Узница. 11 лет в холодном аду - Урмила Чаудхари

И тем не менее нам пришлось приехать в сопровождении полиции, чтобы освободить девочку.

Пусть это покажется жестоким, но даже если девочки действительно хотят остаться в семье, которая их эксплуатирует — потому что она уже там долго живет, потому что у нее больше никого нет, потому что она уже просто по-другому не может, — мы ее там не оставляем. Иначе система камалари никогда не будет сломана. Людям должно быть понятно, что заставлять работать на себя чужих детей противозаконно и исключений из этого быть не может. Даже в том случае, если с девочками там обращаются хорошо и они могут ходить в школу, что, однако бывает в крайне редких случаях.

В последние годы мне приходилось видеть некоторое количество девочек, которые не хотели уходить из семей помещиков. Их было четверо или пятеро. Конечно, каждый раз у меня разрывалось сердце, когда они плакали и кричали, потому что не хотели, чтобы их освобождали. Было тяжко видеть, что они воспринимали как несправедливость то, что мы их оттуда забирали, будто они теряют свой дом из-за нас. Однако мы пытались разъяснить им, насколько могли, почему мы должны действовать именно так.

Однако большинство девочек плакали от счастья и облегчения, когда их освобождали. У них за плечами были дни, месяцы и годы тяжелейшего физического труда и, что еще хуже, постоянного душевного унижения. Многих из них били, с ними плохо обращались, а некоторые даже пережили сексуальные домогательства. Многие из них были просто запуганы, потому что никто не заботился о них с самого детства. Они на протяжении многих лет просто не знали, что такое любовь, привязанность и тепло. Они не знают, что происходит, когда кто-то интересуется ими, их горем и судьбой.

Приятно видеть, как они потом понимают, что все закончилось и они свободны. Что для них начинается новая жизнь. Что они имеют право вернуться в свою семью и даже ходить в школу. Видеть каждый раз эти сначала запуганные, недоверчивые, а потом очень счастливые лица девочек для меня является трогательным и одновременно очень волнующим моментом.

На встречах «Форума» и во время наших освободительных акций многие девочки доверяли мне свои истории. Вначале они чаще всего испытывали страх. Зачастую им было трудно говорить о личных переживаниях. Или же воспоминания были такими болезненными, что они не хотели их будить. И тогда я просто рассказывала им о себе. Когда они замечали, что я откровенна, то чаще всего начинали доверять мне. Потому что это очень важный шаг, это я повторяю снова и снова на наших встречах.

Очень важно, что у нас есть свой голос. Это важно, что они знают: они не одни побывали в такой ситуации. Что они не виноваты в унижениях и оскорблениях, которым их подвергали, и что многих женщин и девочек народности тхару постигла та же судьба.

Не они виноваты в этом, а наша система и те люди, которые даже до сегодняшнего дня эксплуатируют камалари в качестве дешевой рабочей силы. Те люди в нашей стране, которые думают, что стоят выше законов и что им за это ничего не будет. А это может измениться лишь только тогда, когда мы будем говорить об этом во весь голос. Мы должны рассказывать наши истории, чтобы осудить эту систему и пригвоздить к позорному столбу тех людей, которые до сих пор наживаются за счет нас.

В последние годы я много слышала о судьбах бывших камалари, которые меня каждый раз глубоко трогали. Каждая история отличается, но, тем не менее, многое повторяется самым жестоким образом. Некоторые девочки были вдалеке от родной семьи один год, а другие — двенадцать. Большинство из них за это время оставались в одной и той же семье, а другие часто меняли хозяев. Они работали как камалари в семьях в Катманду, Гхорахи или Непалгандже, в гостинице в Покхаре или же в деревенских поместьях. Их родители получали за них от двадцати до семидесяти евро. Некоторые помещики-ленлорды оплачивали им только дорогу, а другие вообще ничего не платили.

Лишь очень немногим девочкам разрешалось иногда время от времени посещать школу.

Однако с большинством обращались очень плохо, ими командовали все, кто хотел, и их часто били. В качестве наказания их на целую ночь запирали в уличной уборной, закрывали в сарае вместе с козами или заставляли зимой спать без одеяла. Но хуже всего, — а об этом говорили они все, — было то, что с ними обращались не как с людьми.

Одна из бывших камалари сказала мне однажды во время нашей встречи:

— Со мной обращались так, словно я человек низшего сорта по сравнению с детьми этой семьи. Им разрешалось ходить в школу, а мне — нет. Им можно было играть, мне — нет. Они получали достаточно еды, а я — нет. И кроме того, были постоянные унижения и одиночество. Я очень от этого страдала.

Ей пришлось пройти через то же, что и мне, и она говорила так, словно эти слова шли из моего сердца.

Карму, моя школьная подруга, тоже прошла через все это. Ее семья отдала ее в служанки, когда вышла замуж ее самая старшая сестра. До тех пор сестра работала в качестве камалари, а теперь ее заработок отпал, а семье нужны были деньги. 2500 рупий[26] в год платил за нее лендлорд ее семье.

И у нее, так же как и у меня, не было выбора, ей пришлось покориться судьбе. Ей приходилось работать по шестнадцать часов в день, убирать, готовить и стирать. Она очень тосковала по дому и с нетерпением ожидала следующего праздника Магхи, потому что надеялась, что тогда ей разрешат побывать дома.

Пришел праздник Магхи, и ее действительно отпустили в гости к своей семье. Однако дома ее ожидал шок: ее родители были мертвы. Они вдвоем умерли за один месяц от какой-то болезни, потому что у них не было денег на врача и лекарства.

Тогда Карму было одиннадцать лет, второй старшей сестре — пятнадцать лет, самой младшей сестре — восемь, а ее маленькому брату — пять. Дети остались одни, их родственники продали все имущество родителей. Они оставили детям одну лишь хижину. За поля, которые обрабатывали родители, покупатели из деревни заплатили слишком мало.

Однако дети этого, конечно, не знали. Они были слишком маленькими и неопытными и не имели ни малейшего понятия, сколько стоит такое поле. Через полгода деньги, которые они получили за землю, закончились. И вот у них не было больше ничего — ни еды, ни одежды.

И тогда появился помещик — лендлорд из деревни и сказал, что Карму может работать у его дочери. Та вышла замуж и переселилась в другую деревню. У Карму не было другого выхода, в конце концов, ей надо было заботиться о своих сестрах и братьях, и она снова ушла в чужую семью. Помещики и в этот раз платили только две тысячи пятьсот рупий в год, но, по крайней мере, ее сестры и брат могли покупать себе на эти деньги еду на пару месяцев.

Карму вынуждена была работать с пяти часов утра до позднего вечера. За четыре года, которые она там провела, у нее не было ни единого выходного дня. Так же, как и мне, ей приходилось носить воду, стирать белье, мыть посуду, нянчиться с детьми этой семьи и обрабатывать сад.

Когда вышла замуж ее вторая старшая сестра, младшая сестра была вынуждена уйти в камалари в Непалгандж, столицу соседней провинции. Когда Карму узнала от соседей, что ее младший брат остался дома совершенно один, она попросила дочь лендлорда-помещика отпустить ее домой, чтобы заботиться о брате. И они действительно ее отпустили.

К счастью, местная благотворительная организация обратила внимание на судьбу Карму, ее сестер и брата, и одна из сотрудниц социальной службы пришла к ней домой. Она спросила Карму, хочет ли она ходить в школу. Карму ответила, что она не может, потому что вынуждена зарабатывать деньги на жизнь себе и своему младшему брату. Поэтому социальная работница предложила ей окончить курсы кройки и шитья. Там Карму научилась бы шить школьные формы и могла бы зарабатывать приблизительно 1500 рупий[27] в месяц.

Однако Карму, когда еще была ребенком, пережила несчастный случай. Горшок с горячим маслом опрокинулся и обжег ей правую руку. Поэтому она до сих пор не может работать этой рукой так, как остальные люди. И поэтому она не смогла окончить курсы кройки и шитья.

Однажды она рассказала сотруднице социальной службы, что ее младшая сестра все еще работает в Непалгандже в качестве камалари. После этого ее сестру вернули домой и определили в школу. Ее младший брат тоже получил возможность посещать школу. И тогда Карму собрала все свое мужество и спросила, нельзя ли ей тоже вместо курсов сначала пойти в подготовительные классы начальной школы.

День, в который Карму узнала, что она, ее сестры и брат могут переселиться в хостел «Нарти», стал самым чудесным днем в ее жизни, как сказала она мне, когда рассказывала свою историю. Сейчас она ходит в седьмой класс и может, как и я, учиться и играть. Это то, что, собственно, должно быть само собой разумеющимся.