Производные счастья - Светлана Чистякова

— День, ты чего? От утренней встречи с «прекрасным» ещё не отошёл что ли? На фига ему это надо? Ставить на кон своё имя и положение, чтобы убрать с дороги назойливую девчонку?

— Ну, он не сам мог это сделать. Что если это заказ?

— Угу. И двух других тоже он заказал. Они то ему чем помешали? Не-е, Денька, тут дело не в профессоре, тут что-то другое. Я пока не могу въехать, что именно, но нюхом чую какую-то говённую интригу. Хотя в одном ты, пожалуй, прав — вся эта чухня связана именно с нашим доктором. Поэтому, я завтра прямо с утречка подъеду в больничку и пообщаюсь с ним. Где-то у меня его визитка была, — он полез в карман за кошельком, — сейчас…, а, вот она родимая. Звякну ему вечерком, чтобы на месте был, а то неохота зря ноги топтать. А сейчас, мы с тобой прокатимся в один адресок.

— Куда?

— К старому другу Иваныча.

— Иваныч, это который жмуров потрошит?

— Он самый. Так вот, дяденька этот, ну друг Иваныча всю жизнь на Петровке проработал. Сейчас на пенсии и осел у нас. Но по старой дружбе Иваныча иногда консультирует.

— Криминалист?

— Неа. Аналитический отдел. Работал по маньякам и серийникам. Нам нужен психологический портрет. По словам Иваныча, он как раз спец по этому делу.

— Интересно, как он его составлять будет, если у нас ни одной улики нет?

— Вот и посмотрим, как работают крутые муровские спецы. Короче поехали. Товарищ в пригороде живет, а нам до него ещё добраться нужно. По дороге ещё где-нибудь перекусим. А то я с утра не жрамши.

…- Влад, как ты думаешь, это уже серия? — спросил Деня, выезжая на проспект.

— Ну-у, если к нашим девчонкам присовокупить ещё и эту, то уже можно считать, что да.

Так что шевелиться надо резче, пока этот мудак, ещё кого-нибудь не урекал.

Глава 14

Аналитик в отставке жил в добротном бревенчатом доме в самом центре пригородного поселка. Несмотря на заверения Влада, что их прислал Иван Иваныч, тот долго и придирчиво рассматривал их в глазок, затем потребовал предъявить удостоверения. Только убедившись в подлинности документов, бывший муровец впустил визитёров. Однако при ближайшем знакомстве, пенсионер оказался не таким уж и занудой. Представившись Семёном Михайловичем, он даже извинился за столь неласковый прием, мотивировав это тем, что за годы службы привык осторожничать. Влад был полностью с ним согласен — осторожность лишней не бывает. Семён Михайлович пригласил их на веранду и предложил испить с ним чайку, дескать, за трапезой и разговор быстрей завяжется. Влад и Деня, так и не успевшие заехать в кафешку, от предложения не отказались, тем более что к чаю ещё прилагались домашние пироги и мёд с собственной пасеки.

Познакомившись, Семён Михалыч попросил называть его попросту Михалычем. Пока хозяин хлопотал у стола, вовсю хвастаясь пирогами собственного приготовления (жена-покойница научила, знатной хозяюшкой была, царствие ей небесное) Деня, склонившись к уху Влада, прокомментировал:

— Блин, какая колоритная личность, скажи! Прямо Дед Мороз на каникулах! Встреть я такого на улице, ни в жизнь бы не подумал, что он бывший мент.

— И не говори! — шёпотом согласился Влад, исподтишка разглядывая хозяина дома. До чего же иногда внешность обманчивой бывает.

Высоченный, крепко сбитый Михалыч с небольшим брюшком, абсолютно лысой, блестевшей как бильярдный шар головой, роскошными усами, седой окладистой бородой действительно напоминал то ли былинного богатыря на пенсии, то ли и правда сказочного родственника снегурочки. Образ седого волшебника дополняли по — детски голубые глаза, блестевшие из — под кустистых бровей.

Но за чаем и разговорами Влад понял, что Михалыч не зря вышел на пенсию в чине полковника — несмотря на преклонный возраст, добрый «дедушка мороз» обладал острым умом вкупе с академическими знаниями, феноменальной памятью и, судя по всему, владел гипнозом. А иначе почему он сам того не желая, выложил бывшему аналитику всю свою подноготную, начиная с того где родился и заканчивая собственным скандальным разводом, подробности которого скрывал от всех. То же самое произошло с вконец смущённым Денисом, как на духу выложившим все свои секреты. Уже когда они вышли на улицу парень признался, что чувствует себя выпотрошенным рождественским гусём, и Влад вынужден был признать, что его ощущения мало чем отличаются от ощущений Дени.

Сейчас же, выслушав подробности и вытянув из них мельчайшие детали всех трех преступлений, Михалыч надолго замолчал, погрузившись в собственные мысли и прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он заснул, лишь сменявшиеся друг друга эмоции на лице, говорили о том, что тот мысленно раскладывает ситуацию по одному ему ведомым полочкам. Наконец, когда Денис уже слегка заскучав принялся рассматривать гулявшего по большому огороженному сеткой вольеру огромного белоснежного алабая, Михалыч пожевал губами и, не открывая глаз, спросил:

— Что, понравилась Нюшка?

— Д-да, — Денис изумлённо моргнул, не понимая, как дедок мог не открывая глаз и практически опустив голову на грудь, узнать куда он смотрит.

— Знатная животинка! — с усмешкой продолжил Михалыч, открыв глаза и лукаво подмигнув обалдевшему Деньке, — дюже чистопородная, зараза. Заводчики за таких кучу бабок обычно срубают. А мне практически даром досталась. Хлопцы наши одного авторитета брали, алабаиху — мамашу Нюшкину нечаянно грохнули в перестрелке. А у неё три щенка. Совсем масенькие ещё. Только глазки открыли. Кобельков то наши кинологи себе забрали, а девочку, я себе выпросил. На пенсию как раз собирался, вот и подыскивал себе охранничка понадёжней. Но это так, к слову. Что до ваших забот, ребятушки…

Было однажды в Москве дельце одно. Очень на ваше похожее. Давно правда, ещё в начале шестидесятых прошлого века. Сам то я тогда совсем пацан был. Только-только в розыск пришёл, после школы милицейской. Годков мне было может чуть больше чем ему, — он кивнул на Дениса, — у опера старого на побегушках. Это ж я потом в науку то подался. Аналитиком стал. А поначалу как вы, тоже нечисть всякую ловил.

Жил в то время на Москве мужик один. Алесем звали. Из балетных. Кто не понимает — ногами в «Большом» дрыгал, балерун в общем, или как их там правильно называют. Ведущим артистом был и всё такое. И наградил его Господь внешностью ангельской, посмотреть — чисто херувим по сцене скачет. Бабы, понятное дело вокруг такого красотуна в штабеля складывались, ну и он тоже любил так сказать это дело, ну баб то бишь. Причём не худосочных балеринок, а таких чтобы в теле. Чтоб сиськи, задница, всё как положено, а не струганая доска. Ну и соответственно выбор у него был не ограниченный, он только глазиком мигнёт — очередь выстраивалась, выбирай любую. Он и выбирал какая глянется. Каждый день другая у него была. А потом как отрезало. Ходит мимо них, глазки в землю опустит, ни на кого не глядит. Девки в панике, что случилось с их ангелочком ненаглядным? Кто Париса их разлюбезного заморозил? Уж они и так к нему подкатывали и сяк, а он — даже головы к ним не поворачивает. Походили конечно за ним, а потом отстали, других кавалеров до лешего, чего ж циклиться то. Остались только самые стойкие. По-прежнему служебный вход осаждали, внимания его добивались, да сплетни разные сочиняли. И вот в один далеко не прекрасный день, нашли в подворотне недалеко от «Большого» убитую дамочку. Тоже вроде ваших — аккуратненько так положена, ручки вдоль тела, в одежде полный порядок. За исключением того, что задушена. Что тут началось! Девка-то не простая была. Работницам то да колхозницам понятное дело, некогда было особо по театрам шариться. Это только в кино людям бошки забивают счастливой советской жизнью, а в реале всё куда херовей было. Кто-то пахал как раб, а кто-то с золотого блюда жрал.