Здесь слишком жарко (сборник) - Влад Ривлин

– Рамадан.

Когда мы снова принялись за работу, он вдруг выронил тяжелую стальную трубу. Старик был бледен, обливался потом.

– Тебе плохо? – спросил я его.

В ответ он все так же снисходительно усмехнулся и, подхватив трубу, понес ее вместе с молодым, как будто ни в чем не бывало.

В перерывах мы обмениваемся несколькими фразами, в основном – с молодым арабом. Он не похож на своих старших товарищей. В нем нет ни снисходительности, ни смирения. Он как будто чего-то выжидает.

Глаза, смотрящие с ненавистью, говорят чего именно он выжидает, и говорит он, как будто зондирует почву:

– Как тебе здесь, не жалеешь, что приехал?

– Чего мне жалеть? Аренда дорого обходится?

– Пятьсот долларов.

– Переезжай в Газу, там ты сможешь снять квартиру за сто долларов, – с ехидством говорит молодой араб.

Пожилой в основном молчит и усмехается. В разговор он вступает только один раз, когда я уверенно говорю о том, что о приезде не жалею.

– Уж не знаю, что хорошего ты тут нашел, – презрительно говорит он и отворачивается.

– Будь осторожен, держи всех на расстоянии, а особенно их, – говорит мне сосед-старожил.

Он давно здесь, кроме этой квартиры у него еще две – доставшаяся от родителей и купленная. Пенсия и квартиры позволяют ему особенно не напрягаться. Наш приезд дал ему возможность сдать свои квартиры не за сто долларов, как раньше, а по пятьсот каждую. Сейчас он думает, как бы отхватить еще кусок от нежданно-негаданно свалившегося на страну чуда.

– Я никого не боюсь, – отвечаю я.

– Правильно, пускай они нас боятся!

Я бы с ним согласился, но на душе скверно. Общаться с типами, вроде моего соседа и его семейства, у меня нет никакого желания. Хапуга-работодатель часто меняет машины, каждый раз на более роскошную. Появляется и исчезает он как суслик: когда есть работа и нужны рабочие, он – тут как тут. Когда нужно выплачивать зарплату или развозить рабочих, он бесследно исчезает.

Ходить в государственную службу занятости бесполезно. Те, кто приехали лет на десять-пятнадцать раньше, с презрением смотрят на наши советские дипломы и высокомерно говорят о том, что «стране нужны рабочие», при этом тыкают так, как будто мы с ними пили на брудершафт. Где-то я уже видел эти сытые, лоснящиеся от самодовольства рожи. Именно рожи. Ну да, всякие засланцы от Сохнута.

– Отправь своих детей на стройку, раз стране нужны рабочие, – говорю я высокомерной чиновнице.

Чиновница меняется в лице и зовет охрану. Я ухожу. Вряд ли мы с ней еще увидимся. Дама провожает меня взглядом полным обиды и неприязни: «Для того ли мы страдали и добивались столько лет права на выезд?!» – кричат ее глаза. А я вспоминаю одно из бессмертных творений Булгакова: «Чтобы тебя расстрелять, Парамоша, я бы к красным записался…»

На работе неожиданные перемены: арабы зарезали нашего работодателя. По версии следствия, они оказались террористами. Но ходят слухи, что он задолжал им зарплату за три месяца… Может, это и цинично так говорить, но все, что ни делается, делается к лучшему.

Я нахожу работу ближе к дому и мы переезжаем ближе к морю. Когда море совсем рядом – плевать на все. В субботу закрыто все, кроме синагог и моря. Моря не закроешь – кишка тонка. Арабов тех я больше не видел. Но тот взгляд, полный ненависти, и его зловещую ухмылку – запомнил.

Шоумен

Звали его Фредди Крюгер. Хотя на самом деле был он Пашкой, а может, Лёшкой – никто толком этого не знал, да и не интересовался. Но Крюгера знали все, во всяком случае, алкаши, ежедневно коротавшие жизнь у «русского» магазина.

Прозвали его Крюгером за безобразную внешность. Весил он от силы килограм сорок-сорок пять – в чём только душа держалась… Чёрный весь, заросший серой щетиной с беззубым ртом и глазами, после взгляда в которые не оставалось сомнений даже у самых неискушённых – перед вами конченый алкаш.

Именно таким и был этот Пашка-Крюгер – конченым алкашом. В квартире, где он жил, больше двух лет никто не держался. Она была закреплена социальными службами за хрониками, которые сменяли здесь друг друга ежегодно, а иногда и раз в полгода. Собственно, и Пашка прожил в ней в общей сложности ненамного дольше.

Когда я вдруг увидел его во весь рост на рекламном плакате, где он предупреждал потенциальных курильщиков о вреде курения, то в первую секунду подумал, что схожу с ума. Но то было не сумасшествие. На меня действительно смотрел Пашка – ошибки быть не могло, такими пяными глазами мог смотреть на мир только он, наш Крюгер.

Как он попал в рекламный бизнес, никто понять не мог. Потом уже журналюги раскопали эту историю и, насколько можно им доверять, дело было так: Пашка в очередной раз угодил в больницу, где был частым гостем. А как раз в это время министерство здравоохранения начало шумную компанию против пьянства и курения: мол, дорого нам обходятся пьяницы и курильщики. Ну и заказали рекламщикам провести соответствующую компанию среди населения. Вот кто-то из этих умников и додумался для пущей наглядности на пачках сигарет пропечатать такие вот физиономии… Стали искать подходящий, так сказать, типаж по больницам и всяким приютам. А наш Крюгер как раз тут как тут…

Пиарщики, как его увидели, так сразу буквально схватили мёртвой хваткой и уже не отпускали. Они ведь ничем не лучше адвокатов или, скажем, врачей. Служат точно так же – тому, кто больше денег даст. А самое верное, выгодное для них – послужить и нашим, и вашим, то есть – и власти, и её кормильцам.

Короче, соль всей этой истории с нашим Крюгером в том и заключалась, что его слова в рекламном ролике о вреде курения и пьянства воспринимались публикой как комикс. Да и как иначе воспринимать слова о вреде пьянства, скажем, или курения, прошмаканные хроником с беззубым ртом и вечно пьяной улыбкой?…

Особенно популярным этот комикс стал у детей и подростков: они с тех пор курили только те сигареты, на которых красовалась рожа нашего незабвенного Фредди. Продажа водки, которую он рекламировал, сразу поднялись в разы. Стал вдруг конченый алкаш известным шоуменом и национальной медиазвездой.

Его отмыли, причесали, поселили в хорошем месте. Правда, зубы вставлять ему не стали – чтобы имидж не портить, а пил и курил он так же – этого требовала его новая работа в рекламном бизнесе. Молоденькие актрисочки, режиссёрские подстилки, так и льнули к нему. Не всерьёз, конечно, но Фредди это нравилось, и, когда они с ним фотографировались, он ощеривал свой беззубый рот и становился похожим на счастливого пса.

Он стал появляться не только в рекламе, но и в серьёзных передачах, где прославлял наш строй, в котором каждому, если только не лениться, открыты неограниченные возможности. При этом он гордо ударял себя кулаком в чахлую грудь, личным примером доказывая, что всё возможно. Его сразу полюбила вся страна. Наш Крюгер купался в лучах славы и всеобщей любви, но недолго.

Всё закончилось для него так же неожиданно и быстро, как и началось. А причиной всему была деффекация, поразившая его именно на пике славы. Первое время ему ещё везло, и это случалось с ним нечасто и не в студии. Но однажды он обделался прямо в прямом эфире, заставив морщиться всю съёмочную группу, а ведущая – так просто сбежала. И, как назло, камера зафиксировала именно то место, где это произошло с Крюгером. Фред растерянно извинялся и даже старался исправить положение, пытаясь собрать собственные экскременты, но сделал этим только хуже…

После этой истории он исчез с экранов и рекламных плакатов. О нём почти сразу же забыли, как забывают дети о когда-то любимой, а теперь поломанной игрушке. А вскоре я увидел его в прежней квартире. В тот вечер он сильно напился и жаловался друзьям на несправедливый мир, который сначала сломал его, а потом ещё и насмеялся, превратив в клоуна.

Тогда-то и стала известна его подлинная история. Фредя, оказывается, был самым настоящим артистом, и начало у него было многообещающим: закончив театральное училище в провинции, он вскоре стал ведущим актёром театра. Кто-то из столичных мэтров, увидев его на сцене, пригласил Фреда в столицу, и он, разумеется, радостно согласился. Но в столице ему доставались одни массовки. Веривший в свою счастливую звезду актёр взбрыкнулся и со скандалом уволился из театра, уверенный, что найдёт для себя место, соответствующее его дарованию. Но время было не самое благоприятное, и малоизвестного актёра нигде не хотели брать. В конце концов, жена от него ушла, а он запил и по прошествии лет стал хроническим алкоголиком. Судьба, вдобавок ко всему, ещё и зло подшутила над ним, взяв к себе в шуты уже перед самым концом жизни.

Когда он умер, я с удивлением узнал, что Фред был моложе меня. Выглядел он как глубокий старик. Тогда же я узнал его настоящее имя. Звали его Павел.

Весельчак

С Серёгой мы познакомились во время учёбы в ульпане – на курсах иврита для иммигрантов. Из всех нас Серёга был самый жизнерадостный, и было отчего: с такими связями, как у его отца, уж кто-кто, а он-то точно устроится в новой жизни.