Остров отчаяния - Патрик О'Брайан

Эта толчея пробуждающейся деятельности подтвердилась на палубе. «Леопард» установил брам-стеньги — уменьшившейся команде потребовалось три четверти часа вместо обычных семнадцати минут и сорока секунд — и корабль под облаком парусов мчался со скоростью пяти или шести узлов на вест-зюйд-вест. Новый восхитительный день, обновленное здоровое море, прозрачный освежающий воздух, ожившее судно. Киллик уже заступил на вахту, и теперь бежал с кофейником и сухарем, аккуратно сложил их в бухту троса в назначенном месте за пределами запретной зоны, отошел и крикнул:

— Доброе утро, сэр. Вот о чем мы молились.

Стивен кивнул, сделал глоток и осведомился о капитане.

— Он только ушел, — сообщил Киллик, — смеясь, как мальчишка. Сказал, что мы вырвались из полосы штиля: истинный благословенный пассат, и нет нужды прикасаться к парусам, пока не дойдем до Мыса.

Опираясь на поручень, Стивен пил кофе, макая в него сухарь. На борту корабля произошли невероятные изменения: матросы бегали, разговаривали веселыми приглушенными голосами, выглядели абсолютно другими созданиями, а с бушприта доносился смех. Во время эпидемии на корабле поддерживался установленный порядок, а приказы исполнялись, хотя моряки были почти полумертвы — медлительные и вялые автоматы. Теперь же «Леопард» как будто только что отплыл от Порто-Прая, за исключением факта малолюдных палуб. Изменения в лазарете были еще более удивительными. Моряки, еще накануне вечером находившиеся на пороге смерти, теперь поднимали головы из своих гамаков, нетерпеливо пищали слабыми тонкими голосками. Один очень слабый выздоравливающий почти добрался до лестницы и пытался выползти. В глазах, выражениях, словах, с которыми Стивен столкнулся, делая обход, горела жажда жизни, не виденная им в течение многих недель, жажда, его самого почти покинувшая.

— Сомневаюсь, что сегодня будет много новых больных, — сказал Стивен Хирепату, и не ошибся: больше никаких новых больных, и только три смерти — во всех случаях кома длилась неестественно долго.

Тем не менее, прошла целая неделя, прежде чем он открыл свой чумной дом, позволив более крепким выздоравливающим подняться на бак или вернуться на нижнюю палубу, а сам снова переместился в корму.

— Джек — сказал он, — я пришел посидеть с тобой немного, а затем, если возможно, попросил бы позволения воспользоваться одной из твоих небольших кают. Я жажду дня и ночи непрерывного сна в роскоши, покачиваясь в удобном гамаке под открытым световым люком. Не бойся: я облился свежей дождевой водой и вымыт с мылом с головы до пят, и полагаю, эпидемия окончена. Если произойдет что-либо непредвиденное, Хирепат разбудит меня. Он уже знает все признаки, как немногие знают их. Хирепата не обманешь. Теперь, сэр! — вскричал Стивен, сердито нахмурившись незнакомцу, лицо которого отразилось в маленьком зеркале. — Господи Иисусе! Это же я, за этой бородой.

Трехнедельная борода вкупе с запавшим, истощенным лицом, придавала ему вид Эль Греко только недорослого.

— Борода, — сказал он, подергав ее. — Возможно, я должен сохранить бороду… Пытка бритвой — просто воспоминание, не более того. Римские императоры отращивали бороды во время войны.

В любое другое время Джек указал бы на пропасть, отделяющую римского императора от хирурга Королевского флота, но теперь только сказал:

— Полагаю, Хирепат проявил себя очень хорошо?

— Очень хорошо, несомненно: хороший, спокойный, умный молодой человек, на которого можно положиться. И поскольку я теперь один, хочу, чтобы ты сделал его моим помощником. Он не изучал ни медицину, ни хирургию, это верно, но умеет читать на латыни и французском, на которых написана большая часть моих книг, и его не нужно переучивать, как это имеет место быть с большинством жалких шарлатанов, поднимающихся на борт с такими ценностями, как бумажка из Общества Хирургов, бредни старых бабок и старая пила.

— Полагаю, я не могу сделать человека помощником хирурга. О чем ты думаешь, Стивен? Департамент больных и увечных ни на мгновение этого не одобрит. Но скажу, как могу поступить: назначить его мичманом, поскольку у меня, увы, имеется три вакансии и тогда он сможет быть твоим исполняющим обязанности помощника.

Джек пустился в объяснение метафизики постоянно назначенных и временно исполняющих обязанности, но, обнаружив, что Стивен крепко уснул — подбородок покоился на груди, открытый рот зиял в бороде, под веками виднелись только тонкие полумесяцы желтоватых белков, — удалился на цыпочках.

Ясный и внезапный рассвет разорвал темноту, яркое солнце поднялось точно в шесть часов, дул свежий ветер с зюйд-оста, и в начале утренней вахты «Леопард» пересек экватор: пересек без малейших церемоний, и не было ничего, чтобы отметить это событие, за исключением свинины вместо сушеного гороха в «постный день»[21] и сливового пудинга.

В шесть склянок Хирепат принес госпитальные бумаги и сообщил о непрекращающемся процессе выздоровления. Прежде, чем погрузиться в мрачные отчеты, Джек сказал:

— Хирепат, доктор Мэтьюрин высоко отзывается о вашем поведении и хочет, чтобы вы продолжили работать как его помощник. Правила службы не позволяют мне внести вас в судовую роль как помощника хирурга без надлежащих сертификатов, таким образом, я предлагаю назначить вас мичманом. Это позволит вам действовать в качестве его помощника, жить в кокпите со старшими мичманами и гулять на квартердеке. Это вам подходит?

— Я очень признателен доктору Мэтьюрину за его доброе мнение, — сказал Хирепат, — и крайне обязан вам, сэр, за предложение. Но, полагаю, должен заметить, что я американский гражданин, в случае, если это может воспрепятствовать.

— В самом деле? — спросил Джек, посмотрев в судовую роль, которую открыл, чтобы изменить ранг Хирепата. — Так и есть. Родились в Кембридже, Массачусетс. Что ж, боюсь, что это препятствие на пути к должности кадрового офицера в Королевском флоте. Мне жаль сообщать вам, но продвижение выше должности подштурмана для вас закрыто.

— Сэр, — сказал Хирепат, — я постараюсь пережить это.

Джек внимательно посмотрел на него. Никто, кроме Стивена, не мог безнаказанно пошучивать над капитаном Обри: но был ли Хирепат на самом деле повинен в дерзости? Лицо молодого человека оставалось спокойным и серьезным. На лице Стивена также ни намека на улыбку.

— У Вас нет нежелания драться с французами, полагаю? — продолжил он. — Либо с какой-нибудь другой страной, с которой Англия в состоянии войны?

— Ни в малейшей степени, сэр. В девяносто восьмом, мальчишкой, я был под ружьем против французов под командованием генерала Вашингтона. И рад сделать то, что смогу, против любого другого вашего врага, если, конечно, Боже упаси, Англия не вступит в войну со Штатами.