«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

В январе – феврале в полк прибыла большая группа летчиков на пополнение. Среди них помимо молодых летчиков, только что закончивших обучение, находились и отличные пилоты из числа инструкторов авиашкол. Командование полка решило их без предварительной подготовки на задания не пускать и включать в боевой расчет постепенно, после тщательного изучения района полетов, проверки техники пилотирования и обучения тактике. В нашей эскадрилье вместо погибшего Сеничкина обязанности командира стал исполнять его заместитель ст. лейтенант Марченко. Я стал командиром звена. В напарники попросил понравившегося мне веселого парня Сашу Пятикопа. С разрешения командира полка несколько раз слетал с ним в паре на слетанность и посмотрел, как он держится в строю. Показал ему, как выполняется противозенитный маневр, а также действия при появлении истребителей противника.

Нагрузку давал такую, что из кабины он выходил мокрым. Готовил его не только практически на слетанность и отработку маневров, но и теоретически, исходя из личного опыта. Объяснил ему, как избежать прямых попаданий зенитных снарядов. Вспомнил о беседе с летчиками полка командира зенитной батареи, где он говорил: «Чтобы сбить самолет, летящий без маневра по прямой, зенитчикам требуется не более десяти секунд. Следовательно, если хочешь остаться живым, в зоне зенитного огня надо постоянно маневрировать». Менее утомительным и оправдавшим себя на практике было придание самолету скольжения, которое достигалось отклонением руля направления. При этом ось самолета и направление полета не совпадают, но с земли или с атакующего истребителя это не заметно. В результате зенитные снаряды рвутся в стороне, а трассы «эрликонов» проходят мимо.

Это уже хорошо, ибо наиболее опасны первые снаряды. Как только летчик видит шапки разрывов, он должен, сообразуясь с обстановкой, маневрировать значительно энергичнее. Объяснил ему, что начинать маневр надо за 3–5 километров до линии фронта. И, чтобы он не дулся на меня за изматывающие полеты, пояснил: «Все, что мы делали на тренировках, будет реально в боевых вылетах. Может быть, даже тяжелее. Главное – уметь хорошо держаться в строю, быть сообразительным, инициативным, расторопным, отлично знать район боевых действий, и успех будет обеспечен». Занимаясь с Пятикопом, я как-то задумался над тем, как начинал сам и как был к этому подготовлен. Если бы готовился, как он, то наверняка не был бы сбит в первом боевом вылете.

В выборе ведомого я не ошибся. Саша оказался отличным летчиком, с которым было приятно летать. За время совместных полетов претензий к нему, как к ведомому, не было. Именно с ним у меня были самые успешные вылеты. Мы верили друг в друга и были уверены, что выполним любое задание. Именно нам Пстыго доверял выполнение наиболее сложных заданий, которые мы всегда успешно выполняли. Мы серьезно готовились к каждому боевому вылету. Обычно, получив задание, независимо от располагаемого времени тщательно проигрывали полет. Договаривались о маршруте и высоте полета, как будем маневрировать, оговаривали подход и уход от цели, как будем вести радиообмен, которым для скрытности вообще старались не пользоваться. В зависимости от полученного задания рассматривали и другие вопросы на каждый конкретный вылет.

Позже Саша вспоминал, что это помогло ему в дальнейшем быстро войти в строй боевых летчиков. За 76 боевых вылетов, совершенных им на Ил-2, в его самолет не было ни одного прямого попадания зенитных снарядов калибром более 20 мм. Помимо везения, здесь сказалась та подготовка, которую он получил до начала полетов. Саша четко уяснил, как надо летать, чтобы избежать поражения зенитными снарядами. Как и я, он ни секунды не вел самолет без скольжения в прямолинейном полете.

Такие же советы и наставления получили и остальные летчики из пополнения. Их давали не только командиры, но и рядовой летный состав, имевший боевой опыт. Это было обычным явлением не только в нашей армии, но и у противника. Результат был очевиден для всех. Особенно это было заметно во время первых боевых вылетов. Потери среди молодых стали намного ниже, чем в свое время у нас. Но, к сожалению, они все-таки были неизбежны – война есть война. Мы хорошо понимали, насколько опасны боевые вылеты. Никто из нас не был застрахован от гибели, но это наш воинский долг. Все мы горели желанием освободить Родину от фашистских захватчиков, быстрее закончить войну, принесшую столько бедствий нашему народу.

Верные воинской присяге, мы выполняли поставленные задачи. Так воевали почти все. Однако в полку оказались и такие, кто позорил наши славные дела. Эти трусы хотели дождаться победы, не участвуя в бою. Они всячески хитрили, не стесняясь перед товарищами, а иногда и открыто избегали летать на боевые задания. К ним мы испытывали чувство отвращения. Причем это были не молодые, а летчики с довоенным стажем, имевшие семьи. Один из них – Святковский, командир 2-й эскадрильи, вначале воевал наравне со всеми, произвел более двадцати боевых вылетов, за что был награжден двумя орденами Красного Знамени. Однако в силу различных обстоятельств, скорее всего вследствие нервного истощения, стал бояться летать на задания.

Второй – капитан Тоболов, который за год пребывания в полку вообще не сделал ни одного боевого вылета. В полк он прибыл на должность начальника воздушно-стрелковой службы вместо погибшего старшего лейтенанта Гончарука. Вначале этот тридцатипятилетний человек своей внешностью, умением держаться и говорить, военной выправкой произвел на личный состав хорошее впечатление. Многие думали, что он отличный летчик, у которого можно кое-чему поучиться. Но вскоре мы заметили, что к полетам он особого рвения не проявляет.

За месяц пребывания в полку он не сделал ни одного вылета. Слетал разок по кругу, да и то неудачно. Посадку произвел с большим перелетом, выкатился за пределы полосы на лесную вырубку, случайно не поломав самолет. Оттуда его с большим трудом трактором и на руках выкатили на летное поле. За предпосылку к летному происшествию Пстыго, несмотря на возраст и служебное положение, здорово его отругал в присутствии всего летного состава. Видя бездеятельность Тоболова и нежелание летать, командир полка отстранил его от должности и назначил в нашу АЭ командиром звена. В эскадрилье он тоже себя никак не проявил. Выполнил только два тренировочных полета по кругу. В это время у нас в АЭ создалась критическая обстановка с ведущими групп.

После гибели старшего лейтенанта Марченко и командира звена Привезенцева остался только я. Тоболов мне помочь не мог. Я обратился к командиру полка. Иван Иванович решил вопрос просто – перевел Тоболова из нашей АЭ в первую с понижением в должности до старшего летчика. На новом месте в старших летчиках ему долго ходить не пришлось. Командир эскадрильи Байматов не доверил ему напарника и попросил командира полка перевести его в рядовые летчики. Им он и остался, пока через девять месяцев не вернулся после второго вылета на задание. Никто из летавших с ним не видел, куда он делся. Судьба его неизвестна и по сей день.

Почти всю зиму 1943/44 года мы летали в сложных метеоусловиях. Плохая погода была иногда за нас, но чаще помогала противнику. В этот период мы понесли большие потери. Часто получалось так: низкая облачность, наши истребители или вообще не летают, или доходят по линии фронта, а дальше не идут, ссылаясь на низкую облачность. Они объясняли, что на их самолетах брони, как у нас, нет, поэтому любая пуля для них опасна. Обычно в таких случаях они говорили: «Дальше не пойдем, будем ожидать вас над своей территорией. Если появятся «худые», сообщите, поможем отсечь здесь». Но это были слова. За все время, сколько мне приходилось летать и быть атакованным истребителями, наши ни разу нам не помогли. Истребители противника знали, как нас «сопровождают», и, пользуясь этим, безнаказанно нас сбивали. Это действовало на психику. Если надо было лететь при низкой облачности, настроение у нас сразу падало.

Для самообороны мы выработали особую тактику. Большое внимание обращали на огневое взаимодействие воздушных стрелков. При появлении противника уплотняли боевой порядок в группе. Нередко применяли маневр «ножницы». Попытки отдельных летчиков вести воздушный бой с истребителями обычно заканчивались плачевно. Драться на тяжелом штурмовике с истребителем даже хорошему пилотяге было крайне сложно: «ил» не обладал достаточной маневренностью. В ту зиму от истребителей погибло две трети летного состава полка. К концу зимы в полку остались единицы от первоначального состава. В нашей АЭ тогда погибли Марченко, Привезенцев, Ларин, Сидоренко, Евгений и Николай Медведевы. Здесь же погибли оба начальника воздушно-стрелковой службы – вначале отличный летчик капитан Богданов, а затем старший лейтенант Гончарук.

Из экипажа Богданова чудом выжил стрелок сержант Горлов. Когда после нескольких месяцев лечения он вернулся в полк, рассказал: «Очнулся я в сумерках (полет выполнялся в середине дня), лежу рядом с обгоревшими обломками самолета на небольшой поляне. В нескольких метрах от меня – мертвый летчик. Его останки деловито раздирает лиса. Хотел отогнать ее, но не смог. Подумал: «Вот дрянь, и меня так станет драть». Стало страшно. Попытался подняться, но тут же потерял сознание. Пришел в себя уже в лазарете. Как в нем оказался – не знаю.