Якоб решает любить - Каталин Флореску

Сначала он пошел за ним, чтобы избить, — так он потом отвечал на упорные расспросы жены, — чего не мог сделать при возможных свидетелях. Или просто потому, что еще в Лотарингии привык беззвучно подкрадываться, вот и здесь не смог удержаться.

Местность была безлюдная, улица превратилась в узкую ухабистую тропинку, терявшуюся в лесу. Если еще недавно Фредерик горел желанием начать новую жизнь с чистой совестью, то теперь все изменилось, он снова стал охотником, каким был на родине. Корабельщик сделался для него очередным цыганом, который то и дело блевал и облегчался, не замечая тени, следовавшей за ним на расстоянии.

Еще раз убедившись, что их никто не видит, Фредерик подобрал камень с острыми краями и ускорил шаг. Камень удобно лежал в руке, он перевернул его несколько раз, нащупывая самую острую грань. Корабельщик услышал шаги, насторожился и обернулся, но в этот миг Фредерик ударил его. Он забыл о всякой осторожности, последовал второй удар по затылку и третий — в висок. Корабельщик пошатнулся, но не упал, а только закрыл голову руками и громко закричал. Фредерик нанес четвертый удар и увидел, что проломил жертве череп. Только теперь раненый согнулся, повалился на землю и стал монотонно стонать.

Фредерик осмотрелся вокруг, но все было спокойно, слышалась только музыка дешевого кабацкого оркестра да скрипела вывеска на заброшенном доме. Если бы кто-то увидел Фредерика в эту секунду, то заметил бы лихорадочный взгляд, с каким он всегда охотился на цыган.

Фредерик склонился над жертвой и без труда забрал деньги. Он был почти уверен, что корабельщик его не узнал. Даже если бы тот выжил и позвал жандармов, все выглядело бы как обычный грабеж, что в Вене наверняка не редкость. «Сам виноват. Иметь при себе столько денег и разгуливать в одиночку — это добром не кончается», — сказали бы все. К тому же у Фредерика было прекрасное алиби: он весь день провел в Придворной палате.

На обратном пути музыка становилась все громче, Фредерик вернулся к тому же кабаку и увидел через окно, что торговец теперь выпивает с молодым человеком, остальная же публика сменилась. С середины зала убрали столы и лавки, и теперь там вовсю плясали. Кавалеры крепко сжимали девиц легкого поведения, и все изрядно выпивали.

В кабаке оставалось лишь несколько купцов и корабельщиков, зато прибавилось всякого сброда, ремесленников и подмастерьев, служанок, бродяг и портовых рабочих. Казалось, здесь собрался весь полусвет Вены. В придачу тут же сидели многие товарищи Фредерика, молчаливые и замкнутые, словно парализованные страхом застрять в Вене. Фредерик заплатил хозяину за комнату с печкой и побежал на пристань за женой и тещей.

— Я знала, что ты нас не бросишь, — сказала ему жена и радостно обняла.

— Хватайте вещи, я снял нам комнату в гостинице.

— Комнату? У нас же нет денег на нее, — недоверчиво сказала теща.

— Теперь кое-что есть.

Он избегал смотреть жене в глаза, даже когда та начала расспрашивать его, откуда взялись деньги. Потом в слабо освещенной комнате он положил кошелек на стол, женщины посмотрели на него вопросительно и испуганно. Но они тоже понимали, насколько важны для них эти деньги. Другим лотарингцам пришлось ночевать на улице под суровым венским небом, а им хозяин даже принес кое-какой еды и вина.

Когда старуха уснула и захрапела, Фредерик с Евой выскользнули из комнаты. Они первый раз танцевали вместе и целовались в одном из темных углов, где, судя по стонам и крикам, уединились и другие парочки. Утомившись от вина и танцев, они подсели к молодому парню, который до этого выпивал с купцом. К концу разговора тот разозлился и встал. «Тогда продавай свою посудину как хочешь, упрямый осел!» — крикнул он и скрылся в ночи.

Фредерик чокнулся с парнем и спросил:

— Что, слишком мало предложил?

— Да. Отец мне прямо наказал, сколько брать, а сколько не брать. Теперь вот сижу тут ни с чем.

— А ты не согласился бы отвезти нас в Банат? Я бы тебе хорошо заплатил, — предложил Фредерик.

— Нет уж, дудки. Тогда мне там зимовать придется.

Тут Фредерику на ум пришла новая мысль. Разве не он командовал людьми на последнем отрезке пути до Вены? Разве не под его началом они сумели зайти в канал и провести судно в порт? Разве впереди может быть что-то хуже того, что они перенесли? Он отослал жену наверх и положил корабельщику руку на плечо.

— Мне кажется, мы с тобой сможем договориться, — прошептал он парню на ухо.

Фредерик вернулся в комнату глубоко за полночь и посмотрел на спящих женщин, которые полностью зависели от него. В это мгновение в нем впервые в жизни проснулась нежность. Он позаботится, чтобы они ни в чем не нуждались. У них с Евой будет ребенок, лучше — сын, чтобы потом передать ему хозяйство. Он сделает все, чтобы их путешествие не оказалось напрасным. Ведь теперь у него наконец-то есть семья.

Наутро он приказал своим людям (он уже считал их своими) быть наготове. Как только чиновники все оформят, они продолжат путешествие на новом корабле. Вскоре на пристани появились четверо мужчин в форме. Они несли стул, стол, кофр, папку и чернильницу. Один из них явно был чином выше других. Он сел на стул, положил на стол шляпу с плюмажем, чернильницу и папку, из которой достал бумагу и перо. Затем он небрежно смахнул с лица прядь волос и лишь после этого обвел взглядом людей.

— Кто у вас главный? — спросил он.

— Я, — без колебаний ответил Фредерик, никто не возражал. Он сделал шаг вперед.

— Вы говорите по-немецки?

— Да. В наших краях все говорят на лотарингском немецком.

— Да плевать я хотел, как у вас там говорят. Мне главное — поскорее уйти отсюда. Я простужусь на этаком ветру, — сказал чиновник. — Тогда с вас и начнем. Фамилия, происхождение, занятие, вероисповедание. Где ваши вещи?

Фредерик указал на свой узелок, и двое служащих стали изучать его содержимое.

— Моя фамилия Обертин, — ответил он.

— Звучит на французский манер. В начале «Аи» или «О»?

— А какая разница? — спросил Фредерик. Он не умел писать и никогда прежде не задумывался о таких тонкостях.

— С «О» звучит более по-немецки. Так у вас будет меньше трудностей.

— Значит, с «О».

— Имя?

— Фредерик.

— Господи, опять! — воскликнул чиновник. — Снова нечто двусмысленное. Не могли вас назвать просто Фрицем или Хансом? Если тут у всех такие же сложные имена, как у вас, то мы до завтра не закончим. На конце что: «с» или «ck»?

— Как звучит с одним «с»?

— По-французски.

— Тогда «ck».

— Отныне ваше имя Фредерик с «ck», а фамилия — Обертин с «О». Вы женаты?

— Женат, — ответил он и посмотрел на сияющую жену.

— Откуда родом?

— Из Лотарингии.

— Занятие?

— Крестьянин.

— Считаете ли вы Лютера великим человеком?

— Я считаю Лютера дьяволом.

— Господа? — обратился чиновник к своим помощникам, перерывшим узелок Фредерика.

— Все чисто. Ничего не нашли, — ответили те.

Начальник до конца заполнил формуляр, скрепил его печатью и вручил Фредерику.

— Тогда желаю вам счастливой жизни в Банате, и будьте верным подданным ее величества.

Но не для всех эта процедура прошла столь гладко. Казалось, чиновники точно знали, что именно искать. Обнаружив в вещах супружеской пары из Агно Библию Лютера, один из них поднял ее вверх и крикнул: «Лютеровы гаденыши хотели нас надуть!» Наказание последовало немедля.

Двое в форме схватили протестанта, а третий обнажил его зад и заставил лечь на стол. Затем их главный вздохнул, давая понять, что вообще-то такие обязанности ниже его достоинства, достал из кофра палку, занял позицию позади своей жертвы и ударил. Двадцать ударов были нанесены умело и элегантно. Протестанта бросили в полубессознательном состоянии, и настал черед его жены. В конце концов обоих прогнали прочь, обзывая и издеваясь.

Другой чете тоже не поздоровилось. У них была довольно дорогая одежда и ухоженные руки. Когда они запутались в собственных ответах относительно рода занятий и старший чиновник решил, что они никак не могут быть крестьянами, их наказали таким же образом. Всем же остальным выдали по три гульдена, и еще до полудня они отчалили. Фредерик сел на место корабельщика, у руля, и скомандовал: «Весла в воду!»

За четыре недели они доплыли до Баната. В Тителе на Тисе их встретили другие чиновники, снова обыскали и допросили, затем они прошли через шлюзы в Бегский канал, и каторжники-бурлаки отбуксировали их к Темешвару. Когда надо было общаться с властями, всегда посылали Фредерика, он уже привык к этому и считал само собой разумеющимся.

Наконец они прибыли. Но куда? Обещанная им земля оказалась огромной болотистой равниной, поросшей бурьяном и колючим кустарником, где дули холодные ветры и бесконечно лил дождь. Дороги, какие имелись, развезло, и воловьи упряжки, на которых переселенцев повезли в несколько уже отстроенных деревень, надолго застревали в грязи.