Альфарий: Голова Гидры - Майк Брукс

Ужас и смятение от увиденного, дорого мне обошлись, потому что слогт снова выстрелил в меня. На этот раз моё преломляющее поле не активировалось и, хотя моих рефлексов оказалось достаточно, чтобы удар прошел по касательной, я не смог избежать попадания энергетического луча в правую сторону груди. Керамит моего нагрудника сгорел за миллисекунду, и энергия впилась в мою плоть.

Боль была невыносимой. Хотя я и раньше обжигался огнем и кислотой, в этот раз было похоже, что сами молекулы моего тела разрывались на части. Я выронил копье, моя плоть сгорела до костей, а агония наполнила мою руку, но даже такой порожденной ксеносами мерзости оказалось недостаточно, чтобы полностью вывести из строя кого-то, созданного самим Повелителем Человечества. Я выстрелил в ответ. Слогт был нечеловечески быстр и уклонился от выстрела, хотя плазменный заряд оторвал ему правую руку по плечо. Казалось, он не обратил на рану никакого внимания и бросился на меня, пока я, пошатываясь, поднимался на ноги.

Грохот болтерных выстрелов раздался слева от меня, когда Хаймор и Гакул открыли огонь. Существо каким-то образом сжало своё тело, чтобы проскользнуть под выстрелами и добежать до меня, а затем снова выпрямилось, прежде чем я смог должным образом отреагировать. Я попытался навести на него свой плазменный пистолет, но его поврежденная правая рука восстановилась и схватила меня за запястье, подняв его вверх. Он замахнулся на меня своим скипетром, и я блокировал его руку своей, завопив от боли, когда удар сотряс мои изувеченную плоть, но я сумел схватить его запястье правой рукой так же, как он держал мою левую. Однако ксенос был ужасающе силён, а я был ранен. Его плоть извивалась под моими руками, и я изо всех сил старался удержать её. Затем мой шлем начал предупреждающе мигать мне, и одновременно с этим из моих перчаток повалил дым. Слогт выделял какую-то едкую жидкость из собственного тела, которая разъедала керамит. Она достигнет моей кожи в считанные мгновения.

К моему ужасу, существо издало звук, похожий на человеческий смешок.

— Время умирать, мясная тварь, — прошипело оно влажным, гнилым голосом, произнося слова на искаженном, но узнаваемом низком готике. — Я буду наслаждаться твоей плотью.

3. ОДИН ИЗ МНОГИХ

Я чувствовал, как мое тело начало восстанавливаться, как генные модификации моего отца снова пришли мне на помощь, но этого было недостаточно. Несмотря на то, что мы с братьями крепки, мы не были лишены боли и с обожженной плотью на правой стороне груди, всё ещё покрывающей мои кости, я больше не мог сравниться по силе с ксеносом. Я чувствовал громоподобный топот от приближения Лернейцев, но я не был уверен, что они успеют. Даже плазма едва повредила это существо, не говоря уже о том, чтобы причинить ему боль. Я сомневался, что силовые топоры достигнут чего-то большего, чем разбрызгивание кислоты по броне моих воинов.

Затем я услышал вопль боли, в котором узнал голос Гакула, хотя он и был ужасающе искажен. Слогт напрягся. На мгновение он перестал бороться со мной.

Мгновение — это всё, что мне было нужно.

Я высвободил руки и переложил плазменный пистолет из левой руки в правую, затем левой выхватил из-за пояса крак-гранату и нанёс удар. Скорость и сила моих движений была такова, что вместо того, чтобы отбросить слогта назад, моя перчатка пробила ему грудь.

Я активировал гранату, вытащил руку и отпрыгнул в сторону.

Слогт пошатнулся, но рана на его теле уже заживала. Крик Гакула резко оборвался и слогт, казалось, пришел в себя, а затем повернулся ко мне с поднятым скипетром.

Граната взорвалась, и вся верхняя часть его тела разлетелась на куски.

Даже отвратительная биология ксеносов не смогла бы пережить такое ранение. Ошметки его тела разлетелись во все стороны, а нижняя часть тела тяжело рухнула на землю. Я встряхнулся, пытаясь избавиться от частей его плоти, которые упали на меня и начали дымиться, когда его едкие соки начали разрушать броню.

— Повелитель, вы ранены? — спросил Канаан.

— Да, — ответил я сквозь стиснутые зубы, поднимаясь на ноги. — Но выживу. Проверь, Гакула.

Библиарий распростерся на земле, подогнув ноги. Хаймор расстегнул шейные уплотнения доспехов Гакула и снял шлем со своего брата, открыв искаженное агонией лицо с закатившимися глазами и кровью, вытекающей изо рта, носа и глаз.

— Жизненные показатели отсутствуют, — мрачно сообщил Хаймор. — Словно все сразу отключилось.

Я с горечью кивнул.

— Он атаковал разум выродка, чтобы выиграть мне время для действий. Учитывая его реакцию, когда он просто прикоснулся к его разуму ранее, то он уже знал, какова будет цена.

Я не чувствовал вины, только благодарность, хотя, вполне возможно, я был обязан Гакулу жизнью. Мой легион прагматичен. Потери приемлемы, если они соответствуют параметрам миссии. Мои генетические сыновья отдадут свои жизни друг за друга, если это принесет пользу нашей миссии. Они отдадут за меня свои жизни. Я бы отдал за них свою жизнь, но, конечно, обстоятельства, при которых жизнь астартес более ценна чем жизнь примарха, очень редки. Возможно, настанет день, когда это произойдет, но не здесь и не сейчас.

Таковы жестокие реалии войны.

— Покойся с миром, брат, — пробормотал Канаан и остальные последовали его примеру. Хаймор все еще стоял подле меня, как и все Лернейцы, кроме Таравалы, чье тело, пронзенное щупальцами, лежало рядом с растворяющейся тушей конструкта-жнеца, разрубленного на куски силовыми топорами, его и его товарищей. Дерций был убит воином, Джа-Тена обезглавлен жнецом и, хотя Эйтан вырвал щупальце с костяным наконечником, который пронзил его грудь, по показаниям его брони я мог судить, что даже улучшенная физиология не справится с этой раной. Его гибель была вопросом времени.

— Как вы думаете, мы привлекли к себе их внимание? — спросил Канаан.

— Вполне вероятно, — ответил я и указал на скипетр убитого. — Я не знаю, находился ли кто в зоне слышимости, но это непостижимо, если эти существа, обладая такими технологиями, не имеют никакой возможности общаться на расстоянии.