Номер 11 - Коу Джонатан

Натан прочел все эти разнообразные толкования, подчеркивая наиболее интересные строчки и делая пометки. Мало кто из комментаторов выделял в отдельную тему сатиру или политический юмор, хотя Натану и попалось на глаза презрительное наблюдение, сделанное Миланом Кундерой: тот обозвал сатиру «школярским искусством», что стремится подвести публику, будто стадо, к заранее сформулированной политической или нравственной позиции, начисто проигрывая в том, в чем писатель видел подлинную цель художественного творения — сделать так, чтобы люди осознали противоречивость и множественность смыслов.

Исчерпав печатные источники, находившиеся в его распоряжении, Натан вышел в сеть и принялся бродить по блогам и форумам, посвященным современным разновидностям юмора. Он окунулся в совершенно незнакомый мир, где гики и фанаты искусства комедии, знавшие об этом предмете чересчур много и уже не мыслившие жизни без него, обсуждали современный юмор со всей необузданностью страсти, одержимостью, враждебностью, ехидством, грязной руганью, издевательствами, несправедливостью, агрессивностью, подлостью, грубостью, наглостью и пакостностью, какие только дозволяет интернет. Эти люди любили комедию столь пылко, что и ненавистью вспыхивали, стоило чиркнуть спичкой. Шутка, которую они сочли глупой, комик, не сумевший их рассмешить, воспринимались как личное оскорбление, и «провинившимся» воздавалось сторицей. Уважение, хотя и с оговорками, они выказывали только тем редким комикам, что превращали свои выступления в критику общества — острую, шокирующую, бьющую не в бровь, а в глаз, — используя выражения, которые многие зрители считали недопустимыми и в негодовании затыкали уши. К популярным комикам, чьей целью было лишь насмешить и развлечь публику забавными бытовыми нелепостями, комедийное онлайн-сообщество относилось терпимо как к безвредному времяпрепровождению. Подлинную ярость они приберегали для тех, кто пытался усидеть на двух стульях, — тех, кто перчил беззубые тексты аккуратными отступлениями на политические темы, доступно намекая на свои либеральные взгляды, чему публика благосклонно кивала. Этих людей онлайн-критики разносили в пух и прах, безжалостно высмеивали и осыпали площадной бранью, благо анонимность обеспечивала им полную безопасность.

Проплутав в этом материале часа два-три, Натан перешел по ссылке на блог, поразивший его сочетанием веской аргументации с безоглядной запальчивостью. Автор отрекомендовал себя как анархиста / террориста, хотя оставалось неясным, куда могли увлечь его революционные порывы, — похоже, не дальше экрана компьютера. На страничке имелась фотография: автор был снят в профиль, в полутьме и настолько не в фокусе (намеренно), что для опознания этот снимок совершенно не годился. Блог назывался этотвойбудильник, а в качестве имени пользователя фигурировало КристиМолри2[15].

Текст, привлекший внимание Натана, назывался «Без шуток», и не зря: по ряду причин Натан нашел его крайне интересным. Было очевидно, что КристиМолри2 полностью разделяет теорию Фрейда о базовых качествах смеха, однако применяет ее, не без изящества и ловкости, не в области психологи, но в политике.

Фрейд [писал блогер] полагал, что смех является удовольствием, поскольку он избавляет психическую деятельность от дополнительной нагрузки. По существу, речь здесь идет о том, что смех забирает у нас некое количество энергии, ВЫПЛЕСКИВАЕТ ее и РАССЕИВАЕТ, лишая ее таким образом эффективности. И как же это соотносится с (так называемой) «политической» комедией, имеющей в Британии столь славные традиции? А вот как: политический юмор — прямая противоположность политическому действию. И не просто противоположность, но смертельный враг.

Каждый раз, когда мы смеемся над мздоимством коррупционного политика, над алчностью менеджера хедж-фонда, над велеречивыми измышлениями журналиста-консерватора, мы позволяем им сорваться с крючка. ГНЕВ, который мы должны испытывать по отношению к этим людям и который мог бы заставить нас ДЕЙСТВОВАТЬ, выплескивается и рассеивается в виде СМЕХА. Что ж, неплохой способ дать публике именно то, чего она хочет, и то, за что она, собственно, платит: возможность с легким сердцем и впредь сидеть сиднем, наслаждаясь эгоистичным комфортом и зная, что образу жизни, столь дорогому их сердцу, реально ничто не грозит.

Вот почему отнюдь не Жозефина Уиншоу-Ивз с ее утомительными бреднями представляет наибольшую угрозу социальной справедливости в сегодняшней Британии. Но типы вроде Микки Парра, Рэя Тернбулла и Райана Кверки с их такими предсказуемыми колкостями (ой-ой!) в ее адрес, что гребаные слушатели «Радио-4», читатели «Гардиан» и любители пино гриджио, все эти дрочилы из среднего класса, что платят за место на стадионе, чтобы увидеть этих хохмачей вживую, и врубают проигрыватели в машине, чтобы с упоением их послушать, и посмеяться, и проникнуться чувством, что более от них НИЧЕГО не требуется, только сидеть сложа руки и ждать очередной говеной остроты. Похохатывая над их жалкими безмозглыми шутками — такую и слепой шимпанзе напишет в пьяном виде, — они успокаивают свою совесть и подновляют свое иллюзорное представление о себе как о самоотверженных воинах, участниках битвы между левыми и правыми (этакая игра в войнушку на детской площадке), хотя битва давно проиграна. Ненавижу этих сраных леволиберальных комедиантов, ублажающих средний класс, и призываю вас к тому же. По существу, я считаю крайней необходимостью стереть их с лица земли, иначе мы никогда не соберемся с силами и не одолеем наш прогнивший, коррумпированный и съедающий душу истеблишмент. Долой комедию, мать ее так! И вперед, к реальной борьбе!

Констебль Пилбим перечитывал эти абзацы снова и снова. Затем он отправил сайт в закладки и на всякий случай распечатал нужные страницы, не преминув упрятать их в папку. Зевнул, посмотрел на часы. Глаза побаливали, как это часто случалось, когда он долго пялился в экран. Пора было исполнить еще одно дельце, не связанное с детективной работой, но оттого не менее важное. Констебль накинул куртку и вышел из дома.

На улице пришлось застегнуться, спасаясь от осенней промозглости. Пилбим шел пешком и уже минут через десять в ближайшем «Теско-экспресс» укладывал в экологический пакет банки с супом, овощи и мясные полуфабрикаты. Такие продукты он обычно не ел, да и покупал их не для себя. Из супермаркета путь его лежал в продуктовый банк. Обычно он брал несъеденные или разонравившиеся продукты из своего кухонного шкафа, но на полках почти ничего не осталось. Дело было в том, что на следующий день после совместного ужина Люсинда Спайсти начала работать волонтером в продуктовом банке по вечерам и в выходные, и теперь констебль наведывался туда регулярно, но ему не везло — он еще ни разу ее не встретил. Это посещение стало четвертым за три дня, ради чего ему пришлось специально покупать еду.

И вот сегодня — о радость! — его гражданский альтруизм был вознагражден: Люсинда стояла за прилавком, блистательная и желанная, как всегда. На ней был толстый шерстяной свитер, в котором и Мэрилин Монро походила бы на мешок с картошкой, но Натану казалось, что даже во сне ему не привиделось бы столь чистейшее очарование, столь ласкающая взор утонченная красота.

— Привет, — улыбнулась Люсинда с искренней (не сомневался Натан) приязнью. — Рада тебя видеть здесь. — Она принялась вынимать банки из его пакета. — Да еще с таким щедрым пожертвованием!

— Делаю, что могу, — ответил Натан. — Но само по себе это ужасно, когда в подобных заведениях возникает надобность.

— Согласна, — вздохнула Люсинда, — меня тоже это удручает, хотя наверняка у правительства на сей счет имеется складное и совершенно отвратительное объяснение, правда, не знаю какое. Боюсь, я не принадлежу к рассерженному политизированному типу людей.

Ее коллега, однако, женщина средних лет в джинсовом костюме, придерживалась вполне определенных политических взглядов.