Край неба - Андрей Александрович Васильев

Вслед за последней фразой воображение само по себе нарисовало картину, в которой три забавных коротышки на пне, те, которых я с детства помнил по еще советскому мультфильму, спрашивают у меня: «Что. Новый хозяин. Надо».

В принципе — почему нет? Чем я хуже Ваньки из слободки? Правда, кошака с собакой у меня нет, но на их место можно Родьку с Антипом определить. И песни я петь умею. Хреново — но умею же!

— Не бывает таких на свете, — моментально развеял мои мечты Карпыч. — Если только в сказках. А так — нет. Яд, бывало, в них под камень клали, чтобы после кому в кубок сыпануть — такое случалось. Еще, случалось, ведуны бабам лалы, что в перстне, заговаривали на жизнь лю́бого своего, главное, чтобы тот его ей сам подарил. Покуда камень ярок — жив молодец, как поблек — все, нет, стало быть, дролюшки на этом свете.

— О как, — проникся я.

— Ага, — кивнул водяник. — Этот как раз из таких. Витязь Бранимир, когда с хазарами биться уезжал, суженой своей его подарил, а терем ее как раз на моей реке стоял. Она тогда куда ширше да длиннее была, не то что теперь, да и обитал я в верховьях, далеко отсюда. Под моей рукой, ведьмак, тогда не только русалки да щуки хаживали, а и другие речные, вот так-то! Я только глазом моргнул — они уже устремились.

— Все течет, все изменяется, — поддакнул я, заинтересовавшись воспоминаниями Карпыча. — И никому дела нет до того, сколько ты трудов положил на то, чтобы все было как надо.

— Вот-вот, — невесело прокряхтел водяник. — Так о чем я? А! Бранимира, стало быть, хазары посекли, Верба, жена его, про то проведала, да с обрыва в воду и кинулась. Не восхотела жить без него, немил ей свет стал. Кабы детки были — еще бы ничего, но они, вишь ты, их не прижили.

— Грустная история.

— Я душу ее не тронул, она сразу куда надо отправилась, — продолжил речной Хозяин. — С Вещим князем спор затевать — радость невелика, с ним лучше в мире быть. Я же знал, что он, как вернется в стольный град, непременно ко мне придет за ее телом, чтобы, значит, супружники вместе и после смерти оставались. В песке берег, раков да рыб к нему не пускал.

— С Вещим князем? — переспросил я. — В смысле — с Олегом?

— Ну а каким еще? — удивился Карпыч. — Или ты других знаешь? С ним. Бранимир ближником ему приходился. Не гридь обычный, а старший дружинник, золотом опоясанный, по десницу от князя и на пиру, и на битву стоящий.

— Или сидящий, — на автомате заметил я, глядя на вещицу, которой, как оказалось, лет столько, что с ума можно сойти. — Если на пиру.

— Ну да, — кивнул водяник. — Сразу ясно было, что Олег за телом этой дурехи придет. Всякое Вещий князь творил — и доброе, и злое, но о тех, кто с его именем в бой шел, не забывал никогда, даже если те уже мертвы. Так и получилось. Как только он по возврате домой проведал, что Верба в реку прыгнула, сразу ко мне пожаловал, тело ее потребовал. Его я ему отдал, а вот перстень — нет. Он в руке зажат был, как Верба утопла, из нее и выпал. Я и сам про то не знал, мне сильно позже его одна русалка притащила. Так с тех пор его и хранил, а нынче вот решил тебе отдать. Бранимир был ведьмак, и ты ведьмак, стало быть, по праву он твой.

Нет, сдается мне, я вовсе не Ванька из слободки, а герой другой сказки из далекого и безмятежного детства, той, в которой деревянный человечек получил некий золотой предмет в почти аналогичной ситуации. В смысле — прямо в водоеме от местной жительницы. Ну да, потом он удачно его использовал и сорвал банк, но то ведь сказка. А я-то в настоящей жизни, у нас тут все проще и страшнее одновременно.

Но будь я хоть трижды Буратино, эту штучку я никому не отдам, никакому Карабасу. Она мне самому нужна. Пока не знаю зачем, но чую, что это так.

А еще думается мне, что не все так просто. Вот только что «не все»?

— Скажи, Карпыч, мне что-то еще в этой связи нужно знать? — решил не ходить вокруг да около я и показал речному Хозяину перстень. — Может, за этой штучкой какой-то следок с тех, старых времен, тянется или бывшая владелица с того света может мне за него неприятность какую устроить?

— Мне ничего такое неведомо, — булькнул водяник, по самый подбородок погрузившись в воду. — Разве только вот… От тех, первых дружинников Олега, почитай, ничего и не осталось. Даже имена их время стерло, что говорить о мечах или вон перстнях. Так что ты особо его никому не показывал бы, от греха. Мало ли кто глаз на эту вещицу положит и что потом учудит? Может, золотом манить станет, а может, и кистенем махнет, когда ты к нему спиной повернешься. Люди разные встречаются, нелюди тоже, к каждому в голову да душу не залезешь, что там творится, не посмотришь.

— И очень жаль. Ведь как удобно было бы, — заметил я, подбросил перстень на ладони, а после глянул сквозь него на водяника. — Слу-у-ушай, а та русалка, что тебе это дело принесла, рядом с ним тела маленького такого человечка с мохнатыми ногами не приметила?

— Чего? — уставился на меня Карпыч. — Какого человечка? Ты о чем?

— Да не бери в голову, — рассмеялся я, прикидывая, на какой из пальцев его подарок налезет. — Неудачная шутка.

Уж не знаю, случайность это или нет, но на безымянном пальце левой руки перстень умостился как влитой. И, кстати, мне показалось, что он там более чем уместен, хотя до того я не то чтобы негативно относился к разным печаткам и прочим ювелирным изыскам, созданным для мужчин, но и не приветствовал их. Я в свое время даже обручальное кольцо почти не носил, причем не потому, что это могло как-то помешать моим внебрачным забавам, а потому что просто не нравилось. Бывшая теща, кстати, этот факт использовала как весомый аргумент при развале нашего со Светкой брака. Причем придерживала его до самого финала, пустив в ход тогда, когда все уже даже не по шву трещало, а почти разлетелось вдребезги. Эдакий финальный удар.

А тут прямо здорово, прямо мне нравится. Ну да, может, стоило поостеречься и сразу вот так этот непонятный подарок на палец не натягивать,