Химера - Тесс Герритсен

«Здесь же микрогравитация, здесь нет верха и низа. Вода вообще не должна куда-либо течь».

Он начал трясти головой, ударяя рукой по шлему.

Но капля продолжала двигаться вверх по лицу, оставляя мокрую дорожку. Она ползла к уху. Вот она достигла края шлемофона. Ткань наверняка впитает влагу и не даст капле протечь дальше…

Вдруг Николай замер. Капля скользнула под край шлемофона. И теперь протискивалась к уху. Нет, это не вода, не струйка пота, у этой влаги есть какая-то цель. «Она живая».

Николай метнулся влево, затем вправо, стараясь сбросить каплю. Он сильно ударил по шлему. Безуспешно – влага продолжала двигаться, забираясь под наушник.

Николай принялся извиваться в лихорадочном танце, и картинка перед его глазами менялась с головокружительной скоростью: Земля, чернота космоса, Земля, космос…

Влага скользнула ему в ухо.

– Николай! Николай, пожалуйста, ответь! – звала Эмма, наблюдая за движениями космонавта на мониторе. Он крутился и вертелся, а его руки в перчатках отчаянно колотили по шлему. – Лютер, похоже, у него припадок!

В кадре появился Лютер – он спешил на помощь своему напарнику. Николай, тряся головой, продолжал молотить руками по шлему. Эмма слышала их диалог на ультравысокой частоте.

Лютер спросил:

– Что случилось, в чем дело?

– Ухо… У меня в ухе…

– Болит? Ухо болит? Посмотри на меня!

Николай снова ударил по шлему.

– Оно пробирается глубже! – кричал он. – Вытащите его! Уберите его!

– Что с ним? – закричала Эмма.

– Я не знаю! Боже, он в панике…

– Он слишком близко к стойке с инструментами. Оттащи его, пока он не порвал скафандр!

На мониторе было видно, как Лютер схватил своего партнера за руку.

– Ладно, Николай. Отправляемся обратно в шлюз.

Вдруг космонавт вцепился в свой шлем так, словно хотел сорвать его.

– Нет! Не делай этого! – закричал Лютер, он схватил напарника за обе руки, изо всех сил стараясь сдержать его.

Николай и Лютер метались туда-сюда, фалы извивались, опутывая их тела.

Григгс, Диана и Эмма в ужасе следили за драмой, разворачивающейся за пределами станции.

– Лютер, стойка! – крикнул Григгс. – Не повредите скафандры!

Только он произнес это, как Николай резко и сильно изогнулся в руках Лютера, ударившись шлемом об опору. Похожая на белый туман струйка начала сочиться из защитного стекла шлема.

– Лютер! – воскликнула Эмма. – Проверь его шлем! Проверь его шлем!

Лютер пристально осмотрел защитное стекло на шлеме Николая.

– Черт, у него трещина! – крикнул он. – Я вижу, как через нее выходит воздух! У него декомпрессия!

– Нажми кнопку экстренной подачи кислорода и тащи его на станцию, быстро!

Лютер включил экстренную подачу кислорода в скафандр Николая. Дополнительный воздушный поток поможет некоторое время поддерживать давление в скафандре, и Николай сможет вернуться на станцию живым. Продолжая бороться со своим напарником, Лютер потащил его к шлюзу.

– Быстрее, – бормотал Григгс. – Боже, быстрее.

Несколько драгоценных минут Лютер потратил на то, чтобы втащить напарника в шлюз, закрыть люк и восстановить атмосферное давление. Они не стали ждать обычной проверки целостности шлюзового модуля, а сразу подняли давление до одной атмосферы.

Люк открылся, и в шлюз с оборудованием нырнула Эмма.

Лютер уже снял шлем Николая и теперь отчаянно пытался освободить коллегу от верхней части скафандра. Вместе они вытащили отбивавшегося Николая из нижней части скафандра. Эмма и Григгс поволокли его через станцию в российский рабочий модуль, где были электроэнергия и свет. Он всю дорогу кричал, хватаясь за левую сторону шлемофона. Его опухшие глаза были закрыты, веки сильно раздуло. Эмма дотронулась до его щек и почувствовала скрип – из-за декомпрессии воздух остался в подкожном слое. На его подбородке блестела влажная полоска.

– Николай, успокойся! – попросила Эмма. – Все в порядке, ты меня слышишь? Все будет хорошо!

Вскрикнув, космонавт стащил шлемофон. Прибор отлетел в сторону.

– Помогите мне уложить его на стол! – крикнула Эмма.

Чтобы установить медицинский стол с ремнями-ограничителями, стянуть с Николая костюм водяного охлаждения и привязать космонавта к столу, потребовалась помощь всех членов экипажа. Теперь он был полностью обездвижен. Когда Эмма слушала его сердце и легкие, осматривала живот, он продолжал хныкать и мотать головой из стороны в сторону.

– У него ухо болит, – подсказал Лютер. Он уже снял свой объемистый скафандр для выхода в открытый космос и теперь, выпучив глаза, наблюдал за мучениями Николая. – Он сказал, у него что-то в ухе.

Эмма внимательно осмотрела лицо космонавта. Влажная полоска тянулась от подбородка вверх по левой щеке. К уху. Капелька влаги была и на ушной раковине.

Она включила отоскоп на батарейках и вставила трубку в ушной канал Николая.

Первое, что она увидела, – это кровь. Яркая красная капля, блестевшая под светом отоскопа. Затем Эмма внимательно осмотрела ушную перепонку.

В ней обнаружилось отверстие. Эмма увидела не тусклый блеск перепонки, а черную зияющую дыру. «Баротравма», – сразу же решила она. Возможно, перепонка порвалась из-за резкой декомпрессии. Эмма проверила другую перепонку, но та была цела.

Эмма выключила отоскоп и озадаченно взглянула на Лютера:

– Что произошло?

– Я не знаю. Мы решили сделать короткую передышку. Перед тем как убрать инструменты. Все было хорошо, и вдруг он запаниковал.

– Мне нужно взглянуть на его шлем.

Покинув российский рабочий модуль, Эмма направилась к шлюзовому модулю. Она открыла люк и принялась рассматривать скафандры, которые Лютер снова прикрепил к стене.

– Что ты делаешь, Уотсон? – удивился последовавший за ней Григгс.

– Хочу посмотреть, велика ли трещина. Насколько быстрой была декомпрессия.

Она приблизилась к скафандру, на котором была табличка «Руденко», и сняла шлем. Заглянув внутрь, Эмма увидела следы влаги, налипшие на треснувшую лицевую панель. Эмма вытащила ватную палочку из накладного кармана и коснулась жидкости. Влага оказалась густой и желеобразной. Сине-зеленого цвета.

Холодок пробежал по спине Эммы.

«Здесь был Кеничи, – вдруг вспомнила она. – В ночь, когда он умер, мы нашли его в этом шлюзе. Инфекция каким-то образом попала в скафандр».

Запаниковав, она попятилась назад, столкнувшись в проеме с Григгсом.

– Уходим! – крикнула она. – Сейчас же уходим отсюда!

– В чем дело?

– Похоже, у нас опасность биологического заражения! Закрой люк! Закрой его!

Они перешли из шлюза в модуль. Захлопнули люк и загерметизировали его. А затем обменялись тревожными взглядами.

– Думаешь, могла произойти утечка? – спросил Григгс.

Эмма внимательно осмотрела модуль в поисках плавающих капелек. Сначала ничего не увидела. А затем краем глаза уловила какое-то движение, искорку, метавшуюся на самой периферии зрения.

Она повернулась и пристально посмотрела в ту сторону. Искорка исчезла.

Джек сидел за пультом врача в зале специальных полетов, смотрел на часы на главном экране, и его напряжение росло с каждой минутой. Голоса, звучавшие в его наушниках, говорили тревожно, быстро и отрывисто: операторы передавали руководителю полета МКС Вуди Эллису отчеты о состоянии дел. Похожий по планировке на зал управления полетами шаттлов и расположенный с ним в одном здании, зал специальных полетов был меньше – здесь располагалась команда, которая занималась только деятельностью МКС. За последние тридцать шесть часов с того момента, как «Дискавери» столкнулся с МКС, в этом зале неуклонно росла тревога, а порой и вовсе царила паника. Здесь сидело столько людей, не один час находившихся в состоянии стресса, что воздух пропах катастрофой, потом и остывшим кофе.

Николай Руденко получил декомпрессионные травмы и нуждался и эвакуации. Но поскольку эвакуироваться можно было только в корабле аварийного спасения, то вернуться на Землю должен был весь экипаж. Без спешки, без ошибок. Без паники. Ранее в НАСА много раз инсценировали подобную ситуацию, но с пятью живыми людьми на борту КАС еще ни разу не был по-настоящему опробован.

«А тем более с человеком, которого я люблю».

Джек обливался потом, его мутило от ужаса.

Он продолжал смотреть на часы, сверяя их с теми, что были у него на руке. Все ждали, когда станция займет нужное положение на орбите и можно будет отстыковать аппарат от МКС. Важно было, чтобы аппарат сошел с орбиты в точке, максимально близкой к тому месту посадки, где будет немедленно обеспечено присутствие медицинского персонала. Ведь помощь понадобится всему экипажу. После нескольких недель, проведенных в космосе, астронавты стали слабыми, как котята, – их мышцы не будут служить им так, как раньше.

Приближалось время отстыковки. Понадобится двадцать пять минут, чтобы отделиться от МКС и получить джипиэс-наведение, затем еще пятнадцать минут, чтобы подготовиться к сходу с орбиты. И час – на приземление.