Схватка с оборотнем - Яков Наумов

— И когда убивали, никаких человеческих чувств не испытали?

— Так что ж… — криво улыбнулся Ярцев, — тут своя судьба глаза застит. Не убей я его, мне полковник бы такое придумал…

— Продолжим, — сказал следователь, с трудом подавляя чувство неприязни к этому человеку. — Расскажите, как был убит Рогачев.

— Это все полковник, — заспешил Ярцев. — Я тут только так… Сбоку припека.

— Поподробнее.

— Приехал раз на энту квартиру Михаил Александрович. «Готовься, говорит, Ефим, ночью поедем, кончать будем». Я, конечно, сразу у него не спросил — боязно. А потом, как он немного поспокойнее стал, спрашиваю: «Чего, значит, кончать будем?» Он говорит: «Одного типа встретил. Боюсь, тебя помнит». Я сразу и затосковал. «Кто же такой-то?» — спрашиваю. А он говорит: «Помнишь, бухгалтер был такой? Заядлый мужик. В партизанах еще все действовал, потом к нам попал, и сколько мы над ним ни бились, а завербовать не вышло. Теперь обнаружился на нашу голову».

Поехали мы. Вечер. Подъезжаем к совхозу, проверили, что и как. У бухгалтера окошко горит. Я вошел в коридор, дверь вроде не заперта. Бухгалтер с мальчишками о чем-то говорит. Потом ушли они, огольцы эти, а он сидит, окно открытое. Полковник говорит: «Иди, Ефим, еще раз дверь проверь». Я пошел. Открытая дверь — еще не запирал он ее, — а часам уже к двенадцати время. В поселке спят. Полковник мне говорит: «Заговори с ним через окно, попроси напиться, а я войду».

Он — в дверь, а я подхожу к окну, говорю: товарищ, не дадите, мол, водицы испить? Старик-то сразу на меня и уставился. Подходит к окну и смотрит. Я тоже гляжу: не помню я его по лагерю. И так на душе, значит, как-то совестно стало: за что его, мол, старикашку, жизни лишать… А сзади уже полковник. Я говорю: «Так дай напиться-то, товарищ». А он на меня молча так смотрит: вроде узнал и все понял. Вдруг повернуться решил, а полковник схватил его, рот заткнул. Я в окно влез. Мы его на кровать положили, в рот кляп забит. Соколов свет выключил и подает мне ремень… Я не стал. Старика он сам придушил. И потом письмо выложил. Письмо он раньше изготовил. Подвесили мы его потом уже, так, для театру.

— Значит, душил Дорохов-Соколов?

— Он.

— А вы только присутствовали?

— Стоял.

— Проверим.

— Ну, помогал, помогал слегка… было дело.

— Почему вы сбежали от агента, которого вели на встречу с Соколовым?

— Так ведь как… Сначала я его два раза проверял. Нет ли хвоста. Доложил Михал Александровичу, что нет. Тогда он говорит: веди, мол. Повел я. Иду, глядь, а в окне, где у нас сигнал был, — тревога!

— Какой был сигнал?

— Когда одна штора отведена, а другая задвинута — порядок. А когда обе шторины к середке сбиты — тревога. Значит, на квартиру — ни ногой.

— Как же вы могли бросить агента?

— Да я растерявшись был. Думал, как свою голову унести. У нас такая договоренность была: если тревога, я сразу на вокзал. Конечно, сначала проверю, есть ли хвост. И еду в Москву, там у меня тетка, она к нашим делам непричастная. Живу у тетки, пока на Главпочтамт придет открытка, что Галя хочет встретиться со мной. На следующий день я должен прийти к кинотеатру «Ударник» в восемь вечера, он будет ждать. Он или кто еще. Пароль: «У вас билеты на девять есть?» — «Какие места вас интересуют? Нечетные? Тогда есть».

— Адрес тетки?

Ярцев сказал адрес.

— У меня к вам такой вопрос, — сказал следователь, — знаете ли вы кого-нибудь, кто остался в живых после ликвидации спецлагеря?

Ярцев подумал.

— Давно это было, — ответил он, — в голове-то всего не удержишь.

— Многие ли остались в живых?

— Оставили там которых… Вот кто поддался полковнику, тех человек пять оставили.

— Постарайтесь припомнить фамилии.

— Один был такой. Пивень, что ли… Нет, Пивнев, донской казак.

— Вы хорошо помните фамилию?

— Помню. Этого хорошо помню.

В тот же день Луганов и Миронов ознакомились с протоколами допроса.

На следующий день выяснилось, что Пивнева помнят и Нахабин и Спиридонов. Нахабин вместе с Пивневым был переведен из спецлагеря в обычный лагерь военнопленных. Нахабин считал, что фамилию Пивнев взял другую.

Начались поиски. Был составлен словесный портрет Пивнева.

Через двое суток в середине дня Миронова и Луганова вызвали в управление, к генералу Васильеву.

— Товарищи, — сказал он, — придется вам вылетать в Якутск. Этот Пивнев когда-то служил со Спиридоновым в конном корпусе. В спецлагере они снова встретились. Пивнев был завербован Соколовым раньше, чем Спиридонов. Выполнял какие-то задания. Перед уничтожением лагеря исчез. Мы навели справки, подняли все дела. Спиридонов обнаружил Пивнева на фотографии под фамилией Зыбина. Теперь этот так называемый Зыбин работает в Якутске прорабом на стройке. Необходимо проверить его связи, установить, насколько он связан с Оборотнем. Прошу операцию начинать, не откладывать. По мнению Спиридонова, Пивнев-Зыбин человек опасный и не задумываясь прибегнет к оружию. Будьте готовы ко всему, товарищи. Все свежие сведения об Оборотне мы будем вам пересылать через Якутское управление. Удачи, товарищи.

В Якутске Миронов и Луганов были ранним утром. Город встретил их жгучим тридцатиградусным морозом, а в Москве перед вылетом не переставая моросил мелкий, назойливый дождь. Машина повезла их по заметенным снегом улицам в управление. Там они узнали следующие сведения. Зыбин сейчас на стройке новых домов на окраине города. На работе Зыбина ценят невысоко: пьет, нетребователен к подчиненным. Живет Зыбин в собственном деревянном доме. Дом купил сразу же, как приехал в город, в пятьдесят втором году. Живет он с женой и ее матерью. Жена его не работает. Детей у них нет. Когда-то жена Зыбина работала в магазине. Потом была арестована за хищения. Отсидела пять лет. Человек она, по отзывам соседей, вздорный и тяжелый. Как они живут с Зыбиным, никто не знает, потому что с соседями они не общаются. Зыбин охотник, почти все выходные дни проводит в тайге. Сейчас сотрудники управления выявляют его связи.

Ознакомясь со всеми материалами. Миронов и Луганов пришли к выводу, что Зыбина надо взять с работы и привезти для разговора в управление.

Через полчаса выехали на стройку. Машина, буксуя в свежем снегу, с трудом выбралась к окраинным улицам. Вот уже началась новостройка. Миронов и один из сотрудников, молодой парнишка, вышли из машины. Луганов с шофером остался ждать их. Миронов оглядел каркас строящегося дома, несколько вагончиков, стоящих невдалеке от него у забора с наполовину выломанными досками.

— Вы пройдите к вагончикам, поищите его там, — сказал он сотруднику, — а я пройду на стройку.

— Есть, товарищ майор!

Сотрудник, проваливаясь в снег, бодро побежал к вагончикам, а Миронов обошел стройку и вошел в подъезд, где сидели, перекуривая, несколько рабочих в ватниках, валенках и треухах.

— Здравствуйте, товарищи. Перекуриваете?

— Время терпит, — отозвался один, — прораба нет, можно и курнуть.

— А куда прораб делся?

— В прорабской сидит, — повернул к нему голову один из сидящих, рослый человек с багровым, словно обожженным лицом. — Наше дело такое: поработал — перекурил. Чо, завидно?

— О некоторых говорят, будто они больше перекуривают, чем работают.

— Языки — они без костей. Ты сам-то иди поработай на морозце, небось сразу убежишь.

Миронов почувствовал, что от говорившего идет крепкий спиртной дух. «Распустил людей, — подумал он. — Начало рабочего дня, а они уже выпили. Какая же здесь работа?»

Он вышел на улицу и посмотрел в сторону вагончиков. Сотрудника не было. «Молодой, неопытный, — подумал Миронов, — как бы не испортил дело». Он зашагал к вагончикам. Скоро его догнал Луганов.

— Ноябрь месяц, а морозец к сорока, — сказал он.

Они подошли к вагончикам, открыли дверь в первый из них: там никого не было. Заглянули во второй и тут же, откинув дверь, ринулись внутрь. Сотрудник, без шапки, сидел на полу и смотрел на свою руку. Она была в крови, из-под волос на виске тоже сочилась кровь.

— Что случилось? — спросил Миронов.

— Ошибка вышла, товарищ майор, — с трудом заговорил сотрудник. — Я вошел, говорю: «Зыбин здесь?» А он сразу: «Ты кто?» Я вытащил удостоверение, он взглянул и сразу ударил чем-то железным, выскочил — и все.

— Вася, перевяжи! — приказал Миронов и выпрыгнул на улицу.

Он махнул рукой шоферу, чтоб подавал машину, прикинул, куда мог сбежать Зыбин, и пошел, обходя вагончики. В одном разговаривали женщины. В открытую дверь они могли видеть любого, кто прошел бы к пролому в заборе.

— Девушки, — обратился он к ним, — сидите здесь, разговариваете, а тут кто угодно ходит, может из прорабской документы унести.

— Кому нужны они, добро такое… — ответила одна из женщин.

— Да и никто не ходит, — сказала другая. — Мы уже с полчаса здесь, один прораб только и прошел.

— Зыбин? — спросил Миронов. — Чего это не на стройку, а от нее?