Огарок во тьме. Моя жизнь в науке - Ричард Докинз

добавление интересных биологических историй, уместных для всей книги и не ограниченных конкретным существом-рассказчиком. Например, “Рассказ кузнечика” посвящен расам, в особенности непростому вопросу человеческих рас – а кузнечику он отдан потому, что там приводятся и некоторые исследования о расах кузнечиков. “Рассказ они-хофоры” – о кембрийском взрыве[55]. “Рассказ бобра” – о расширенном фенотипе. Рассказы я веду от своего лица: было бы слишком слащаво вложить их в уста животных.

Будет, безусловно, справедливо сказать, что книга не была бы завершена без Яня Вона. Он упомянут как соавтор нескольких глав, и рад сообщить, что я только что при помощи “Брокман инкорпорейтед” договорился, что выйдет новое издание книги, с дополнительными материалами, которые собрал Янь, и с его именем на обложке в роли полноправного соавтора.

В один из кризисных моментов, в 2002 году, я постарался задобрить издателей и оттянуть сроки, предложив другую книгу – которая потом получит название “Капеллан дьявола”. И Энтони, и Имон Долан из американского издательства “Хотон Миффлин” хотели издать сборник моих уже опубликованных заметок и журналистских статей. И я знал, к кому надо обратиться за помощью, чтобы их отредактировать. Лата Менон была родом из Индии, но давно жила в Оксфорде и закончила Оксфордский университет: она была находчивым и удивительно сведущим редактором Encarta — энциклопедии, которая выходила под эгидой Microsoft. Несколько лет я состоял в редколлегии Encarta и посещал ее ежегодные собрания в Сомервиль-колледже, где председательствовал знаменитый историк Эйса Бриггс, а Лата руководила почти всеми подобными обсуждениями. Она произвела на меня колоссальное впечатление, и когда работа над Encarta подошла к концу, я с успехом отрекомендовал ее на должность редактора научных изданий в “Оксфорд юниверсити пресс”. Не возьмется ли она за дополнительную подработку – отредактировать антологию моих заметок? Она согласилась. Она уже читала почти все, что я в жизни написал, и поэтому помогла мне выбрать подходящие тексты и распределить их по семи разделам. Разделы я озаглавил в основном поэтическими аллюзиями: “Много света будет пролито…” (о дарвинизме), “Мне, Гераклит, сказали…” (некрологи и воспоминания), “Даже ряды этрусские…” (разные статьи, связанные со Стивеном Джеем Гулдом) и “В нас есть вся Африка с ее чудесами…” (обо всем африканском)[56]. Последний раздел, “Молитва о дочери”, состоит из одной главы: это письмо, которое я написал своей дочери Джулиет, когда ей было десять. Оно стало кульминацией книги, а теперь, когда ей исполнялось восемнадцать, новую книгу я посвятил Джулиет в честь ее совершеннолетия.

Молитва о дочери

Может показаться странным, что я написал своей десятилетней дочери письмо про “Хорошие и плохие основания чему-нибудь верить”[57]. Почему бы мне просто не поговорить с ней? У этого есть объяснение – невеселое, но не редкое: мы не так часто виделись. Джулиет жила со своей матерью, моей второй женой Ив. Ив была красива, умела развеселить и составить компанию, но у нас с ней было не так много общего – за исключением любви к Джулиет. Расставание становилось все более неизбежным. Мы разошлись, когда Джулиет было четыре: мы надеялись, что в этом возрасте это меньше ей повредит, чем если бы мы отложили это на потом. После развода мы с Джулиет виделись регулярно, но проводили меньше времени вместе, чем мне бы хотелось (время визитов определяют адвокаты с их психологией противостояния с “противной стороной” – надо ли что-то еще говорить?). Время наших встреч было слишком дорого, чтобы тратить его на тяжеловесные беседы о смысле жизни. В ее детстве мое ограниченное время пролетало слишком быстро – за чтением ее любимой книги про горилл, или “Рассеянной Мяули”, или “Слоненка Бабара”, или за игрой на фортепиано, или за прогулками к реке с ее щенком Пепе, милым маленьким уиппетом.

Но я хотел передать ей и нечто более глубокое – а редкость наших встреч воздвигла барьеры. Я даже немного стеснялся ее, благоговея перед ее кротким нравом и красотой с первого дня ее жизни. В ее присутствии я странным образом лишался дара речи. Религиозные родители отправляют детей в воскресную школу или беседуют с ними о вере. Наверное, я хотел чего-то равнозначного. Она была умной, хорошо училась в школе, и я подумал, что ей понравится длинное продуманное письмо. Потороплюсь добавить, что ни в коем случае не хотел навязать ей свои убеждения. Весь посыл моего письма был направлен на то, чтобы вдохновить ее думать самостоятельно и делать собственные выводы.

Она прочитала письмо и сказала, что ей понравилось, но мы не обсуждали его. Как оказалось, Джон Брокман тогда редактировал книгу очерков для детей, которую хотел подарить своему сыну Максу на бар-мицву. Он попросил поучаствовать и меня, и очевидным выбором было отправить в книгу мое письмо Джулиет. Так оно стало открытым письмом. Опубликованную версию благосклонно приняли родители из самых разных стран, которые дали ее прочитать своим детям или прочитали им вслух. И, как объясняется выше, я перепечатал это письмо в качестве последней главы книги “Капеллан дьявола” и посвятил всю книгу Джулиет на ее восемнадцатый день рождения.

Джулиет было семь лет, когда я встретил Лаллу, восемь – когда я на ней женился. Кажется, они нашли общий язык с самого начала. Мы наладили режим: Джулиет проводила у нас с Лаллой каждые вторые выходные, и мы с Джулиет и ее подругой Александрой несколько раз прекрасно отдыхали в самой западной части Ирландии, в доме, восстановленном моими родителями, среди песчаных холмов, с видом на Двенадцать Пиков Коннемары. То были счастливые времена; они запечатлены на прелестной вышивке, которую Лалла сделала в подарок моим родителям.

Но когда Джулиет было двенадцать, у Ив начали появляться зловещие симптомы. Ей диагностировали рак надпочечника. Она перенесла масштабную операцию, которая временно спасла ей жизнь, – но потом возникли метастазы, и она попала в замкнутый круг химиотерапии, со всеми изнурительными побочными эффектами. Она переносила это с безграничной стойкостью и отвагой, со своим фирменным черным юмором (который среди прочего и привлек меня в ней). Например, как-то раз, когда Лалла собиралась отвести Пепе к ветеринару, моему племяннику Питеру Кеттлуэллу, Ив сказала: “Раз ты все равно туда идешь, попроси у Питера что-нибудь, чтобы меня усыпить. Думаю, хватит дозы для немецкой овчарки средних размеров”. И отважно расхохоталась в лицо смерти.

Между Лаллой и Ив тогда зародилась удивительная дружба – и, думаю, это укрепило отношения Лаллы с Джулиет. Лалла всегда сопровождала Ив к онкологу, каждую неделю водила ее обедать в паб и, думаю, подбадривала