Том 3. Стихотворения 1918-1924 - Валерий Брюсов

4–6 июля 1910

Одинокая ель

Одинокая старая ель,Еще сохраняяДевичью стройность ствола,Все шепчет чуть слышно про дальнюю цель,Под ветром ветвями печально качаяИ новые шишки роняя,Всё новые шишки, еще, без числа…

Столетняя мать!О чем ты так шепчешь? о чем ты мечтаешь?Ты, древняя, хочешь детей увидать,Зеленые, стройные ели?Год за годом с верхних ветвейТы новые шишки роняешь,Чтобы увидеть своих встающих детей,Чтобы шептать, умирая, о достигнутой цели.

Но кругом лишь поля,У корней твоих реет дорога.Или эта бесплодна земля?Или небо к мечте твоей строго?Ты одна.Кропит тебя дождь; шевелит тебя буря;За зимней стужей сияет весна,И осень за летом приходит, глухая…Столетняя ель,Одинокая, ветви понуря,Ветви под ветром качая,Ты шепчешь чуть слышно про дальнюю цель

24 июля 1910

Белкино

Рабы

Нас было много. Мы покорноСвершали свой вседневный труд:Мели осенний сад; упорноОт ила очищали пруд;

Срезали сучья у оливы;Кропили пыльные цветы;За всем следили, терпеливы,От темноты до темноты!

Ах, мы одной горели жаждой,Чтоб в час, когда с террасы в садСойдет она, — листочек каждыйБыл зелен, был красив, был рад!

И вот, дрожа, ложились тени,Склонялось солнце, все в огнях, —Тогда на белые ступени,Со стеблем лилии в руках,

Она сходила… Боги! Боги!Как мир пред ней казался груб!Как были царственны и строгиЧерты ее сомкнутых губ!

Походкой медленной и стройнойСреди кустов, среди олив, —Богиня некая! — спокойноОна скользила, взгляд склонив…

И, медленно достигнув пруда,На низкой мраморной скамьеСадилась там, земное чудо,В каком-то дивном забытье…

А мы, безумные, как ворыТаясь, меж спутанных ветвей,В ее лицо вонзали взоры,Дыша, как дикий сонм зверей…

Рождался месяц… Тихо, плавноОна вставала, шла домой…И билось сердце своенравноУ всех, у всех — одной мечтой!

Но что свершилось? — Кто сказал нам,Что выбран был один из нас?Кто, кто Сеида показал намВдвоем с царицей в темный час?

Он весь дрожал, он был в испуге,И был безумен черный лик, —Но вдруг со стоном, как к подруге,К царице юный раб приник.

Свершилось! Больше нет исхода, —Она и он обречены!Мы знаем: смерть стоит у входа,Таясь за выступом стены.

Покорно мы откроем двери,Дадим войти ей в тихий садИ будем ждать в кустах, как звери,Когда опять блеснет закат.

Зажгутся облачные змеи,Сплетутся в рдяно-алый клуб…И рухнет на песок аллеиС царицей рядом черный труп!

6 декабря 1910

«Желанье, ужасу подобное…»

Желанье, ужасу подобное,Меня опять влечет к стихам…И снова, как на место лобное,Вхожу в мой озаренный храм.

Покрыта грудь святыми ризами,Чело под жреческим венцом,И фимиам волнами сизымиКлубится медленно кругом.

Входите! это — час служения,Зажжен огонь, дверь отперта.Мои заветные моления,Не дрогнув, повторят уста.

Блаженны все, молчать умевшие,Сокрывшие священный стих,Сознаньем пламенным презревшиеВопль современников своих!

Они в блаженном одиночествеПроникли в таинства души;Приняв великие пророчества,Твердили их в глухой тиши;

Они глубины тайн изведали,До дна испили свой восторг,И вдохновенных грез не предалиНа поруганье и на торг!

Но поздно! Жизнь моя расславлена,Воздвигнут храм, дверь отперта…Входите! Будет людям явленаМоя запретная мечта.

5–6 октября 1909 — 6 декабря 1910

«Не так же ль годы, годы прежде…»

Не так же ль годы, годы преждеБродил я на закате дня,Не так же ль ветер, слабый, нежный,Предупреждал, шумя, меня.

Но той же радостной надеждеДуша, как прежде, предана,И страстью буйной и мятежной,Как прежде, все живет она!

Ловлю, как прежде, шорох каждыйВечерних листьев, дум своих,Ищу восторгов и печали,Бесшумных грез певучий стих.

И жажды, ненасытной жаждыЕще мой дух не утолил,И хочет он к безвестной далиСтремиться до последних сил.

<1910>

«С пестрым мешком за плечами татарин…»

С пестрым мешком за плечами татарин,В чуйке облезлой веселый мужик,С дымной сигарой задумчивый барин,Барышня в синем — бессмысленный лик.После гигантских домов — два забора,«Фиалки, фиалки!» — «Шнурки, гуталин!»Быстро отдернулась белая штора:Девочка с кудрями в раме гардин…Шумно вдоль мокрых бегут тротуаров,Детям на радость, живые ручьи,В думах, как зарево дальних пожаров,Светят прошедшие весны мои.

21 февраля 1911

«Душа томится надеждой тщетной…»

За вечера видений вот расплата!

Душа томится надеждой тщетнойВернуть былую, святую мощь…Как всё поблекло — так незаметно! —Как бледно небо и зелень рощ!

Дрожит вершина родной березы,Вот трясогузка трясет хвостом…Я помню смутно живые грезыИ счастье жизни в глухом былом…

Бежал бы прежде я в это поле,Я пил бы запах медвяных трав…Но чую в теле, но чую в волеГнет беспощадный земных отрав.

Ах, слишком много я жаждал видеть,Искал видений, волшебных снов,Умел любить я, смел ненавидеть…И стали страсти — как груз оков!

В листву березы бьет солнце ярко,И птицы громко кричат «чьи-чьи»!О, свод небесный! победы арка!Войду ль в оковах в врата твои!

25 мая 1911

«Я видел много городов…»

Я видел много городов,И малых и больших,Я слышал сонмы голосов,Гудящих в стенах их.

Я видел склоны грозных гор,Ширь радостных морей,Я знал восторг, я знал позор,Все омуты страстей.

Что ж мне осталось в мире сем?Он предо мной — как склеп.Я песни пел, — и вот я нем,Я видел огнь, — и слеп!.

Я помню: ненависть, любовь,Молитвы, ужас, бред…Ужели начинать мне вновьВесь круг былых побед?

Где новый Дант? другой Шекспир?Невиданный закат?Я до конца прошел весь мир,И нет путей назад!

1 августа 1911

«Озими зеленые, оголенный лес…»

Озими зеленые, оголенный лес,Небо серо-синее, мертвые цветы,Станции заброшенной сумрачный навес,И в мечтах задумчивых — маленькая ты.

Милый мой воробушек! ты клюешь подсолнух,Прыгаешь доверчиво, смело предо мной;Оба мы купаемся в предосенних волнах:Ты с своей заботою, я с своей мечтой.

Пусть, бросая в воздух бело-серый дым,Мимо нас стремительно мчатся поезда, —Мы живем мгновением, кратким и одним,Мы мгновеньем счастливы, нынче, как всегда.

Осень пусть кончается; взвеют вихрем вьюгиБелый снег над яркостью поздних озимей,Будут мертвы бороны, будут мертвы плуги.Ты зиме доверишься, я — мечте моей.

Прыгает воробушек, облака ползут,Лес стоит безжизненный над простором нив,Хорошо довериться быстрым снам минут,Чувствовать, что в вечность я влюблен и жив.

4 октября 1911