Мечтать не вредно (сборник) - Светлана Алешина

И он галантно склонился к моей руке, незаметно подмигнув мне с заговорщицким видом.

Глава 6

Вечеринка у Никитича

– Грязнер похож на мою соседку тетю Иру, Варлаамов бонвиван и сердцеед, а у имиджмейкера почему-то негативное отношение к Танечке…

Все это я выпалила на пороге, появляясь перед немного ошеломленным Ларчиком.

– Еще раз медленнее и понятнее, – попросил он, созерцая меня с неослабевающим интересом. – И начни с того, как это тебе удалось так похорошеть…

– Спасибо за комплимент, хотя он и был лишним, – я уселась в кресло и закурила. – Так вот, повторяю медленно. Мои наблюдения показали, что Грязнер, которого зовут на самом деле Виталиком, личность весьма отвратительная и скользкая, явный гей, но таких сейчас пруд пруди, их даже по телевизору показывают. Причем вовсе не в качестве дурного примера, заметь… В общем, Виталик «Грязнер» типичный представитель «непрошеных плодов свободы». Никитича и Таню он, мягко говоря, недолюбливает. Дальше у нас следует Люба.

– Люба – это кто?

– Люба – это имиджмейкер.

– Та, которая привела тебя в божеский вид?

– Сейчас я обижусь, – пообещала я. – А в каком виде я раньше была? В сатанинском, что ли?

– Не обижайся, я пошутил.

– Шутить надо остроумно, а не гадко, – заметила я. – Но уж ладно. Сегодня я удивительно добра, поэтому я тебя прощу. Так вот, Люба Таню очень не любит, но обсуждать это не пожелала. Она мне показалась симпатичной, поэтому я не думаю, что это она писала письма.

– Можешь не думать, – разрешил добрый Ларчик. – Но мы все-таки попробуем понять, что ей сделала Таня. Кто у нас был третий встречный?

– Варлаамов, – вздохнула я. – С ним я рассчитываю пообщаться вечером.

– Тоже неприятная личность?

– Наоборот, – улыбнулась я. – Он самый очаровательный юноша, встреченный мной сегодня!

Ларчик помолчал, обиженно насупившись, а потом пробурчал:

– Ну ладно, я… Но за что ты так обидела ни в чем не повинного Пенса?

– А вот Пенса я еще сегодня не видела, – мило улыбнулась я, наслаждаясь его выражением лица. – Поэтому Варлаамов проходит пока вне конкурса!

С этими словами я подошла к зеркалу и окинула себя удовлетворенным взглядом.

– Ты сегодня хороша, детка, – прошептала я и показала отражению язык.

К шести мы были уже готовы. Даже Пенс переоделся: на нем был вполне приличный свитер, и он даже раздобыл где-то пиджак, который сидел на его плечах, изображая из себя смокинг.

При виде меня он застыл, смотря на меня таким растерянным взглядом, что мне стало понятно – еще мгновение, и окончательно напуганный моей величественной красотой Пенс убежит.

– Сашка? – пробормотал он. – Какая же ты сегодня хорошенькая!

– И ты туда же, – вздохнула я. – А обычно страшнее меня и не найти, что ли?

– Нет, что ты, – испугался мой несчастный приятель. – Ты всегда хорошенькая. Но сегодня ты необыкновенная…

– Ладно, надоело мне терпеть ваше врожденное хамство, – сказала я. – Наверное, у меня такая планида печальная – находиться пожизненно в обществе двух совершенно невоспитанных мужчин. Нормальный джентльмен сказал бы: «Вы всегда хороши, а сегодня вы прекрасны», – или вообще сделал бы вид, что мое естественное очарование не может украсить старание визажиста. А вы…

Не слушая их жалких оправданий, я вышла на улицу, где нас уже поджидала «девятка», принадлежащая лариковскому другу.

Тихо шурша гравием, наша «девятка» остановилась возле довольно нескромного особнячка, сработанного в стиле «маленький английский замок».

– Надо же, – заметила я. – Никогда не думала, что в нашей Поляновке когда-нибудь расселится весь тарасовский бомонд!

Я вылезла из машины, с наслаждением вдыхая запах леса, который находился поблизости.

– Когда я стану знаменитой и богатой, построю себе что-нибудь этакое, и непременно в Поляновке!

Мои планы почему-то Пенса рассмешили, а Ларчик просто возмущенно уставился на меня.

– Саша! Ты о работе думаешь или о своем светлом будущем? – воскликнул он.

– Обо всем, Андрей Петрович, – вздохнула я. – Думать о работе без будущего слишком невыносимо.

С этими словами я двинулась в сторону решетчатых ворот, около которых сразу же заметила парочку. Женщина, в ужасной яркой бандане, курила, прислонясь к решетке. Рядом с ней стоял какой-то лысенький мужичонка, подобострастно взирающий на нее снизу вверх.

Женщина отличалась фундаментальностью, почти устрашающей. Дело было даже не в ее внушительном росте, а в квадратности очертаний ее фигуры, придающей ей сходство с метательницей ядра. Кроме того, она была немного странно одета – ансамбль из цветастой юбки с мужским пиджаком довершали высокие шнурованные ботинки.

Мужчина, напротив, отличался женственностью и явной нервозностью, все время опасливо поглядывая на свою собеседницу, он отчего-то много хихикал, потирая при этом маленькие ручки.

– Терпеть не могу вечеринок, – басила женщина, затягиваясь сигаретой так, будто пыталась запастись никотином на всю оставшуюся жизнь. Причем дым она выпускала через ноздри, отчего сразу становилась похожей на огнедышащего дракона. – Если и есть что омерзительнее этих дурацких приемов в честь помолвок и прочей ерунды, так это только поминки. Что, Слава, думаешь, на этот раз выпивка будет приличной?

– Хочется верить, хочется верить, – заверещал человечек, названный Славой. – А то ведь вот у Горошкина такая тухлятина была прошлый раз, я чуть не заболел.

«Так, – подумала я. – Наверное, этот типчик и есть Подл. Зовут его, во всяком случае, именно Славой».

– И потом – так устаешь от этих расшаркиваний и раскланиваний, что плакать хочется, – продолжала жаловаться «железная леди». – Да и Таню терпеть с ее демонстративным и торжествующим счастьем невыносимо…

– Ах, Лада Васильевна, Лада Васильевна, – погрозил монументальной особе пальчиком Подл, – уж больно откровенно вы Татьяну Дмитревну недолюбливаете… А про письма-то слыхали?

– Про анонимки? Конечно… А как же про это не слышать? Эти анонимки, к слову сказать, иногда напоминают мне рекламную кампанию, честное слово… Хотя мне эта история кажется отвратительной. Только чего она заслуживает, то и получает. Не трогала бы в свое время…

Они к моей досаде перешли на шепот. Да и, к несчастью, появились за моей спиной мои «рыцари», нарушая мою конспирацию за решеткой, потому что оба они в отличие от меня были высокими и резко выделялись на фоне синеющего неба.

К тому же Пенс достаточно громко, чтобы перепугать всю округу, спросил:

– Сашка, чего ты встала?

Я, правда, сделала робкую попытку остановить их, прижав к губам палец.

Но парочка уже скрылась в зарослях кустов, и напрасно я всматривалась в начинающий темнеть сад.

– Что случилось-то? – уже шепотом спросил Пенс.

– Ничего, – громко ответила я. – Все в порядке. Пошли.

И направилась в дом.

Оказавшись внутри, я застыла от немого восхищения.

– Теперь я знаю, что такое «скромное обаяние буржуазии», – пробормотала я, рассматривая это роскошное жилище.

На стенах висели имитирующие старинные подсвечники-бра, а все пространство огромной комнаты было сработано точь-в-точь под голливудские фильмы из жизни богемы.

Наш скромный владелец салона красоты жил совсем неплохо. У меня даже родилось подозрение, что он живет покруче некоторых нуворишей, вот только за счет чего? Неужели за счет своих маленьких учениц и тех толстушек, что готовы мучиться целые сутки напролет, лишь бы соответствовать имиджу «преуспевающей леди»?

Я прервала себя. Удивляться и задумываться мы будем потом. Сейчас основная масса работы лежит на бедненьких моих ушках и глазках. Поскольку девиз сегодняшнего вечера: «смотри и слушай».

А тут было что посмотреть и что послушать!

Все наши подозреваемые присутствовали на месте, за исключением двух. Любочки и Виктора. Но так как они и не очень-то подходили на роли подозреваемых, я посчитала, что вечер вполне у меня задался, во всяком случае, теперь можно подумать и о «ловле рыбок в мутной водице».

Сначала я умирала от скуки, занимаясь только отстраненными наблюдениями за передвижениями противников по территории.

Они подходили к Андрею Никитичу, поздравляли его с натянутыми улыбками, а фундаментальная Лада даже всплакнула, попытавшись прижать маленького Никитича к своей огромной груди.

Грязнер откровенно игнорировал женское общество, не сводя преданных глаз с Подла, который, в свою очередь, нахально любезничал с Пенсом, отчего Пенс краснел, бледнел и смотрел на меня злыми глазами.

Уж не знаю, почему это Подлу так понравился Пенс, но только я даже начала опасаться сцены ревности со стороны Грязнера, который все это отказывался понимать и был готов расплакаться.

Ларчик в это время делал вид, что слушает рассказ Татьяны о сложности моей «будущей работы». Сам он не сводил напряженного взгляда с Варлаамова, который тусовался в гордом одиночестве с бокалом в руке, не сводя с меня глаз.