Итамар К. - Идо Нетаньягу

— Рита, я уже сказал тебе: моя «зацикленность» связана с моим преклонением перед Меламедом.

— Ладно, не важно. Я вижу, ты никогда меня не поймешь. Я имею в виду совсем иной уровень самоанализа. Почему ты этого не улавливаешь, ведь ты сам — человек искусства? Мне теперь многое открылось! Я слишком опиралась на тебя, забывая о своей внутренней артистической сущности. Ты не согласен? И поэтому решила оторваться от тебя. У меня получается изумительная книга, изумительная! Я уже написала почти две главы. Теперь я вижу, как мне помогли занятия в университете. Без теоретической подготовки, без знания секретов писательского мастерства я не смогла бы написать книгу на таком уровне. Она будет называться "Дневник беременности".

Так Итамару стало известно, что Рита ждет ребенка ("Не от тебя, мой трусишка", — сказала она, поймав его взгляд) и что книга, в сущности, является почти дневниковым отчетом о метаморфозах, происходящих в ее душе и теле в то время, как в чреве ее растет плод.

— Это произведение в произведении, — сказала она, — физика и метафизика одновременно. Тело, развивающееся в другом теле. И кто знает, как метафизика одного тела влияет на физическое состояние другого. Как влияют даже самые прозаические размышления, например, что съесть — шоколад или сельдерей.

Я была не права, когда обвиняла тебя в том, что ты разрушил мою жизнь, — призналась Рита. — Я многим тебе обязана, даже идеей книги. Однажды ты рассказал мне, что сюжет "Возвращения Моцарта" сложился у тебя в голове по пути к дому. Как-то, когда я шла к себе пешком, я вспомнила об этом и подумала: а почему бы и мне не создать какое-нибудь произведение? И в тот же момент спохватилась, что забыла принять накануне таблетку. "Кто знает, не беременна ли я?" — спросила я себя. Вот тут-то и пришла мне в голову мысль о книге! В ту же ночь я начала писать первую главу. В конце концов выяснилось, что я тогда вовсе не была беременна, но с той поры решила забеременеть — и сделала это…

Они провели вместе всю ту последнюю ночь, лишь ненадолго засыпая, а утром Рита, вся в слезах, попрощалась с ним, покрывая его лицо поцелуями, и ушла.

"Появится ли эта, последняя их ночь в ее книге?" — подумал Итамар. Прежние долго не покидавшие его мысли о том, что его любовь к Рите — ненастоящая, оказались ошибочными. Прошли месяцы, а он никак не мог справиться с уходом Риты. Итамар очень тосковал по ней, мысленно разговаривал с ней, спорил и даже предавался любви. Иногда ему казалось, что наконец-то он понял ее, но тут же она вновь ускользала. Рита была такой изменчивой, она одновременно и злила и дарила наслаждение! Его огромная тяга к ней была тем более необъяснима, что одновременно с этим он чувствовал явное облегчение от того, что ее больше не было с ним. Почему, собственно, она его оставила? Итамар не находил ответа. Когда он вспоминал, как Рита пришла к нему со статьей Орит Мехмаши пыталась утешить его и всеми силами ему помочь, его охватывала еще более глубокая печаль.

Вчера ему стало известно от Копица, того самого друга детства со связями, что фильм «Меламед» находится на стадии завершения и что его премьера состоится через месяц в тель-авивском зале «Зоар». Предварительный просмотр уже прошел на фестивале «Эйлат». Жюри во главе с Александром Эмек-Талем удостоило ленту первых премий за сценарий, режиссуру и музыкальное оформление. "Этот фильм открывает новые перспективы в израильском кино во всем, что касается показа человеческой души и внутренней правды в ее связи с правдой общественной", — процитировали в газете отрывок из заключения жюри.

Кстати, певцом, исполняющим роль Меламеда и поющим единственный романс, который проходит через весь фильм, оказался не кто иной, как Элиягу Махлоф,

тот самый Махлоф, имя которого упомянула Мерав, подруга Риты по факультету, когда они все вместе сидели в кафе «Дрейфус». Ее предположение оказалось пророческим. Ирония заключалась в том, что Махлоф пел во всю силу своего таланта (принесшего ему престижную премию) и псевдоарабскую песню, в которую вставили слова на иврите. Эта песня, как утверждают, с появлением фильма на экранах должна стать шлягером.

Итамар раздумывал, не стоит ли убраться отсюда до появления «Меламеда». В письме к Сильвии он спрашивал, не знает ли она нескольких учеников в Париже, которые были бы заинтересованы в его уроках. Честно говоря, он ждал от нее ответа и по этой эгоистической причине, а не только потому, что хотел узнать, как она отреагировала на описанные им события. Если он все же решит уехать, ему будет нелегко оставить свою пятнадцатилетнюю ученицу Сарит, которая по-настоящему талантлива, но он справится с этим. Человеческая душа способна выдержать что угодно.

В те дни он колебался, принять ли приглашение Миши Каганова встретиться с ним "по важному делу", как выразился режиссер. "Приходи в кафе «Дрейфус», — сказал он Итамару, — там можно найти меня почти каждый день между одиннадцатью и часом дня. Я думаю, это очень заинтересует тебя".

"Кто знает, какая еще мина взорвется подо мной?" — подумал Итамар и не пошел. У него не было никакого желания видеть Каганова. По существу, Итамар совершенно потерял связь со всеми теми людьми, с которыми встречался раньше. Он даже не позвонил Норанит, чтобы отказаться от постановки задуманного ею фильма, хотя напоминал себе сделать это без промедления. А может, Норанит вовсе и не ждет его звонка? Итамар не преминул отметить, что, несмотря на все ее восхищение его талантом, она сама ни разу не позвонила ему за все эти месяцы. При желании он мог бы убедиться, что они не говорили с Норанит с момента появления статьи "Шауль Меламед: путь к славе" в газете "Идкуней ха-йом".

Неделю, а то и больше после звонка Каганова Итамар упорно не шел в кафе. Но в конце концов любопытство одолело его, и так случилось, что он все же появился на улице Кальман. Каганов сидел в углу, но не за тем столом, который занимал при прошлой их встрече. С того дня Итамару не случалось видеть Мерав, но он узнал ее без труда. Она стояла во всей красе рядом с Кагановым, держа во рту сигарету и делая последнюю глубокую затяжку. Судя по всему, собиралась уходить. Из раздела газетных сплетен (а Итамар заглядывал туда время от времени) он знал, что она стала одной из постоянных любовниц известного режиссера. Окурок был раздавлен умелой рукой. Углубившись в свою дипломную работу "Сигарета в израильском кино.1948–1958", Мерав решила, что у нее нет иного выхода, как начать курить самой. Она была убеждена, что только на собственном опыте сумеет почувствовать, какие психологические мотивы побуждают человека сосать сигарету. Этим своим поступком Мерав сравнилась со знаменитыми учеными, испытывавшими на себе новые лекарства и вакцины.

Пока Итамар добрался до столика Каганова, Мерав уже исчезла.

— Я рад, что ты пришел, — с улыбкой приветствовал его Каганов. — Слушай, я сожалею обо всем, что случилось с твоим сценарием. Ужасно! Использовать чужой сценарий таким образом… Ты помнишь, что я тебе сказал про Узи Бар-Нера? Он плагиатор, этот Узи.

— Вряд ли можно сказать, что он украл у меня сценарий. Мне кажется, он сделал совершенно другой фильм. Хотя и о Меламеде — то есть якобы о Меламеде, — но в корне отличающийся от того, который хотел снять я. Уж лучше бы он использовал мой сценарий…

— А я говорю, украл! Он просил твоего разрешения?

— Нет, никакого разрешения он не просил.

— Ну что я тебе сказал? Послушай, у нас будет важный разговор. С точки зрения закона я, конечно, не обязан, но в моральном плане чувствую необходимость попросить у тебя разрешения. Как минимум. Мне сказали — я даже не помню, от кого я это слышал, — что у тебя есть идея сделать фильм о Моцарте, встающем из могилы…

— Дальше идеи дело не пошло. Не знаю даже, стану ли я писать сценарий. Я поделился этой идеей только с одним человеком и не понимаю, как она дошла до других. — Итамар отхлебнул воды, чтобы выиграть немного времени на размышление. — В любом случае в данный момент я не собираюсь писать сценарий о Моцарте. И даже если бы и написал — я надеюсь, Миша, вы не поймете меня превратно, — я бы снял фильм сам. Для меня создание сценария и постановка картины — единый творческий процесс. Я бы не дал кому-нибудь другому делать фильм по моему сценарию.

— Я вижу, у нас с тобой очень похожий подход к кино, потому что я тоже снимаю фильмы только по своим собственным сценариям. Один-единственный раз я соблазнился отойти от этого правила и до сих пор жалею. Но ты не совсем меня понял. Я не собираюсь ставить "Возвращение Моцарта" по твоему сценарию, вовсе нет. Все, что я хочу, это использовать твою идею — а она, без сомнения, твоя — и на ее основе написать свой сценарий. В титрах, разумеется, будет указано: "По оригинальному замыслу Итамара Колера". Что ты скажешь на это? Мы, кстати, ищем музыкального консультанта для фильма. Как специалист ты можешь посоветовать кого-нибудь?