очевидно, что одним из польских условий явится требование побудить козаков прекратить войну. Драться сразу против поляков и татар было рискованно. Так лучше уж вступить в переговоры по собственной инициативе, как бы склоняясь на просьбу короля, чем под давлением татар.

Такова была причина, по которой Богдан приказал трубить отбой и лично объезжал поле битвы с повелительным возгласом «згода!», стараясь прекратить сделавшуюся, уже бесполезной битву.