За тебя, Родина! - Илья83
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не спешите, господин обермейстер! — снова неожиданно подал голос сельский староста, подходя к ним вплотную и в упор глядя на невозмутимого Баума. — Проверьте документы тщательно! Или вы забыли про пояснение о том что террористы могут быть для маскировки одеты в военную форму?
Вот же гад! Что ж, пора бы проявить себя так как должен это сделать настоящий германский офицер, иначе будет подозрительно.
— Что ты сказал, придурок⁈ — Хайнц резко лязгнул командирским голосом, привыкшим отдавать приказы. — Посмел заподозрить в нас тех кто стрелял в уважаемого министра⁈ Отвечай, сволочь, не то я прямо здесь пристрелю тебя за клевету, скотина! — и с перекошенным от ярости лицом схватил побледневшего Мартенса за грудки…
Глава 69
Окрестности г. Клайберен, южнее Берлина.
28 мая 1940 года. Полдень.
Хайнц Гротте.
Держа за грудки отвергнутого поклонника хозяйки подворья Хайнц сделал зверское лицо, мастерски играя честного немецкого офицера, оболганного каким-то сельским старостой. Прищуренный угрожающий взгляд, сдвинутые брови… В общем, должно прокатить. Другое дело что резкое движение снова вызвало болезненный прострел от раненой ноги, из-за чего он чуть не застонал. Но в данной ситуации слабость показывать не хотелось, хоть это и было бы логично, учитывая что по легенде они восстанавливаются после ранений.
Мартенс, или как там его назвала женщина, от такого действия армейского офицера изрядно струхнул и чуть побледнел. И неудивительно. Шла война и победа рейха во многом зависела именно от Вермахта, который как бы и представляли сейчас Гротте вместе с Баумом. А зная что в Германии профессия военного, тем более в офицерских чинах, всегда была почётной и уважаемой в народе, поступок взревновавшего сельчанина вызвал резкий негатив не только самой Корины но и толстого полицейского.
— Вы что, совсем с ума сошли, господин Мартенс⁈ — раздражённо обернулся к нему обермейстер. Его лицо обильно вспотело, и не только от жары. — Чёрт вас возьми, немедленно извинитесь перед господином обер-лейтенантом! И прекратите уже свои выходки! В прошлый раз я… хм…хм… — внезапно стушевался полицейский, видимо, едва не проговорившись о чём-то неизвестном Хайнцу. — Господа, прошу вас, извините его, он сильно погорячился! Жаркая погода, сами видите… И вы, госпожа Грюнер, тоже не держите на него зла… — бедняга явно всеми силами пытался уладить вспыхнувший конфликт, не желая себе лишних неприятностей.
— Господин обер-лейтенант… я извиняюсь… — глухо пробормотал Мартенс, после того как Гротте оттолкнул его от себя. — Сам не знаю что на меня нашло. Конечно же, я нисколько не сомневаюсь в ваших личностях, просто… — он замолчал, видимо, не зная что ещё сказать.
Сама хозяйка благоразумно молчала, не встревая со своими репликами, могущими лишь ещё больше обострить обстановку. За это Хайнц мысленно поблагодарил её, зная что не все женщины способны на такую выдержку. Многие, руководствуясь эмоциями, лишь наоборот плеснут керосина в огонь, не понимая что произойдёт потом.
Что ж, формальные извинения принесены, хотя было видно что поклонник Корины сделал это только для проформы. Вон как зыркает на них и женщину, явно не собираясь успокаиваться. Ну и то хлеб, молчит и ладно. Им самим тоже не нужно никакое мордобитие, тем более из-за этой немки… Да уж, было бы забавно для советских ликвидаторов сражаться за честь вдовы германского офицера с её отвергнутым кавалером… Скажи кому то уж точно не поверят. Но Гротте и не собирался это указывать в своём отчёте при возвращении домой. Вообще, надо будет крайне аккуратно его составить, иначе у товарищей в «органах» появятся к ним масса неудобных вопросов. Лишние подозрения ни Бауму ни самому Хайнцу ни к чему. Но пока до возвращения далеко, так что особо беспокоиться не стоит.
— Хорошо, господин обермейстер… Меня удовлетворили извинения господина Мартенса! — благосклонно ответил он, перенося вес на здоровую ногу. — Правда, остаются вопросы насколько они искренние? — сельский староста вскинул на него неприязненный взгляд но промолчал, сумев сдержаться. — Я, как офицер, понимаю и полностью одобряю ваши действия. Долг есть долг, уж мне ли об этом не знать? Вот наши документы, можете проверять как хотите! Заодно советую господину Мартенсу понюхать их или прожевать, вдруг он учует вкус лимона или запах жареных каштанов?
С этими словами Хайнц вынул из нагрудного кармана свои документы и передал их в руки полицейскому. То же самое сделал и Баум, всё это время стоя чуть впереди женщины, словно защищая её от опасности. А та даже чуть прижалась к Петеру, слегка улыбаясь. Она молчала но её победный взгляд на сельского старосту заставил Гротте подавить вздох. Ну, Казанова, заварил же кашу!.. Это явно не укрылось как от обермейстера так и Мартенса. И если первый лишь понимающе улыбнулся то второй весь напрягся, пытаясь держать себя в руках.
Обермейстер, желая поскорее закончить неприятную сцену, просмотрел документы не слишком тщательно. Пролистал их, но некоторые страницы «зольдбуха» вообще не открыл. Затем проделал ту же операцию с документами Баума. Хайнц заметил как стоящий рядом сельский староста то и дело косит взглядом, пытаясь увидеть что там написано. Но угол обзора для него был очень маленький, а когда Мартенс догадался отойти чуть назад для лучшего осмотра то уже было поздно.
— Как я и ожидал, господа, документы у вас в полном порядке! Ещё раз извините за беспокойство! Желаю скорейшего выздоровления! — выполнив свой долг обермейстер, кажется, перевёл дух и виновато улыбнулся. Он вернул им бумаги и протянул руку для прощального пожатия. — У меня у самого сына зимой призвали, служит в Протекторате. Пишет что пиво там не хуже нашего, а уж девушки… — тут он снова поперхнулся, сообразив что ляпнул немного не то, и стушевался.
— Всё нормально, господин обермейстер, я на вас не в обиде! — улыбнулся ему Гротте, чувствуя как его отпускает внутреннее напряжение. Кажется, пронесло… — Служба это служба, неважно где служит настоящий немец, главное как! Уверен, ваш сын не посрамит свою фамилию и со временем станет гордостью рейха! — польстил Хайнц полицейскому, зная как любой отец гордится успехами своего потомка.