Гори, гори ясно (СИ) - Вран Карина

— Вы правы, — я решился. — Поговорить мне с ними нужно. Что до союза: это надо обсудить. Отдельно, детально. Не здесь и не сейчас.

Власта подалась ко мне.

— То есть, принципиально ты согласен?

— На кота в мешке? — я в очередной раз широко улыбнулся. — Разумеется, нет. Будут подробности, будет и разговор.

— Осторожность? Расчет? Неважно, — Власта поднесла правую ладонь к лицу, что-то шепнула. — Белава, оставь ему визитку. Через Бэл и договоритесь о встрече.

Ведьма в красном послушно выложила передо мной визитку. На ней значились: имя-фамилия (Краснова, символично), два номера телефона (рабочий и мобильный), а также должность в крупном книжном издательстве.

Засим дамы изволили удалиться. Оставили Злату, чтоб «прибралась, и пошустрее». Ладонь Верховной к моменту ухода уже не кровила, да что там, даже следов на коже не осталось.

Я подсел поближе к законникам. Понятно, что при оставленных «ушах» что-либо серьезное обсуждать затея такая себя. Только мелочи, вроде моего скорого отъезда.

Спину как иголками закололо. Дернулся, обернулся, чтобы заметить, как над кусочками стекла поднимается темный дым. Причем одна дымная струйка тянулась из кармана пиджака златовласой ведьмы.

Хмыкнул: прежде, чем искать союзников вне Ковена, Власте следовало бы присмотреться к своим подручным. Карман — это уже второй «звоночек». Первый был, когда Власта поранилась. Белава ринулась на помощь, а Злата... Злата часто задышала, с жадностью вбирая воздух.

С уборкой ведьма не стала затягивать. Купюры, почти все, исчезли в недрах сумки. Пяток банкнот Злата выложила веером: счет, чай, бой посуды, доставленные неудобства. Не стал ничего говорить, просто добавил от себя еще одну тысячную. Подполковник отправил младшего сотрудника проводить ведьму, усадить в такси.

И наконец-то я смог узнать кое-что из новостей.

Во-первых, мне передали сведения о владельце машины, номер которой я недавно просил пробить. Рыбкин Денис Иванович, двадцать девять лет, не привлекался. По адресу регистрации не проживает, род деятельности не установлен. Обещали по возможности уточнить, закрасить «белые пятна».

Во-вторых, похвалили меня. За догадку о мотористе, что не все с ним ладно и просто. Итак: мужика, которого мы с Сергеем вытащили с полыхающего теплохода «К.Э. Циолковский», после выписки из больницы руководство отправило в оплачиваемый отпуск. И даже оплатило билет в санаторий Краснодарского края. Мужик перед отъездом, по слухам, грозился всех засудить, от владельцев судна до пожарной службы. Так что его, по сути, спровадили из города под благовидным предлогом.

Когда же служивые в лице все того же Сергея попытались связаться с санаторием, всплыло несколько любопытных моментов. Для начала, в номер санатория по путевке вселился совершенно другой дядька. Выяснилось это не сразу, ведь Крылов не лично покатил на юг за персонажем истории с теплоходом.

Опущу подробности, дабы не лить много словесной воды. Дядьку, что заместил моториста на положенном отдыхе, допросили. Тот не упирался особо: ему предложили отдых по дешевке, какой дурак откажется? Ну и что, что с рук путевка? Настоящая же, с четырехразовым сбалансированным питанием.

Куда делся моторист на самом деле (а из Петербурга он уехал, это установленный факт), следователям в настоящий момент неизвестно. Разыскивают активно, в том меня заверили.

Ищут — уже хорошо. Найдут ли, вопрос, конечно. Но от меня тут уже ничего не зависит, всё, что мог, я уже сделал. Дал законникам возможную ниточку.

В-третьих, расстроили меня относительно Липина. Никого подозрительного возле его окружения не замечено.

Однако, Федя Ивановна для чего-то желала меня видеть: что, если плоды дало наблюдение за матерью моего несостоявшегося убийцы?

В-четвертых, мне показали парочку фотокарточек, снятых на полароид. На них позировала глазастенькая девушка в медицинской маске, белом халате и перчатках на фоне белой же плитки санузла (у меня дома похожая). Дева строила глазки и тянула вверх большие пальцы в жесте «хорошо» или «нравится».

Еще в кадрах был белый фаянсовый друг и его последний пользователь. Этот был плохо виден, одним русым затылком. Яркими контрастными пятнами на фото служила кровь на сидушке.

Самая свежая жертва, как мне пояснили. Колдун из Колпино, убит ножевым ударом в горло. Причем били снизу, заранее расположив жертву в коленно-локтевой над унитазом, а потом придерживали, чтобы хлестало в чашу. Иначе крови вокруг было бы куда больше.

А девочка на фото — новая сотрудница, с дипломом судмедэксперта и некими особыми способностями (какими именно, мне не ответили). Запечатлела, так сказать, свой первый раз — первый выезд на место преступления.

Зачем показали? Не знаю, может, для того, чтобы проникся серьезностью ситуации.

На прощание мне посоветовали держаться с ведьмами осторожнее. Во всех смыслах. Я обещал прислушаться к доброму совету.

На том мы со служивыми распрощались, а я поспешил в казино. Отрабатывать последнюю смену перед отпуском.

Я прискакал на работу в последнюю минуту, чуть не получил втык от начальства. И успел услышать фразу Бореевой: «Давайте думать о коллегах хорошо. Может, он не пришел, потому как умер?»

Речь шла о Вадике Коломийцеве, вторую смену подряд пропустившему. Накануне это приняли как должное: прогул сразу после получки для нашего запойного коллеги был нормой.

Всю ночь мы резались в техасский холдем, а утром получили безрадостную весть. И ушли дружно в бар, чтобы там насвинячиться в зюзю. Я пил со всеми. Безуспешно заливал водкой воспоминания о последних минутах жизни Водяры. Не залил. Осознал, что залипаю от сонливости, подхватил под локоток относительно трезвую Ташу, поймал частника и срулил с нею со скорбной попойки.

В этот раз я понимал, что сплю. И сам сон отличался от прежних: в нем не было врагов или пламени, только воспоминания. Истертые временем, утерянные — ведь я-взрослый совсем не помнил того дня.

Мне три года. Высокий стул придвинут к столу, заставленному разными закусками. Еще от стола вкусно пахнет жареной корюшкой. Вокруг несколько взрослых, среди них привычные, теплые, родные — мама и папа. И еще какие-то шумные люди.

Я-спящий узнал соседа по столу, что сидел слева от папы. Дядя Слава, тут он куда моложе, чем привычный мне Мстислав Юрьевич. Справа от мамы сидит смутно знакомая женщина... Определенно, я ее знаю, но не могу вспомнить сходу.

Очень хочется рыбки — потребность меня-ребенка. Рыбка вкусненькая, но самому мне не дотянуться до огромного блюда в центре стола. Ручки коротенькие.

Родные заговорились с соседями по столу, и моя желанная рыбка зависла на полпути ко мне, на вилке в пальцах мамы. Я верчусь, тянусь к вкусняшке, открываю и закрываю рот. Молча.

Минута, другая, третья.

— Ма, дай рыбу! — возмущаюсь вслух.

А как с ними иначе, если не понимают потребностей меня-малявки?

— Держи, сын, — очухивается мама.

Выкладывает в мою тарелку долгожданную рыбешку, тут же тянется за другой. Зависает.

— Андрей, что ты только что сказал? — голос мамы дрожит.

— Ма, дай рыбу, — спокойно повторяю, затем добавляю. — Спасибо.

— Сынок! — ее желтые глаза блестят.

— Ма, тебя кто-то расстроил? — озадачился бисеринками слез я-мелкий.

Самый родной человек трепет меня по волосам.

— Что ты, милый. Как меня может кто-то расстроить, когда у меня самый лучший в мире защитник?

«Это хорошо», — решает малявка и больше не отвлекается от еды.

— Надо же, он не немтырь, — голос той смутно знакомой женщины за шумом текущей воды.

Гости разошлись, папа ушел к себе, мама моет посуду. Я-малявка потопал на кухню, потому что скучно. А там может найтись еще что-то вкусненькое. Поесть я люблю.

— Не говори так о моем сыне, — голос мамы звучит так холодно, что я даже не сразу его узнаю. — Не смей.

— Ребенку четвертый год, и вплоть до сего дня он не говорил, — пожимает плечами чужая тетя. — Мальчик похож на колобка, да еще и говорить не умеет. Как его, по-твоему, называть?