Одержимость (ЛП) - Дж. Уорд

– Черт, – выдохнул он, откидываясь на койку и снова закрывая глаза. Интересно, сколько часов он провалялся без сознания? Сложно сказать. По ощущениям – довольно долго.

– Ты в порядке?

Он потер лицо руками, сильно… так, что все рецепторы боли в его теле закричали ПРЕКРАТИ СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ.

О, точно. Его лицо на самом деле поцеловалось с лобовым стеклом.

И, значит, грузовик обмотался вокруг дерева, его голова была контужена, а нога – сломана. И, значит, где-то в эту самую минуту, если не до этого, офицер полиции проверил номера Ф-150 и обнаружил, что транспортное средство зарегистрировано на покойника… который выглядел точь в точь как Джим.

– Нам нужно убраться отсюда. – Он сел со стоном и увидел – вот ведь радость – гипс на левой икре.

Сейчас он с этим ничего сделать не может.

Сменив направление действий, он переключился на внутреннюю сторону руки, с отточенным мастерством вынимая катетеры. – Пошли…

На аппаратуре за кроватью запищала тревога, и Сисси покачала головой.

– О, нет. Я никуда не пойду. Приходил врач с медсестрой. У тебя сотрясение и…

Джим не стал ее прерывать, встав с кровати и испытав левую ногу. Болит. Сильно. Но благодаря гипсу, держался вес достаточно хорошо, чтобы он смог проскакать по палате в поисках одежды. Копаясь в полупустом шкафу, он мог думать лишь о том, как делал это в последний раз в больнице. Медсестра была той еще бой-бабой, но…

Сисси встала перед ним. – Возвращайся в кровать. Мы никуда не идем.

– О, да ладно. – Он наклонился, чтобы их глаза были на уровне. – Позволь просветить тебя. Я не существую в этом мире, и по своему опыту я понял, что нельзя быть и там, и сям. У них голова слетает с катушек.

– Твоя нога сломана.

– Меня это нисколько не заботит.

– Тогда почему ты хромаешь.

– Я не хромаю.

Она посмотрела ему прямо в лицо. – Ты вообще знаешь смысл этого слова?

– Ты вообще знаешь, как быстро нам нужно сваливать?

Обойдя ее, он начал вытаскивать ящики из низкого шкафа из искусственной древесины. Пусто. Ни штанов, ни футболки, ни ботинок. – Не волнуйся за меня. Я бывал в ситуациях похуже и выжил.

– Не считая того раза, когда ты умер, да? – Сисси снова села в кресло. – Неважно, я остаюсь. Куда ты пойдешь, это твоя проблема, не моя.

Джим обернулся и, моргая, попытался избавиться от двоившегося зрения… окей, очевидно, ему было очень больно, но он задвинул ощущения на задний план, не сознавая ничего кроме внутренней директивы сматываться-к-чертям-собачьим.

– Ты сошла с ума.

– Принимая все во внимание, я бы сказала, что это твой диагноз, не мой…

– Мне ненавистно признавать это, но этот осел прав.

Они обернулись на сухой голос с английским акцентом.

– Колин, – пробормотал Джим. – Рад тебя видеть.

Разумеется, нет.

Архангел был весь в белом, но в свойственном ему стиле, не как Найджел – белые штаны, футболка, белые кеды «Конверс»[112]. Он выглядел как «Бисти Бойз»[113]. Или… горячий парень, на которого с удовольствием бы пялилось подавляющее большинство женщин.

И по неясной причине это жутко взбесило Джима… особенно когда Сисси медленно встала и вышла вперед. Ради всего святого, было бы в сто раз лучше, будь парень дряхлым или ходил с тростью, как Найджел. Но нет, он был высоким, смуглым и окруженный ореолом. В общем, не тот тип мужчин, которые нравились Сисси.

По крайней мере, не тот, если спрашивать Джима…

Секунду. Он что, серьезно ревнует? Здесь, в больничной палате? От того, что Сисси просто смотрит на хитрого ублюдка?

Похоже, врачи правы о сотрясении… и очевидно, часть мозга, ответственная за здравый смысл, наглухо заплыла.

Джим закрыл ящик пинком больной ноги и чуть не лишился сознания.

– Я понял, Колин, – пробормотал он.

Когда никто не обратил на него внимание, он протиснулся между ними.

– Я. Понял.

Колин выгнул темную бровь.

– На самом деле, дружище, я в этом сильно сомневаюсь… и, значит, мы сталкиваемся с проблемой, не так ли? От тебя многое зависит.

– Спасибо за напоминание. Но я в норме.

– Тогда что ты здесь делаешь, с повязкой на голове и ногой…

– Потому что дерьмо случается, Колин. А сейчас, оставь нас, пожалуйста…

– Ты должен разобраться со своим дерьмом. – Взгляд Колина сузился. – Прежде чем разбираться с неверными решениями.

Джим подался вперед, хотя и был не в форме для драки.

– Я позабочусь обо всем…

– Не в этом дело…

– Мистер?

Иииии, тут их снова прервали, в этот раз – медсестра, распахнувшая дверь.

– Мистер? Пожалуйста, вернитесь на койку…

Игнорируя ее, он сосредоточился на Колине. – Я справлюсь с…

– С кем вы разговариваете? И, мистер… ваш катетер! Вы его вытащили?!

Вот вам и хаос. Внезапно набежала толпа народу в белых халатах и форме, все обращались к нему… Сисси тем временем стояла, прислонившись к стене, а Колин наблюдал за всем со скучающим видом.

Джим отмахнулся от медицинского персонала, пока перед ним не нарисовался амбал в шесть футов ростом и не заявил: – Вы не можете выписываться против рекомендаций врача. И никуда вы не пойдете, пока за вами не прибудет полиция, чтобы завести дело.

Джим закатил глаза.

– Вы серьезно думаете, что меня арестуют?

– Это называется неосторожной ездой. Незаконное присвоение личности. Нападение… помните, как напали на медика? У него, кстати, разрыв тканей.

Выругавшись, Джим попытался собраться с мыслями, сконцентрироваться, выкинуть что-нибудь волшебное, что поможет разгрести беспорядок. И, черт возьми, должно было сработать. С тех самых пор, как Эдди обучил ему всевозможным «что да как», он мог разбираться со всем в стиле «Я мечтал о Джинни»[114].

Но… блин, это не сработало тогда, на улице. И попытавшись снова… и снова… и снова… ничего не произошло… он понял, что не сработает сейчас.

– Мистер, вернитесь в кровать, – сказал Законопослушный. – Либо я сам вас туда уложу.

Сквозь туман боли и раздражения, Джим пришел к двум очевидным вариантам: лечь как пай-мальчик и ждать, пока ОПК приедет по его душу… либо позволить Колину разобраться со всем.

Он выбрал третий вариант.

Развернувшись, он схватил кресло, на котором сидела Сисси, и швырнул его в стеклянное окно напротив. Когда произошло столкновение, Джим предпринял последнюю попытку с магией… и каким-то образом, пусть и слегка, но все сработало: секция четыре на четыре фута разбилась, осколками вылетев в ночь, пуская в палату холодный воздух.