Жизнь — это судьба - Алек Стюарт

— Знаю. Вот потому-то мне это небезразлично. Ему будет очень больно, когда он узнает.

— Но вы, — уставилась я на нее в недоумении. — Но вы-то кем ему приходитесь, миссис Лайл?

— Вики! — вскинула она брови в изумлении. — Я его сестра. Он, конечно, рассказывал вам обо мне? Как же иначе?

— Он ничего мне о вас не говорил, — покачала я головой. — Я не имела ни малейшего представления.

Коннор действительно никогда не упоминал про сестру. И тем не менее, глядя на Джульетту Лайл, я не сомневалась, что она не лжет, меня просто повергла в смятение собственная слепота. Разумеется, она сестра Коннора — те же черты лица, та же улыбка, те же глаза, руки.

— Мы поженились незадолго до того, как я вернулась в Бирму, — пояснила я смущенно. — Вероятно, Коннор просто не успел рассказать мне о вас. У нас было так мало времени.

— Конечно, — улыбнулась она. — Времени у вас было действительно немного. Коннор из-за недостатка времени даже не пригласил меня на свадьбу, все свершилось так быстро, не правда ли? А я живу в Перте, это в Западной Австралии. В Сидней я приехала, чтобы присмотреть за Коннором, побыть возле него. Он нуждался в помощи, а вы были в Бирме.

— Но почему? — спросила я тихо. — Миссис Лайл... Джульетта... почему Коннор нуждался в уходе... почему надо было присматривать за ним? Он болел?

И я опять увидела, как тонкие, искусно подведенные брови Джульетты удивленно поползли вверх.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете? Он ничего вам об этом не говорил?

— Нет, — ответила я с несчастным видом. — Он мне никогда ни о чем не говорил, кроме того, что хочет расторгнуть наш брак, который стал для него своеобразной клеткой. Он отослал меня назад в Бирму... то есть сделал так, что я вынуждена была уехать. Я думала... думала... — Рыдания сдавили мне горло, и я не могла продолжать.

Джульетта опустилась на колени перед моим креслом и взяла мои ладони в свои руки.

— Могу себе представить, что вы подумали! — воскликнула она. — Какой же он все-таки дурак! Донкихотствующий идиот!

Я поняла, что она имеет в виду Коннора, и резко выпрямилась. Мое сердце неистово колотилось и, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— Пожалуйста, расскажите мне, Джульетта. Пожалуйста, расскажите все, чего я не знаю. Что случилось с Коннором?

Не выпуская моих рук, Джульетта опустилась на пятки, в глазах у нее сверкали слезы. Руки были холодные.

— Я через минуту отдам вам, Вики, его письмо, — пообещала она. — Коннор велел вручить это письмо вам в случае... его смерти. Подождите, — остановила она меня, подняв руку, — он живой и даже здоров. Но ему пришлось ампутировать правую ногу, в ней развился туберкулез кости, и врачи боялись, что он умрет.

— Когда ему... ампутировали? — спросила я, начиная понимать взаимосвязь отдельных событий. А когда Джульетта назвала дату, все стало абсолютно ясным. Операция состоялась менее чем через неделю после того, как я уехала от него, чтобы вернуться в Бирму. Значит, он знал — должен был знать — еще до нашего расставания. Врачи, несомненно, предупредили его. Коннор, конечно, настоял, и ему сказали правду о его положении. Я не очень знакома с симптомами этой болезни, но того, что я знала, было достаточно, чтобы осознать всю опасность и вероятность рокового исхода. Коннор, по существу, считал себя приговоренным к смерти, когда позволил мне уехать. Именно поэтому он и отсылал меня от себя. Такое поведение вполне соответствовало его характеру, было для него типичным. Он не хотел, чтобы я осталась и страдала, наблюдая, как он медленно угасает — день за днем, минута за минутой. Он, будучи самим собой, предпочел встретить свой смертный час в одиночку. И опять же — в стиле Коннора — он предпочел сделать вид, что разлюбил меня, нежели сказать правду.

Запоздалое понимание случившегося причиняло боль и обиду, но теперь я, по крайней мере, понимала, почему он поступил так, как поступил. Ведь он — Коннор. Этого достаточно для объяснения и даже оправдания его поведения.

Джульетта продолжала говорить. Она была хорошо осведомлена о том, что произошло, и, по-видимому, неплохо разбиралась в медицине. Я многого не поняла из того, что она пыталась мне объяснить, поскольку она употребляла медицинские термины, а я не знала их значения. Но я не прерывала ее. Она рассказывала мне историю длительной, мучительной борьбы Коннора за жизнь, и слезы, застилая глаза, текли по моим впалым щекам. То было удивительное повествование о мужестве и самоотверженности, и, рассказывая, сестра Коннора тоже плакала.

Коннор провел в санатории почти все время, пока я находилась в Рангуне. В письмах, которые он мне посылал, не было ни крупицы правды. Вечеринки, описанные им с такими циничными подробностями, являлись плодом его воображения, женщины, которыми он дразнил меня, вовсе не существовали...

Последнюю операцию он перенес в тот самый день, когда я на госпитальном судне покинула Рангун. Только тогда врачи обрели уверенность, что он избавился от болезни, что ему не суждено умереть или провести остаток дней беспомощным калекой. Совпадение по времени, подумала я, роняя голову на вытянутые руки, просто невероятное. Он все еще пребывал в полубессознательном состоянии, когда поступила телеграмма о моем приезде. Джульетта прочитала ее, но не показала Коннору, потому что он был тогда слишком слаб и его не следовало волновать. Поэтому она сама отправилась встречать корабль.

— А я отказалась видеть вас и разговаривать с вами, — закончила я за нее.

— Нетрудно вас понять, дорогая Вики, — улыбнулась она сквозь слезы. — Особенно когда я узнала, что вам ничего не было известно о болезни Коннора. Однако, должна признаться, в то время я подумала, что вы вели себя так потому, что разлюбили его и равнодушно относились к его страданиям. А еще я думала, что именно из-за болезни вы оставили его.

Некоторое время мы сидели молча, потом Джульетта поднялась и сказала:

— Он скоро придет. Я приготовлю тем временем чай и принесу его письмо. Можете прочитать его, пока ждете.

— Хорошо, — проговорила я неуверенно, — но где же он сейчас, Джульетта?

— Коннор вышел из больницы вчера и должен посещать различные процедуры. Они обучают его пользоваться протезом. Ежедневно за ним присылают санитарную машину, которая отвозит его в клинику. Ходит он уже довольно сносно, но нуждается в специальных упражнениях для укрепления мускулов. Вот увидите, как он переменился. Сильно переменился.

— Он заметит перемены и во мне, — сказала я. Не ответив, Джульетта прошла в меньшую из двух спален и вернулась с запечатанным конвертом в руке.

— Вот это письмо, Вики.

Взглянув на письмо, я, возвращая его Джульетте, заметила:

— Мне оно не нужно, я все поняла, не читая его. Кроме того, должна была получить письмо только в случае... смерти Коннора, не так ли? Едва ли он захочет, чтобы я его теперь читала. Ведь он не собирается умирать. А я здесь, с ним.

Обняв за плечи, Джульетта прижала меня к себе, прильнув мокрой от слез щекой к моей щеке.

— Слава Богу, — проговорила она, — смерть больше не подстерегает Коннора. И вы, дорогая Вики, вернулись к нему, милостью Божьей, в целости и сохранности. Вы оба будете жить, и мне кажется, мы можем теперь сжечь письмо. Пожалуй, это будет самым разумным.

Мы вместе сожгли письмо. Оно превратилось в тончайший серый пепел как раз в тот момент, когда мы услышали, как щелкнул замок входной двери.

— Это он, — прошептала Джульетта, поднимаясь. — Пойду позабочусь о чае и оставлю вас пока вдвоем.

Внезапно мне сделалось страшно.

— Но он не знает, что я здесь. Не будет ли для него потрясением вдруг увидеть меня в комнате? Быть может, вам стоит предупредить его?

Она отрицательно покачала головой и подтолкнула меня к двери.

— Я не стану портить счастливейший момент в его жизни, дорогая. Он не лгал мне, рассказывая о своих чувствах к вам... Не было в этом надобности. Я знаю, что он любит вас, Вики. Вот почему я не отступила, когда вы упорно отказывались встретиться со мной, вот почему я передала вам сегодня утром настойчивое устное послание. Я знаю, он нуждается в вас больше, чем в ком бы то ни было в своей жизни. Идите к нему, Вики.

И когда дверь открылась и я увидела Коннора, я поняла, что Джульетта права. Его глаза сказали мне все, что я так страстно хотела знать, еще до того, как он выразил это словами. Его глаза убедили меня в его беспредельной любви, и я шагнула навстречу его объятиям. Я не заметила в нем никаких перемен. Он был прежним Коннором, моим мужем и всем-всем на свете, чего я себе желала.

— О Вики, — сказал он очень спокойно, и я почувствовала, как его губы прижались к моим.

Наконец-то для нас обоих одиночество кончилось.

Примечания

1

Стихотворения даны в переводе А. Кудрявицкого.