Речи любовные - Алиса Ферней

— Ты что, не любишь Гийома? — спросила Мария у Луизы.

— Не так, как можно было бы.

— Откуда тебе это известно?

— Известно. Я стараюсь забыть об этом, делаю вид, что это мне неизвестно, но какая-то частица меня об этом знает.

— А почему ты его не любишь?

— Знаешь, сколько стоит любить мужа?!

— Нет, не знаю.

— Очень дорого. — И, секунду поколебавшись, добавила: — Это стоит всей жизни.

Мария на мгновение замерла: а ведь свою жизнь она беззаветно посвятила мужу.

— Все равно приходится ее кому-то отдавать, — проговорила она.

IV В РАЗГАР ВЕЧЕРИНКИ

1

Женская компания была вся в сборе, кроме Бланш. Речь зашла о ней, потому как тут было о чем поговорить: Бланш не была баловнем судьбы. И хотя принято считать противоположное, радость разделяется меньше, чем горе. Может, они только назывались ее подругами, а вовсе ими не были, раз могли обсуждать перипетии ее жизни в ее отсутствие? Как бы то ни было, Ева была самой страстной собирательницей всевозможных секретов и тайных признаний оттого, что была злой, а злой была оттого, что не была счастлива. Развод Бланш позволял ей легче переносить свои семейные неурядицы: у нее все же еще был муж, внешне все как у всех, и ничто не было потеряно окончательно.

— Ни разу не довелось видеть Бланш с тех пор, как она затеяла развод. Как она? — спросила Ева, делая вид, что беспокоится.

Есть такие женщины: кусая, они улыбаются. Она подводила к разговору о разрыве Бланш и Жиля. Одна Луиза распознала ее лицемерие.

— Бланш очень загружена на работе, — проговорила Мелюзина.

Луиза закусила губу: ага, сработало, Ева получит, чего добивается. Привычка говорить о других в их отсутствие не минует никого: все втягиваются в разговор без дополнительных упрашиваний. Конец чьей-то любовной истории неизбежно подлежит обсуждению. Друзья в смятении, связи рвутся, выявляются симпатии и антипатии, один из супругов оказывается брошенным, кому-то приписываются ошибки, кого-то считают невиновным. У дружбы свои взгляды. И свои зеркала. Друзья, задумавшись над чужим горем, спрашивают себя: а на что похожа их собственная любовная история? На чем она держится? Не рискуют ли они сами попасть в подобную ситуацию? Начинают оценивать состояние собственной семьи. Подобно тому, как смерть нам напоминает, что никто не вечен, конец чужой любовной истории заставляет оценивающим оком окинуть свою: не хрупка ли? возможен ли крах? выполняются ли клятвы в вечном чувстве? какие трудности одолевают? Для каждого это было Божьим судом чужой любви. Образовывалось некое сообщество бывших возлюбленных наряду с сообществом любящих, и одна погибшая любовь могла перевесить на чаше весов многие другие.

И хотя их разговоры о Бланш не были злыми, Бланш все равно было бы больно слышать их. Потому что слова низводили все, чего они касались: и появления Бланш много лет назад на их горизонте, и их яркой любви с Жилем, и ее непредвиденного конца.

«Эту пару я всегда ставила всем в пример». — «Никто не догадывался…» — «Какая неожиданность!» — «Как она?» — «Неплохо». — «Держится». — «Хорошо переносит развод, ведь она так к нему стремилась…» и т. д., и т. д.

Слова грубы, фатальны, как приговор, жестоки. На первый взгляд странно, но обдумывание — процесс куда более глубокий, чем говорение. Видно, они привыкли в большей степени говорить, потому что тараторили без умолку: «Можно хотеть развода и при этом страдать». — «Можно знать, что это лучший выход, но с трудом переносить…» — «А их дочь?» — «Для детей это тяжелый удар всегда». — «Кажется, переживает». — «Малышка обожала отца». — «Хуже всех в этой истории ему». И т. д.

— Я вот все думаю, как два человека, любившие друг друга, способны затем жить врозь? — удивляется Мария.

— Ничто не вечно! — шутит Ева.

— Я начинаю сомневаться, что они когда-нибудь любили друг друга, — отвечает Мария. — То, что кончается, не любовь.

— Люди думают, что любят друг друга, и совершают ошибку. В этом кроется корень страданий, — с улыбкой объяснила Луиза. — Ты меняешься, а твоя половина не обязательно, кроме того, жизнь преподносит сюрпризы, не дает всего, чего хотелось бы. — Луиза знает, о чем говорит: однажды ее бросили по причине ее бесплодности. — Может случиться, что расставание неизбежно. Жиль этого не хотел, сделал все, чтобы помешать Бланш. Он еще любит ее. А дочку и того больше. Знаете, в чем он мне признался?

— Нет. В чем же?

— Это показалось мне так прекрасно, — "зашептала Луиза, — он сказал мне тихо, вполголоса: «Я думаю, что не способен бросить женщину».

— Вы так близко знакомы?

— Да нет, но он видел, что я несчастна, и мы поболтали как-то здесь же, в баре. Это было недавно.

— А почему ты несчастна? — удивилась Ева.

— Догадайся, — отвечает Луиза.

Ей трудно подобрать слова, почти невозможно произнести вслух «Я бесплодна». Это так безобразно! А во фразе «Я не могу иметь ребенка» есть слово «ребенок», на котором она тут же спотыкалась и начинала плакать. Она никогда бы не подумала, что слова могут так застревать в горле. Их звучание ослаблялось в вещах, которые они означали и которых не хватало. Она была нема. Так лучше. Если бы она заговорила, то лишь для того, чтобы прийти в гневное состояние и раскричаться: «А ты вспомни, что я не могу родить!»

— Я не понимаю, — ответила Ева.

— А ты подумай хорошенько, — внушала ей Мелюзина.

Ева наморщила лоб. Установилась тишина.

— Почему Луиза грустит? — тихо спросила она у Марии.

— Ты же знаешь, ей не удается забеременеть, — ответила Мария. — Можно понять, почему она приходит в отчаяние.

— Но ты ведь этого не пережила и не знаешь, как этого не хватает, — удивилась Ева.

— Нетрудно представить, — отозвалась Мария. Ева прикусила язык.

— Разве я не права? — спросила Мария.

— Я не знала, что для нее это так важно, — стала оправдываться Ева.

— Вот именно: важно, и она еще не поставила на себе крест.

Еве явно не хватает сострадания.

— Я понимаю, отчего он мог сказать так, — возвращаясь к фразе Жиля, проговорила Мария. — Я не представляю себе жизни без Жана, для меня это невозможно.

— Кто так не думает? Но когда все испорчено — привыкаешь, — заметила Сара.

— Как же можно не умереть с горя? — все не верила Мария.

— А куда деваться? — спросила Сара.

— У меня такое чувство, что я могла бы захотеть расстаться, заявить, что сделаю это, а на самом деле была бы не способна даже стронуться с места. Достать чемоданы! Сложить вещи! Поделить книги! Как можно все это выдержать?