Дипломаты в погонах - Михаил Болтунов

И вправду, не прошло и четверти часа, как открылась дверь, на пороге вырос старшина, видимо, служитель гауптвахты.

— На выход, — устало бросил он и, сняв с плеча винтовку, предусмотрительно отступил в глубину коридора. — Руки назад!

Старшина под конвоем провел его в штаб, остановил у двери с табличкой: «Майор Тонков», постучал, распахнул дверь:

— Разрешите, товарищ майор? Задержанный доставлен.

— Заводи, старшина.

Майор Тонков по виду соответствовал своей фамилии: высокий, худой, чернявый. Стоял, склонившись над столом у окна, курил. На столе была разложена карта. Пассажир заметил: карта европейской части нашей страны.

Майор уткнулся в карту и, казалось, не замечал вошедшего.

— Пистолет твой? — спросил он неожиданно. Потом медленно повернулся, опустился на стул, достал из ящика стола пистолет.

— Мой…

— Откуда?

— Ответить не могу…

— А что можешь?

— Прикажите телефонистке набрать Москву.

— Москву? — Брови майора удивленно взлетели вверх.

— Да, Москву, телефон К-5-30-00.

— Это что за номер?

— Телефон коммутатора Генерального штаба.

Майор поднялся из-за стола, набычился:

— Ты что несешь, сынок? Может, тебе еще коммутатор товарища Сталина набрать?

— Если надо будет, то и коммутатор товарища Сталина наберете.

— Ты кто такой, черт возьми? — позеленел майор. — Отвечай! Война идет. Немец уже вклинился в нашу территорию, города горят, люди гибнут. А ты с оружием, без документов.

— Я командир Красной армии. Выполнял специальное задание. Прикажите набрать номер.

— Фамилия?

— Никифоров. Александр Никифорович.

Майор опустился на стул.

— Ну, молись, Никифоров или кто ты там, чтоб на этом номере тебя знали. Иначе расстреляю собственной рукой.

Тонков погрозил костлявым кулаком и приказал увести задержанного.

Вновь та же камера, деревянные нары. Обычная армейская гауптвахта. Хотя, откровенно говоря, за всю свою службу в Красной армии ему не приходилось проводить время на «губе». В военном училище он ходил в отличниках, старался дисциплину не нарушать. В Разведуправлении, куда попал после выпуска, ни о чем, кроме службы, думать было некогда, в командировке в Китае, откуда он теперь возвращался, и подавно. Работа днем и ночью, и гауптвахта, окажись она рядом самым фантастическим образом, могла сойти за местный санаторий. Но вот, поди ж ты, жизнь — непредсказуемая штука. Сегодня только за один день он успел побывать и в роли немецкого шпиона и попариться на нарах.

Шутки шутками, а внутри затаился гадкий холодок: а вдруг действительно в управлении, на телефоне, который он оставил майору, никого не окажется? Или окажется какой— либо новенький, который и слыхом не слыхивал о нем. А может, случится что-нибудь еще нештатное, ведь все эти звонки, телефоны хороши были в мирное время, а теперь уже несколько дней идет война… И что там творится в его службе, в Москве, одному богу известно. А майор Тонков злой, ядовитый, у такого рука точно не дрогнет.

Александр брякнулся на нары. Как все-таки глупо влип. Черт возьми, действительно, немцы уже топчут нашу землю. Провожая, командир говорил: «Езжай быстрее, тебя очень ждут в Москве», а он валяется здесь, в каком-то Куйбышеве на нарах, и его в который раз обещают поставить к стенке.

Хотелось есть, но, судя по всему, кормить его не собирались. Да и какой еды предложить немецкому шпиону? Разве что яду.

А каково было этим? Он вдруг вспомнил имена царских полковников и генералов, выбитые на мраморных плитах Академии Его Императорского Величества Генерального штаба.

Никифоров сел, тряхнул головой, стараясь понять, спит ли он, бредит ли. Странная штука память, неожиданно всплывает что-нибудь совсем не к месту.

После окончания Ленинградского военного училища связи Александр никогда не вспоминал этот случай. Как-то, будучи курсантами, они разглядывали мраморные пилоны, на которых были золотом выбиты имена выпускников — отличников прежних лет. Курсанты любили сюда приходить. Втайне каждый из них мечтал увидеть свою фамилию на этом почетном пилоне.

Сколько раз они бывали здесь, но в тот день их словно кто-то дернул за рукав. Александр вместе с товарищем по учебному взводу заглянули по ту сторону почетной доски. Сделать это оказалось нетрудно, так как мраморные пилоны держались на довольно длинных металлических штырях, прикрепленных к стене.

А там словно приоткрылось окно в историю. Имена, имена. Да какие имена! Лучших выпускников Академии Генерального штаба. Ведь именно в здании их училища до революции 1917 года и располагалась эта академия.

Друг Роман, пытаясь прочитать фамилии, вдруг ахнул и, понизив голос, взволнованно прошептал:

— Сашка, смотри, кто тут учился… Юденич Николай Николаевич, год выпуска 1887-й, Алексеев — 1890-й. Ба! Врангель! 1910 год.

Они еще долго стояли, уткнувшись носами за мраморные пилоны, читали фамилии, вспоминали, что же об этих «беляках» рассказывали им преподаватели. Ну, то, что они были врагами советской власти, само собой. Разгромили их красные полководцы Буденный, Ворошилов. А еще? Оказалось, более ничего дурного. Как же так? Роман и Александр виновато переглянулись. Забыли, что ли? Стали вспоминать.

— Генерал Алексеев. После Октябрьской революции выступил против советской власти, создал на Дону Добровольческую армию. — сказал Никифоров.

— Э, нет, Саша, так не пойдет, это же школьная программа, — поморщился Роман, — а ты завтрашний советский офицер.

— Ну, по-моему, Алексеев был начальником штаба Киевского округа, потом командовал корпусом.

— А до этого? Заметь, очень важная деталь. Он в этой академии преподавал, преподавал?.. — Роман с улыбкой заглядывал в глаза другу.

— Историю русского военного искусства!..

— Точно!.. Был профессором.

— Но главное не это. Весной 1915 года Алексеев сорвал замысел германского командования по окружению русских армий в Польше.

— А Врангель? — продолжал подначивать Ромка.

— Что Врангель? Контра твой Врангель, — ответил в сердцах Никифоров.

— Не спорю, все они контра! — тут же нашелся друг. — Но что нам Савелий Иванович на той же истории военного искусства рассказывал? — И Роман стал загибать пальцы: — Участник Русско-японской войны, раз. В Первую мировую уже командовал корпусом, два. А между прочим, был из вольноопределяющихся, получил офицерский чин, Академию Генштаба эту же закончил, генералом стал.

Друг загадочно огляделся и, придвинувшись поближе, горячо зашептал на ухо Никифорову:

— Слушай, а как думаешь, мы с тобой генералами станем?

— Вряд ли… — спокойно ответил Александр.

Роман отшатнулся, обиженно надул губы:

— Это почему же?

— Да потому, что связисты мы с тобой.

— А что, среди связистов генералов не бывает.

— Бывает, Рома. Только не забивай себе голову разной чепухой.

Александр обнял товарища за плечи. Но тот, уходя, еще раз оглянулся на мраморные пилоны.

— Нет, Сашка, не скажи. Скоро твою фамилию выбьют на той почетной доске. Интересно все-таки. С одной стороны генерал Алексеев, с другой — лейтенант Никифоров.

Собственно, так и случилось, как предсказал сослуживец. В 1939 году Александр Никифоров с отличием окончил военное училище, и его имя золотом выбили на мраморном пилоне.

Только почему этот случай вынырнул из памяти именно сейчас, казалось бы, в самый неподходящий момент, он, откровенно говоря, в толк не мог взять.

Ответить на этот вопрос самому себе он не успел. В коридоре послышались шаги, повторились все те же звуки — взвизгнул засов, распахнулась со вздохом дверь, и знакомый старшина шагнул в камеру:

— Пойдемте, майор ждет.

По тому, как старшина сказал эту фразу и не отступил в коридор, не сдернул с плеча винтовку, Никифоров почувствовал: дозвонился майор до Москвы, дозвонился.

Майор Тонков ждал его у дверей кабинета. Он распахнул свои длинные, худые руки, словно желая обнять Никифорова, и почти по-отечески пожурил:

— Что ж вы сразу толком ничего не объяснили? Мы хоть здесь и тыловые крысы, но тоже не без понятия.

Никифоров молчал. Майор так и не понял, что лейтенант Разведуправления Красной армии сказал все, что мог.

Майор тем временем вытащил из стола конфискованный пистолет Никифорова и протянул какую-то бумагу. Александр взглянул. На ней было написано, что он является командиром Красной армии и имеет право на ношение оружия. Все заверено подписью и печатью.

«Наконец-то, — с облегчением подумал Никифоров, — а то ведь еще полстраны проехать надо. Сколько таких резвых патрульных лейтенантов наберется на каждом полустанке, а уж о вокзалах и говорить не приходится».

— Ладно, будьте здоровы, — протянул костлявую ладонь майор Тонков, — не держите зла. Сами понимаете, война.