Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

уйдет никто – так просили передать наши герои-артиллеристы.

ПОСЛАНИЕ КОРОЛЮ СОЕДИНЕННОГО КОРОЛЕВСТВА ВЕЛИКОБРИТАНИИ И ИРЛАНДИИ. 23 июля (5 августа) 1917 года

Дорогой Джорджи!

Разреши от имени всей России выразить восхищение героизмом солдат бронедивизиона Британского адмиралтейства. Подвиг истинных сынов великой Британии никогда не будет забыт. Все погибшие и выжившие в том сражении представлены к государственным наградам Российской империи.

Русские и британские солдаты, сражающиеся плечом к плечу на полях Великой войны, стали настоящим символом единства и боевого братства между нашими державами.

Их подвиг навсегда останется в сердцах будущих поколений.

Прими и проч.

Твой кузен Майкл Москва. Кремль. 23 июля (5 августа) 1917 года

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. 23 июля (5 августа) 1917 года

История войн полна примеров отчаянного героизма и неожиданных подвигов, необъяснимых ошибок и небывалого везения, моментов массового психоза, который может обратить в бегство огромное войско, а может, вопреки всему, заставить идти вперед или просто стоять до конца. Несмотря ни на что.

И останавливают тогда триста спартанцев колоссальную армию персов, встают в свою последнюю атаку герои крепости Осовец, бросаются на амбразуру известные и безымянные солдаты и сражаются за каждый дом в Париже обыкновенные уральские мужики.

Подвиг британского бронедивизиона – из числа таких необъяснимых, на первый взгляд, и совершенно нелогичных явлений. Уверен, что в Лондоне сейчас десятки высокопоставленных лиц смотрят друг на друга с полным недоумением на лицах, а мой царственный собрат Георг V вопрошает у своих чинов адмиралтейства: «Что это было, досточтимые сэры?»

Да, что это было? Что заставило британских солдат буквально вгрызаться в землю там, под Двинском, да так, словно за их спинами был сам Лондон и дом родной, а не необъятная и чужая им Россия? Как получилось, что охватило британцев то самое боевое безумие и дрались они как черти, встав на пути наступающих германцев? Встав намертво. До самого последнего человека.

Из всего бронедивизиона Британского адмиралтейства, из всех этих 29 броневиков, 22 грузовых и 7 легковых автомобилей, 5 санитарных автомобилей, 3 автомастерских, 3 радиотелеграфных станций, 4 автоцистерн, автокрана, 47 мотоциклов и 566 солдат и офицеров уцелело лишь семь человек. Один офицер и шестеро солдат.

Но германец не прошел.

К концу этой воистину великой битвы уже успела подойти полнокровная русская 10-я пехотная дивизия генерала Маркова, и наступление немцев на этом участке было окончательно остановлено. Семерых выживших срочно эвакуировали с поля боя и немедленно отправили в Москву, где их ждали почет, всяческие награды и русское дворянское достоинство.

И господин Суворин.

А он выжмет из этого случая все, что только возможно.

И почему-то я уверен, что подвиг этот никак не входил в планы британского командования, явно предпочитавшего, чтобы немцы прорвали фронт и как можно глубже увязли на бесконечных российских просторах, связывая все возможные германские резервы и избавляя другие участки фронта от повышенного давления со стороны немцев. Да и Россию такой прорыв заставил бы снимать войска с других фронтов, резко ограничивая наши наступательные возможности на юге.

Но сложилось, как сложилось. Простые британские солдаты совершили подвиг и подложили свинью британскому руководству. Что ж, и так бывает.

Все смешалось в этой войне.

ИЗ СООБЩЕНИЯ РОССИЙСКОГО ТЕЛЕГРАФНОГО АГЕНТСТВА (РОСТА) от 23 июля 1917 года

В Севастополе продолжаются работы по подъему линкора «Императрица Мария», погибшего в результате германской диверсии в 1916 году. Все работы ведутся под руководством генерала по флоту Алексея Крылова.

Вчера линкор успешно всплыл на поверхность вверх килем. Непосредственно операцией руководили адмирал Василий Канин и инженер Сиденснер. В настоящее время ведутся операции по стабилизации его надводного положения для дальнейшего буксирования и введения корабля в док. После полной герметизации корпуса линкор планируется перевернуть и поставить на ровный киль, что даст возможность начать работы по его восстановлению.

Возвращение линкора в строй планируется в 1918–1919 годах.

Мы будем следить за ходом работ.

МОСКВА. КРЕМЛЬ. ДОМ ИМПЕРИИ. 23 июля (5 августа) 1917 года

Бумаги, бумаги, бумаги…

Порой я чувствую себя не всемогущим самодержцем, не блистательным правителем огромной империи, не мудрым Верховным Главнокомандующим, а самым обыкновенным бюрократом, клерком, который ходит на службу лишь для того, чтобы перекладывать с места на место тонны бумаг, делая на них никому не нужные пометки. Но клеркам легче – они могут хотя бы имитировать бурную деятельность, а императору это все же недоступно, ведь каждая его пометка или завитушка немедленно приобретает высочайший статус, и документ идет дальше в работу со всеми вытекающими из завитушки последствиями.

Я хмуро откинулся на спинку кресла. Овальный зал, служивший мне официальным кабинетом, давно не видел меня. Да, давно уже Марфино стало мне вторым домом, и тот куда более невзрачный и небольшой кабинет для меня привычнее и милее, чем весь этот строгий официоз, который окружал меня в Доме империи. Хорошо еще, что из Большого Кремлевского дворца удалось сбежать, а то сидел бы там, словно в золотой клетке.

М-да. Три дома – и словно три разных мира.

Большой Кремлевский императорский дворец – символ царской роскоши и величия государства. Помпезный, сверкающий и демонстративно богатый дворцовый комплекс. Все эти корпуса и залы, все эти коридоры и лестницы, наполненные угодливыми лакеями в дворцовых ливреях. Тронный зал и сам престол Всероссийский.

Дом империи – строгий официоз, наполненный холодной милитарной эстетикой имперской власти. Штаб, где встретить человека в дворцовом мундире можно лишь в случае, если этот человек – гражданский министр, прибывший ко мне на совещание. Всем остальным заправляли офицеры и генералы. Разве что Евстратий да фрейлины и прислуга принцессы выбивались из этого ряда.

Был еще Петровский Путевой дворец, но я его воспринимал, скорее, как комфортабельную гостиницу и выездной офис рядом