А мы служили на крейсерах - Борис Васильев

Больше мы про судьбу его, да в общем-то, и начпо нашего, не слышали.

Лет пять.

А лет эдак через пять или больше — за временем не помню точно — кладет мне начальник кадров бригады на стол письмо. Мол, обратился к нам и т. д и т. п. господин (уж 90-е на дворе были) Иванов с просьбой… В связи с чем просим направить на него характеристику…

Начальник кадров не виноват, конечно. Но убегал он от меня быстро. А характеристику я сам написал. Постарался пообразнее, впрочем, без особого фанатизма в употреблении ненормативной лексики.

На этом наши взаимоотношения закончились… я надеюсь. Только вот когда вести по телевизору из Чувашии — у меня напрягается все… Вдруг знакомую фамилию услышу? В роли борца за светлое капиталистическое будущее, пострадавшего от гнусных сатрапов коммунизма… не дай бог такого.

Шизофрения… Как и было сказано.

Не вызовут…

Не вызовут…

Нет.

Не так.

Сначала — как будто кто-то там, наверху, веселый и улыбающийся — конечно улыбающийся — макает кисточку в желтую краску и слегка проводит по ней пальцем.

А здесь -

Здесь — мелкие желтые брызги вдруг вспыхивают в ярко-зеленой еще листве.

И — будто кипятком по нервам — каждое новое желтое пятно… шорох первых опавших вдоль бордюра… первые порывы ветра…

Ветер.

Он будет дуть теперь и дуть, раскачивая ветви и обрывая золото…

И с каждым его порывом, с каждой метнувшейся за окном изломанной тенью ветки, снова и снова в сердце будет нарастать мутная глухая тоска.

Но -

Не вызовут…

А по ночам все труднее и труднее будет успокоить этот глупый комок слева в груди.

Он не понимает, что -

Не вызовут.

Он — там.

Он слышит в шорохах за окном городской квартиры — Посвистывание ветра в неплотно задраенном иллюминаторе…

Стук — отдающийся вдруг дрожью в корпусе корабля — якорь-цепи по палубе…

Не ты.

Он,

Он не понимает, что —

Все кончилось.

Десять лет назад кончилось.

Он все еще сомневается -

Не сорвет ли? Держит ли якорь?

Свист ветра — стук якорь-цепи — … нет.

Сегодня не сорвет.

Мостик.

Надо позвонить на мостик.

К телефону -

Нет.

Это не ты.

Это он.

А телефон — молчит… Уже столько лет.

По главной базе не объявлена штормовая готовность.

Ветер.

Нет.

Не так.

Не вызовут. Не вызовут по штормовой.

А этот глупый.

Он привык за почти двадцать лет -

Если ветер — надо идти.

Там, где-то там рвет с якоря корабли. Надо штормовать.

Где-то — бьет с размаху об стенку и рвет швартовы.

Он привык — надо штормовать.

Это не страшно, если рвется сорокамиллиметровый стальной, он не убьет…

Хуже, когда рвется капрон — он как резина — и если не уйти — как резинка может смять, сбить, порвать и железо — и человека.

Это страшно… Людей надо убрать…

Нет.

Не вызовут.

Просто -

Опять, хоть раз в году, но -

Опять — нет сна.

Чай, сигарета.

И -

Мечущиеся за окном ветви…

И -

Свист и завывание ветра…

И -

Нет сна.

Хотя бы раз в году. Хоть и прошло десять лет.

Потом — все же сон.

Все равно придет, заставит забыться…

Но — и там, во сне — надо штормовать когда — ветер.

Шторм.

И ползущий якорь.

И ветер.

Ветер.

Штормовать…

Нет.

Не вызовут…

«Четыре года рыскал в море наш корсар»

Ну не четыре, конечно, нет, «всего-то» шесть месяцев… с одним заходом…

И вот — телеграмма долгожданная: «Вам сняться, следовать, проливы пройти…»

Это значит — все. Окончательно.

Проливы заказаны — уже не продлят, срок определен — так по «Соглашению о статусе Черноморских проливов»… Хороший город Монтрё в Швейцарии, и год 1932 — тоже хороший. Как подписали — так и живем…

То есть — кончилась боевая.

… «В боях и штормах не поблекло наше знамя»…

Не поблекло.

А что?

Задачи — все порешали. И неплохо. Хоть порой и на голодном пайке сидели, и ракеты по погребам врукопашную таскали… И за авианосцем следили… с нашим-то ходом и локацией. Нет. Не поблекло. Хорошо отслужили. И народ в общем-то не подвел…

«Мы научились штопать паруса, и закрывать пробоины телами»…

Ну конечно — не совсем — а ведь многому научились. Уж по крайней мере, экипаж — тот, что шесть месяцев назад — и тот, что сейчас — разница.

Ладно.

— Мостик — командир!

— Есть!

— Учебная тревога. Корабль экстренно к бою и походу приготовить!

— Есть!

Аж в трансляцию чувствуется, что улыбается. Улыбайся. Кончилась.

Все знают, все ждали.

Дзин… Дзин… Дз-з-з-з-з…

— Учебная тревога! Корабль экстренно…

«На нас глядят в бинокли, трубы сотни глаз»…

Что она прицепилась, песня эта…

Глядят…

А ведь и пусть поглядят!

— Мостик — командир! Трансляторщика ко мне!

— Есть.

…

— Товарищ командир, матрос Постнов…

— Коля, у тебя Высоцкий есть? Песня про корсара?

— Есть.

— Сейчас пойди, приготовь — и по моей команде — по верхней палубе врубишь.

— Есть.

Аж пыль из-под копыт. Улыбается. Ну и хорошо — вместе поулыбаемся.

Пора на мост.

— Смирно! Товарищ…

— Вольно! Давайте, давайте, по плану.

«И видят нас от дыма злых и серых…»

А вот уж фигушки.

Ну а пока — как там… Телеграф сдали. Проверить. Утвердить ход. Машина готова. Часы и курсоуказатели сверены. Локация.

— Штурман, нанеси-ка на планшет позицию в точке поточнее.

— Есть.

Переглядываются. Не понимают пока. И хорошо.

Так. Якорь выберем — вперед — потом так… так… — и потом — сюда… Нда-а-а, за песню — не успеем, но…

— Корабль к бою и походу готов!

— Есть! Боевая готовность — два. Машине готовность к даче хода — немедленная, рулевому, радиометристам, боцкоманде от мест не отходить. Экипажу переодеться в первый комплект рабочего платья. Через десять минут — построить по большому сбору.

…

— Товарищ командир. Экипаж по большому сбору построен!

— Есть. Экипаж построить по правому борту, от юта. Интервал — полметра. Офицерам, мичманам — построиться на правом крыле ходового мостика.

— Есть!

— Пошел шпиль.

Построились. Ну:

«Но никогда им не увидеть нас — прикованными к веслам на галерах»…

— Якорь встал!