Потусторонний. Книга 5 - Юрий Александрович Погуляй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, знаю. Зоркий был там. Он ушёл так, как уходят воины. Я бы даже сказал: красиво ушёл, каждому бы такую смерть.
Пётр тяжело вздохнул:
— Жаль слышать. Он был достойнейшим среди достойных. Церковь его не забудет. Ни в коей мере. Но простите, вы звоните наверняка не из праздности греховной? Зоркий верил в вас, надеюсь, что не ошибался.
Ни за что бы не подумал. Вёл себя одноглазый совсем не как человек, в кого-то верящий. Запоздало такое признание, но всё равно пришлось по душе.
— Именно, ваше высокопреподобие. Правда, я не уверен, что вы сможете мне помочь. Речь идёт о проекте двадцать-двадцать.
Цифру пришлось вытягивать из памяти одного из поверженных мною когда-то давно епископов. Слава всему хорошему, что быстро отыскал нужного в океане. И слава всему хорошему, что он не выпал, пока меня несло по рекам времени против течения.
— Я не понимаю о чём вы, Илья, — искренне удивился Пётр. Ну, в целом логично. Он игумен. Подобная информация это немножко другой уровень.
— Вы говорили про совет епископов, ваше высокопреподобие. Прошу вас, незамедлительно донесите до них эту информацию. Я собираюсь выступить против…
Дверь распахнулась и мамочка с маленькой девочкой остановились у туалета. Ясные голубые глазки девчушки уставились на меня с нескрываемым интересом. Мамочка заулыбалась, словно извиняюсь.
У меня же слова в горле замёрзли.
— … против плохиша, — закончил мысль. — Про которого говорили медиумы. Понимаете?
— Плохиша? — игумен Пётр точно удивился. — Какого плохиша⁈
— Очень плохого дяденьку, у которого мы отберём все игрушки.
— Илья, возьмите себя в руки. Что за театр? — стал закипать игумен.
Дверь в туалет открылась, оттуда вышел опрятный мужчина, и быстрым шагом вернулся в вагон. Я дождался, пока мама с дочкой не войдут, и после продолжил.
— Я знаю, как остановить Пожирателя. Для этого мне бы не помешала помощь с проектом двадцать-двадцать. Я готов стать испытателем. Действовать надо быстро. Вы же знаете, что время наше ограничено? Прошу вас вот прямо сейчас пойти с этими словами к совету епископов. И дальше уже связаться со мною. Спасибо
— Что такое проект двадцать-двадцать?
— Неважно, ваше высокопреподобие. Просто передайте, как есть. Вы же помните, что мне доступно несколько больше, чем вам?
— Хорошо, Илья Александрович. Я вас понял. Можно было бы и сразу так сказать, что за игры вы устроили?
Я вспомнил глаза девчушки. Такую чистоту пугать страшными словами не хотелось.
— Была причина, — ответил я игумену. — Поторопитесь, ваше высокопреподобие. Как вы сами понимаете, времени у нас не слишком много.
С этими словами я сбросил звонок.
Проект «двадцать-двадцать» мог помочь. Хотя, конечно, я не знаю в каком он сейчас состоянии и уцелел ли. Наработки Первой Церкви очень долго лежали под сукном. Причин, по которым им не давали хода, много. И все они сейчас не важны.
Жаль, что я не знаю деталей этого проекта. Да, под финал Первой Церкви ребята и фокусировку дара могли поставить в сопряжении, и усилители его тоже. В каком состоянии проект сейчас — то знают только епископы.
Если он вообще начат. Может, пока это только чьи-то фантазии.
Оставшееся время до Старой Руссы я посвятил тому, что продумывал маршруты между зонами, для скорейшего их закрытия. Машина осталась возле золотой зоны, в которой мне пришлось завалить нескольких оплотовцев.
И, кстати, саму зону тоже можно закрыть. Аристарх Поганенький у себя на месте, всё снаряжение тоже при мне. Должно быть просто. Жаль только, что каналы не ныли. Вот это может оказаться проблемой, но большие потоки энергии могут раскачать их в процессе закрытия.
Ненавижу спешку!
Вот только выбора сейчас особо-то и нет.
Глава 18
Девчонкам я сказал мне не звонить без резкой необходимости. Может быть, это жестоко по отношению к ним, но приоритеты резко переменились, и тратить время на пустые разговоры у меня желания не было. Их жизнь только начиналась. В моих силах было сделать так, чтобы она и продолжилась, но для этого мне надо полностью сконцентрироваться. Спасибо моим подружкам: просьбу они восприняли серьёзно.
Телефон я держал включённым исключительно для звонка от игумена Петра, так бы и вовсе его вырубил. Но прошла почти неделя, а на связь со мною церковник не вышел. И на звонки, не могу не отметить, тоже не отвечал. Что ж… Жаль, но пустое же это. Всё равно эти дни я провёл не в праздном отдыхе. Небольшие каникулы были посвящены самым жёстким практикам по работе с контуром, через которые мне доводилось пройти.
А те три звонка с рекламой, что потревожили меня… Ну что могу сказать. Я запомнил, записал и собирался этих стоматологов и банкиров предать огню, как только разберусь с Голодным Богом.
Поселился я в небольшом домике в деревеньке. На отшибе, с видом на лес. Машину Лизы припарковал во дворе, забил холодильник быстрой едой и целыми днями наведывался к нему набегами. Рррупи поселился в центральной комнате, где был большой телевизор, и теперь целыми днями в доме на окраине сверкали огни и раздавались жуткие звуки. На экране всё время кто-то умирал, динамики хрипели от криков, рыков и звуков чавканья. Пару раз я присоединился к демонёнку, отдыхая и заинтересовавшись картинкой. Фей Смерти в такие моменты постоянно ёрзал и смотрел на меня, в надежде, что и мне тоже понравится. Однако то, что лилось с экрана, оставляло меня равнодушным. Впрочем я не нашёл в себе сил расстраивать малыша, и потому оба раза говорил ему что, дескать, это «неплохо придумано», а дальше уходил медитировать.
Мои «неплохо» вызывали на лице Рррупи счастливый оскал, будто бы эти фильмы снимал он лично.
Перед сном мы ужинали вместе. Фей полюбил тосты с мёдом и кушал их как не в себя, аж за ушами клацало, шумно запивая «Байкалом». Я же предпочитал макароны с маслом и сыром. За окном в стекло бились мотыльки, но здесь, в освещённой кухне, мы видели лишь наши умиротворённые физиономии.
Большой мир с его проблемами был где-то далеко-далеко. И мне, надо сказать, понравилось это уединение. Иногда полезно переключиться. Так что, назову этот период — отпуском. Но деловым, потому что задач у меня хватало. Просто мне никто в них не мешал, хе-хе.
Регион вокруг Старой Руссы, кстати,