Властелин Колец: Две Крепости (Две башни) (др. перевод) - Толкин Джон Рональд Руэл

Покатился грохот разметаемых камней, и в склеп хлынул свет, живой и яркий. Пролом засиял в стене у изножия, и в нем показалась голова Тома в шляпе с пером, а за спиной его вставало багряное солнце. Свет пробежал по лицам трех неподвижных хоббитов, смывая с них трупную зелень. Теперь казалось, что они всего лишь крепко спят.

Том пригнулся, снял шляпу и с песней вошел в темный склеп:

В небе – солнце светлое, спит Обманный Камень —Улетай, умертвие, в земли Глухоманья!За горами Мглистыми сгинь туманом гиблым,Чтоб навек очистились древние могилы!Спи, покуда смутами ярый мир клокочет,Там, где даже утренний свет чернее ночи!

Надрывный и протяжный крик ответил на его песню; обрушились своды в глубине Могильника, и воцарился покой.

– Ну-ка, вылезай скорей из могильной сырости! – велел Том. – Нам еще твоих друзей надо к солнцу вынести.

Они вынесли Мерри, Пина, потом Сэма. Мимоходом Фродо увидел в земляной осыпи обрубленную кисть, копошившуюся, как недодавленный паук. Том вернулся в пустой склеп – оттуда донесся гул и топот. Вышел он с ворохом оружия и украшений – золотых и серебряных, медных и бронзовых, старинной чеканки, в многоцветных каменьях, – взобрался на зеленый могильный холм и рассыпал добычу по солнечной траве.

Он постоял молча, держа шляпу на отлете и глядя на трех неподвижных хоббитов у подножия Могильника. Потом, простерши правую руку вверх, вымолвил звучно и повелительно:

Мертво спит Обманный Камень – просыпайтесь, зайцы!Бомбадил пришел за вами – ну-ка, согревайтесь!Черные Ворота настежь, нет руки умертвия,Злая тьма ушла с ненастьем, с быстролетным ветром!

К несказанной радости Фродо, все трое приподнялись, потянулись, протерли глаза и вскочили на ноги. С изумлением глядели они на Фродо, на Тома, во весь рост возвышавшегося над ними, на свои грязно-белые лохмотья и золотые украшения.

– Это еще что за новости? – начал было Мерри, встряхнув головой в золотом венце набекрень. Вдруг он осекся и закрыл глаза. – Да, помню, помню, как все это случилось! – глухо выговорил он. – Ночью напали они с севера, и было их – не счесть. Копье пробило мне сердце. – Он схватился за грудь. – Да нет, что же это! – крикнул он, с усилием поднимая голову. – Словно во сне! Куда ты подевался, Фродо?

– Должно быть, сбился с дороги, – отвечал Фродо, – но лучше об этом не вспоминать. Что прошло, то миновало. А теперь – в путь!

– В какой там путь, сударь! – воскликнул Сэм. – Что я, голый пойду? – Он сбросил венец, пояс, кольца, сорвал саван и шарил глазами по траве, словно ожидая увидеть где-то неподалеку свое хоббитское платье: куртку, штаны, плащ.

– Не ищите зря одежду, все равно не сыщете, – сказал Том, мигом спрыгнув с могильного холма и пританцовывая вокруг хоббитов как ни в чем не бывало.

– Почему же это не искать? – удивился Пин, с веселым недоумением глядя на пляшущего Бомбадила. – А как же?

Том только покачал головой.

– Радуйтесь лучше, что вышли на свет из безвозвратных глубин: от свирепых умертвий спасения нет в темных провалах могил. Живо! Снимайте могильную гниль и по траве – нагишом! Надо стряхнуть вам подземную пыль… Ну а я на охоту пошел.

И побежал под гору, насвистывая и припевая. Фродо долго глядел ему вслед, а Том вприпрыжку мчался на юг зеленой ложбиной между холмами с посвистом и припевом:

Гоп-топ! Хоп-хлоп! Где ты бродишь, мой конек?Хлоп-хоп! Гоп-топ! Возвращайся, скакунок!Чуткий нос, ловкий хвост, верный Хопкин-Бобкин,Белоногий толстунок, остроухий Хопкин!

Так пел Том Бомбадил, на бегу подбрасывая шляпу и ловя ее, пока не скрылся в низине, но и оттуда доносилось: «Гоп-топ! Хлоп-хоп!», покуда не подул южный ветер.

Парило по-вчерашнему. Хоббиты побегали по траве, как им было велено. Потом валялись на солнышке, изнывая от радости, точно их чудом перенесли в теплынь с мороза; с такой радостью больной однажды легко встает с постели и видит, что жизнь заново распахнута перед ним настежь.

К тому времени, как Том вернулся, они успели прогреться до седьмого пота и здорово проголодаться. Из-за гребня холма выскочила его подброшенная шляпа; потом появился он сам: а за ним шесть пони: пять их собственных и еще один, наверно, Хопкин-Бобкин – он был крупнее, крепче, толще (и старше) остальных. Мерри, бывший хозяин всех пони, называл их как придется, а с этих пор они стали отзываться на клички, которые дал им Том Бомбадил. Том подозвал их, одного за другим; они подошли и выстроились в ряд, а Том насмешливо поклонился хоббитам.

– Забирайте-ка лошадок! – сказал Том. – Им, бедняжкам, стало страшно, и они от вас удрали – бросили хозяев. У лошадок нос по ветру: как учуяли умертвий – мигом поминай как звали… Но ругать нельзя их! Где же это видано – лезть самим в Могильники? Может, хоббитам-то надо поучиться у лошадок? Вишь – цела у них поклажа. Молодцы, лошадушки! И чутье у них вернее: убежали от умертвий, от подземной лютой смерти… Нет, нельзя ругать их!

– А шестой для кого? – поинтересовался Фродо.

– Для меня, – ответил Том. – Он мой дружок. Бродит, где захочется. Но когда его покличешь, прибегает тотчас же. Том проводит хоббитов тропкой самой краткой, чтоб они сегодня же добрались до Тракта.

Хоббиты пришли в восторг, и благодарности их не было конца, а Том рассмеялся и сказал:

– Тома Золотинка ждет, и забот – полон рот. Он проводит хоббитов, чтоб не беспокоиться. Ведь они какой народ? С ними уймища хлопот! Только вызволишь из Вяза – под землей завязнут. Если не дойдут до Тракта – что-то будет завтра?.. Нет, уж лучше проводить их – и освободиться.

Судя по солнцу, еще и десяти не было, но хоббиты с удовольствием пообедали бы, если б на то хватило припасов. Хватило только на завтрак: они съели все, что запасли накануне, и почти все, что подвез Том. Не так уж это было много для изголодавшихся хоббитов, однако на душе у них стало куда веселее. Пока они завтракали, Том бродил по холму и перебирал сокровища. Львиную их долю он сложил сверкающей грудой – «пусть найдет, кто найдет, и спокойно владеет, будь то птица, зверь, человек или эльф»: так было снято могильное заклятие, чтоб сюда снова не явились умертвия. Себе он взял сапфировую брошь, бархатисто-переливчатую, словно крылья бабочки. Том долго смотрел на нее, будто что-то припоминая. Потом покачал головой и промолвил:

– Та, что некогда ее на плече носила, ярче дня была лицом, солнечней сапфира… Так пускай же эту брошку носит Золотинка: будет память нам о прошлом – звездочка-живинка.

Каждому хоббиту достался кинжал – длинный, прямой, с красно-золотым змейчатым узором по клинку. Обнаженные, они сверкали холодно и сурово, а ножны были черные, легкие и прочные, из неведомого металла, усыпанные самоцветами. То ли их сберегли чудесные ножны, то ли сохранило могильное заклятье, но ни пятна ржавчины не было на ясных клинках.

– Впору малышам кинжалы, пригодятся как мечи, – сказал Том. – Не единожды, пожалуй, нападут на них в ночи злые слуги Властелина, что таится, словно тать, у Огнистой. Но отныне их нельзя врасплох застать. Хоббит с арнорским кинжалом – он что кролик с тайным жалом: нападешь, а он ужалит… Заречешься нападать!

Он объяснил хоббитам, что клинки выкованы полторы тысячи лет назад оружейниками княжества Арнор, которое пало под натиском с севера: ратной силой его бы, может, и не одолеть, но одолело злое чародейство, ибо колдуны владели тогда северным Ангмарским краем.

– Все, что было, давно забыли, – как бы про себя молвил Том. – Лишь одинокие странники в мире, потомки древних властителей, охраняют покой беспечных народов. Но странников этих совсем немного. Мало осталось воителей…