Мечтать не вредно (сборник) - Светлана Алешина

Он налил себе вина в бокал. Отпив, задумчиво обвел собравшихся своим «фирменным» взглядиком, от которого начинал бегать мороз по коже. Пауза была сделана им хорошо – прямо по Станиславскому!

Ни мгновения лишнего.

Я испытала невольное восхищение его мастерством!

– Такая вот складывается картинка, – процедил он сквозь зубы. – Когда кто-то пишет человеку тексты типа «Палач в нетерпении» или «Могут ли женщины убивать» – вы уж меня простите, это расценивается именно как письмо с угрозой. А если эта жизнь оборвалась, мы можем считать, что угроза приведена в исполнение.

– Подождите, – остановил его Грязнер. – Но ведь Таню не убили! Она покончила с собой!

– Какая разница? – пожал плечами Ларчик. – Если человека подводят к краю обрыва, совсем необязательно толкать его. Можно добиться и того, что человек прыгнет сам… Именно так кто-то из здесь присутствующих поступил с Татьяной Дмитриевной. И, что бы вы мне там ни говорили в свое оправдание, я не вижу разницы между убийством и самоубийством в этом отдельно взятом случае. Может быть, это еще более подлое убийство.

Он прошелся по комнате.

– Должен предупредить вас, что это дело я передаю в прокуратуру. Засим разрешите откланяться. У вас будет время подумать обо всем на досуге. Вот мои визитные карточки – я оставляю их на столе, – если у вас появятся какие-то мысли по поводу сегодняшнего происшествия, я с удовольствием вас выслушаю…

Он кивнул нам с Пенсом. Я все еще пребывала в полной растерянности и не могла понять, почему нам сейчас надо уходить?

И с кем мы оставим Никитича?

Тем не менее я покорно проследовала за ним, на прощанье оглянувшись.

Они стояли, оглушенные. Даже Варлаамов привстал сейчас с места и смотрел нам вслед с испуганным выражением.

– Что ты задумал? – спросила я Ларчика, когда мы вышли из комнаты. – Они же разбегутся.

– Ну что ты, – спокойно ответил он мне. – Представление только начинается. Кто же из актеров уйдет со сцены в такой ответственный момент?

Всю дорогу я пыталась понять смысл его с виду совершенно безумных и бессмысленных действий.

Возле дома он остановил машину и обернулся к нам.

– Так, сейчас мы переодеваемся, немного отдыхаем…

– Что? – взревела я. – От-ды-ха-ем? Ларчик, у тебя все в порядке с головой? На твоих глазах происходит преступление, а ты мне предлагаешь передохнуть! Там сидит преступник, милицию ты вызвать не удосужился…

– Удосужился, успокойся… Милиция будет.

– И откуда? – скептически спросила я. – Ты, что ли, ее будешь представлять?

– Зачем же я? У каждого свой образ.

– Интересно, – протянула я. – Очень интересно! Кажется, ты вообразил себя гением режиссуры?

– А каждый сыщик чуточку режиссер, – улыбнулся он мне покровительственной и снисходительной улыбкой. – В общем, времени у нас очень мало. Так что выползайте побыстрее.

Я вылезла, продолжая ворчать на Ларикова. Происходящее казалось мне парадоксальным идиотизмом, в котором я раньше Ларикова никак не могла заподозрить.

Мы поднялись, и тут Лариков почему-то позвонил в дверь.

Наверное, у него просто съехала крыша, решила я. После звонка он преспокойненько достал ключ и открыл дверь.

– Какой-то ты, Ларчик, таинственный масон, – сказала я. – То подмигиваешь, то жесты странные себе позволяешь.

Он улыбнулся и пропустил меня вперед. Я вошла в комнату и застыла.

В моем кресле, как ни в чем не бывало, сидела Танечка Борисова собственной персоной!

– Так, – проговорила я, смотря на это привидение. – Значит, вы решили сделать из меня идиотку. Тоже мне, Ниро Вульфы недоделанные!

– Саша!

– Пенс, – проговорила я слабым голосом, – ну хоть ты-то не знал?

Он отвернулся.

– И ты, Брут, – горько сказала я, ощущая себя полностью одураченной. – Вы вообще-то думали, что я должна была пережить? И что у меня тоже есть нервы?

– Санечка, мы просто не могли тебя посвятить в наши планы, – сказала Татьяна. – Ты же все время была с Варлаамовым. А наш Илюшка обладает потрясающим свойством рассказывать все в мелких подробностях всем встречным…

– Ага, – кивнула я. – А может быть, вы хотели увидеть, как я выгляжу, ощущая себя идиоткой… Потому что я ничего не понимаю. И на вашем месте я бы все-таки объяснила, что вы выкинули и зачем вы все это затеяли.

– Понимаешь, Сашечка, никто из этих людей не выдаст себя, если его не загнать в ловушку, – начала Таня. – Не забывай, что с игрой у них все в порядке. Кроме того, план был изначально нарушен, так как некоторые были прекрасно осведомлены о том, что ты и Лариков никакие не родственники Никитича, а работники сыска. Поэтому у нас не оставалось другого выхода, как придумать весь этот «спектакль». Тем более что многое ты нам подсказала сама.

– Ох, спасибо, – сказала я. – Значит, все-таки мной вы тоже воспользовались… А я уж думала, что мое дело было шляться по совершенно гадким салонам и мучиться там. Слава богу, мои мыслительные процессы тоже были востребованы! И каким образом, можно поинтересоваться?

– Во-первых, мы использовали твоего Чейни. Ты нас простишь?

– Как? – закричала я. – Пенс, ты порвал мою книжку?

Он виновато опустил глаза.

– Сатрап, – сказала я. – Ладно, пока я забуду это. Загоню это происшествие в дальний уголок моей памяти, чтобы припомнить тебе это зловредное деяние в старости. Так, значит, вы сами и написали? И кукла – тоже ваших рук дело?

– Ну конечно. Мы поняли, кстати, благодаря опять же тебе, что имеем дело с умным человечком. И я прочла «Уилта». Идея с резиновой куклой мне так понравилась, что я тут же поведала о своих планах Витьке. А у него знакомый работает в секс-шопе. Он с радостью выдал нам бракованную. Теперь представь себе реакцию автора писем – он готовит собственный выход, возможно, куда более опасный – если мы вспомним фотографию с убитой девушкой, и тут кто-то перебивает все его планы! Сашка, не обижайся на нас, ладно? Если бы ты не торчала весь вечер с Варлаамовым, мы бы все тебе рассказали!

– А Витька ваш чью книгу порвал?

– Витька свою порвал, – сказала Танечка.

– И где он?

В моей душе шевельнулись нехорошие подозрения. Если у Витьки была такая книга, то почему бы не подумать, что это он и…

– Витька ни при чем, – сказала Таня. – Он просто принял во всем этом участие. А сейчас он следит за домом. Потому что, как мы предполагаем, настоящие военные действия начнутся только теперь.

– Какой же смысл, если тебя уже вроде как нет?

Отвечать мне было не нужно. Я уже и сама поняла, чего они добивались.

В панике человек может открыться куда быстрее.

Именно когда к горлу подступает страх, человеку начинает изменять хладнокровие.

А значит…

– Нам тоже там надо быть, – сказала я, решительно поднимаясь. – В конце концов, один ваш Витька за всеми сразу не углядит.

Поэтому я быстро переоделась в черные джинсы и такую же черную куртку, упрятала косу под бейсболку и уже стояла в дверях, поджидая Пенса и Ларчика.

Таня тоже была готова.

Но я остановила ее:

– Нет уж, ты останешься. Тебя никто не должен видеть.

– Почему это? – удивилась она.

– Умерла так умерла, – безжалостно ответила я. – Вот и сиди теперь в полной тишине и неизвестности.

– Но без меня вы не сможете! – запротестовала было Таня, но я остановила ее.

– Сможем. Не волнуйся… Да, и, пожалуйста, не открывай никому дверь!

И вышла, не обращая внимания на ее обиженные глаза. Пусть себе пообижается, не вредно ей это совсем…

Я же перенесла свою обиду?

Мы расположились, как заправские следопыты, по разным точкам большого сада, почти слившись с окружающей средой, чему немало способствовала темнота.

Комната была ярко освещена, и все действующие лица нашей трагикомедии были неплохо видны.

Я влезла на дерево, стараясь делать это как можно бесшумнее, и теперь оказалась в более выгодном положении, чем остальные.

Там явно происходил агрессивный междусобойчик, грозящий перейти в сражение. Во всяком случае, Лада громко орала, используя далеко не нормативную лексику. «Вы, тра-та-та, полные тра-та-та, кто из вас такой осел? Вы хотя бы… представляете… что теперь будет?»

Я продолжала свои наблюдения.

Никто признаков особенной растерянности не выказывал. Просто ругались себе люди и ругались. Если учесть, что никто из них, исключая Подла и Грязнера, друг к другу страстной любовию не пылал, то чему было удивляться?

Наверху не спал бедный Никитич, который все время расхаживал по комнате, сжимая кулаки. С моего места его было очень неплохо видно – правда, только нижнюю часть. Верхняя была от меня скрыта.

«Интересно, он-то знает, что Таня жива и здорова? Или его забыли посвятить?»

Оставалось так же непонятным, где пребывает Виктор. По шевелению в кустах я быстро определила местонахождение Пенса и Ларикова. А так везде было тихо, как в могилке. Или наш «соратник» умеет оставаться невидимкой?