Я все еще мечтаю о тебе... - Фэнни Флэгг

– Конечно, где ты?

– На девяносто восьмом, недалеко от старого клуба «Серебряный башмачок», справа будет козья ферма «Милый дом Алабама».

– Там знак есть или вывеска?

– Уже нет… Но вы увидите кучу народу и сломанный забор.

– Хорошо, сейчас будем.

Бросив трубку, Робби – не прошло и двадцати секунд – уже выскочила за дверь, и Бренде пришлось нестись сломя голову, чтобы поспеть за ней. Она же не работала медсестрой в реанимации.

Мэгги ждала их на крыльце дома вместе с Мэрилин и своим новым лучшим другом, козлом Лероем. С той минуты, что Мэгги приземлилась в их дворе, Лерой ходил за ней как пришитый.

– Голову даю на отсечение, – говорила Мэрилин, – Лерой в вас втюрился. Ни на миг не отходит, я его таким в жизни не видала.

Это ужасно мило, и Мэгги, наверное, должна быть польщена, но она никогда не была близка с козлами и не представляла, как с ними общаться. Чтобы не обидеть Лероя, она похлопала его по голове.

Мэгги и Мэрилин смотрели, как йри с соседями пытаются наладить ограду, чтобы козы не вышли на дорогу и не попали под машину.

– Простите меня, – сказала Мэгги. – Поверьте, мне ужасно неловко, ей–богу.

– Да не волнуйтесь, – отмахнулась Мэрилин. – Вы ж не виноваты. Хорошо, что живы остались. Благодарите свою счастливую звезду. Это мог быть ваш последний день на земле.

Потом у Мэгги состоялся междугородний разговор с Джо Анной, матерью Мэрилин. Мэрилин начала его такими словами: «Мам, ты ни за что не угадаешь, кто сегодня очутился у нас на дворе». Джо Анна, надо отдать ей должное, гадать не стала. Через сорок пять минут, когда они с Мэрилин обменялись телефонами и адресами, подъехали Бренда и Робби.

По дороге домой Бренда, сидевшая на переднем сиденье, посмотрела на Мэгги в зеркало заднего вида и сказала:

– Я даже не спрашиваю, что ты вообще делала одна в эдакой глуши.

Помолчав секунду. Бренда сказала:

– Ну и?..

– Ты о чем?

– Что ты там делала?

Робби вступилась:

– Бренда, прекрати, это не твое дело.

– А мне лично кажется, что как раз мое. Она мой партнер по бизнесу как–никак, и у меня есть право знать, почему ее занесло в такую даль.

Мэгги вздохнула:

– Ох, Бренда. Если я расскажу, ты не поверишь.

– А ты попробуй, вдруг поверю.

– Я просто поехала прогуляться за город, и все.

Бренда была в ужасе:

– Зачем? Здесь повсюду змеи и прочая дрянь!

Змеи? А ведь Бренда права. Действительно.

Об этом Мэгги как–то не подумала. Да, только змей не хватало. Столько ломать голову над подробнейшим планом, чтобы в итоге по дороге к реке быть укушенной какой–нибудь старой, здоровенной гадиной. К тому времени, когда ее найдут, она вся распухнет и вздуется, а тело ведь положено в таких случаях фотографировать, как бы кошмарно оно ни выглядело.

На следующий день Бренда отвезла ее в компанию, предоставившую автомобиль, чтобы заполнить бумаги по поводу аварии. Владелец компании очень любил Хейзел и немедленно предоставил Мэгги новую машину. Потом Мэгги поехала на автостоянку, куда свозили покалеченные машины. Чтобы достать вещи, багажник пришлось вскрывать ломом. Сколько суеты. И очередная задержка. Она ведь не только пострадавшая, но и главный свидетель, и ей придется быть в досягаемости, чтобы дать показания. К тому же она должна убедиться, что автомобильная компания полностью получит страховку, а бедные супруги Конвей – компенсацию за новый забор и рекламный щит. Мэгги уже доводилось сталкиваться со страховыми компаниями, и она представляла, какая суровая битва предстоит. Но когда со всем этим будет покончено, она немедленно вернется к своему плану. Каждый день отсрочки лишь добавлял трат. Быть деловой женщиной – удовольствие не из дешевых. Одна только внешность обходится ей в кругленькую сумму. Прическа, маникюр, макияж, кольдкрем, химчистка, стирка, не говоря уж о еде и бензине. Единственный плюс от лишних дней – возможность еще немного поломать голову над тайной шотландских близнецов. Мэгги чуяла, что разгадка близка. Мисс Питкок каждый день присылала ей все новую информацию.

Попав наконец домой, Мэгги первым делом подошла к факсу поглядеть, что пришло новенького. Но сегодня мисс Питкок прямо огорошила ее новостями. Ей удалось раздобыть фотокопию завещания Эдварда Крокера, датированного 11 января 1935 года. После нескольких страниц поручений, в какие фонды и благотворительные общества пожертвовать деньги, Эдвард отметил, что в случае смерти его бизнес и имение «Гребешок» переходят семье Далтонов. Но все свое безразмерное состояние (включая дом Эдвины в Лондоне) он оставил Летти Росс, своей няне. В завещании не было даже упоминания ни о какой Эдвине Крокер! Кто такая Летти Росс? Если женщина из Лондона, выдававшая себя за Эдвину Крокер, была его любовницей или даже дальней родственницей, то почему Эдвард не оставил ей ни цента? Бессмыслица какая–то.

Ну что ж, ее карьера сыщика, видимо, скоропостижно завершилась.

Сюрприз для Бренды

Бренда не догадывалась, но ее сестра Робби копила деньги, чтобы подарить ей на день рождения телевизор с 50–дюймовым экраном. Утром Робби прочитала, что в «Костко» сегодня намечается большая однодневная распродажа и на модель, о которой мечтала Бренда, дают скидку тридцать пять процентов. Поэтому днем она с двумя друзьями–интернами, одолжив машину «скорой помощи», помчалась в «Костко» за телевизором. Робби не могла гарантировать, что Бренда не обшарит весь дом и гараж в поисках подарков, и решила отвезти телевизор на склад, чтобы для Бренды это был сюрприз. Но сюрприз ожидал саму Робби и двух интернов, когда они отодвинули комод.

Следующим человеком, огорошенным в тот день сюрпризом, была сама Бренда. Вернувшись после собрания «Молодежь в опасности» в отличном настроении, она весело брякнула дверью и тут увидела своего давешнего знакомца мистера Крокера, сидящего на диване нога на ногу, и рядом с ним Робби.

– А мы тебя ждем, – сообщила Робби.

– Ой.

Бренда знала, что на сей раз ее излюбленный метод избежать неприятного разговора – с воодушевлением перескочить на другую тему – не сработает. Ее застукали с поличным. Посему она села и выложила всю правду.

Когда она замолчала, Робби спросила строго:

– Бренда, ты хоть понимаешь, что это полнейшее безумие?

Бренда моргнула и сказала как можно невиннее:

– Вообще–то на тот момент это казалось хорошей идеей.

– И Мэгги тоже так посчитала? Что–то на нее не похоже.

– Да, но ты не понимаешь, нам позарез нужно продать дом. От этого зависит существование всей конторы. А до тех пор не обязательно рассказывать. Клянусь, это недели на две, не дольше. Для Мэгги это так важно. Пожалуйста! Можно мы еще немного подержим его у себя?

Робби подумала и согласилась:

– Ну ладно. Наверное, это никому не повредит. Но почему ты говоришь – его?

– Потому что мы почти наверняка знаем, кто это.

– Серьезно?

– Мы считаем, это Эдвард Крокер, бывший хозяин дома. В доме висит его изображение точно в таком же наряде. Тебе не кажется, что это довольно весомое доказательство?

– Ага. За исключением одной незначительной детали.

– Какой?

– Ваш приятель – женщина.

– ЧТО? Откуда ты знаешь?

– Оттуда, что мы его осмотрели.

– И ты уверена?

– Кончено, уверена, я же сдавала анатомию. Это видно по бедренной кости.

Бренду новость не обрадовала.

– А чего это вы взялись осматривать бедренные кости моего скелета? И вообще, интересно мне знать, что вы там забыли, на складе?

– А это уж мое дело, – отрезала Робби. – Со временем узнаешь. Не только у тебя могут быть секреты.

В другой раз незадолго до дня рождения Бренда пытала бы Робби каленым железом, пока не выведала тайну, но сейчас голова у нее была забита более серьезными вещами. Ее беспокоило, как она скажет Мэгги, что Робби нашла скелет. Она ведь клялась и божилась, что Робби носа туда не кажет. Поразмыслив, Бренда пришла к выводу, что лучше вовсе ничего не говорить. Меньше знает – дольше проживет.

Тем временем на другом краю города Этель сидела в гостиной в своем лиловом велюровом домашнем костюме, с только что налитым стаканчиком напитка приличной крепости, и смотрела в окно на разгуливающих по двору голубей. Один из них – жирный, здоровый, раздутый донельзя – весь изворковался, отплясывая перед голубкой, и замучил ее до полусмерти. Типичная история. Прямо копия ее бывшего мужа, Эрла. Если бы она хоть немного верила в реинкарнацию, не поленилась бы выйти и прихлопнуть негодника чем–нибудь тяжелым.

После развода сукин сын Эрл просто–напросто исчез. Удрал и не прислал ей ни цента алиментов, ни даже захудалой открытки. Если бы не Хейзел, она не подняла бы двоих детей, не говоря уж о колледже.

Столько она вкалывала, чтобы они получили образование и имели возможность устроиться на хорошую работу, и в результате оба получились странными донельзя, и оба не работают. И теперь, в точности как безумная Дотти Фигг, слетевшая с катушек на почве индусов, ее детки талдычат, что у них духовные искания и они должны посвятить отпущенное им на земле время поискам «дороги к счастью». Опал, младшенькая, даже прислала ей книжицу. Мол, это самая глубокая книга из всех, что она читала. Для Этель все это звучало абсолютнейшей галиматьей. В ее время достаточно было посещать церковь по воскресеньям. А теперь все увлеклись новой дурацкой теорией или философией, да что за напасть такая, теперь каждый второй норовит написать что–то этакое. Прежде люди под заказ только писали книги, а нынче публикуй, пожалуйста, себя сам, у всех мракобесов непременно по книжке издано. Этель уже и сама подумывает, не написать ли книгу. У нее тоже есть философия. Даже название придумала: «Дураки и идиоты, которых я знала и за которыми была замужем». Ее мысль очень проста. С миром–то все в порядке, а вот с людьми… Они ничему не учатся, а снова и снова совершают одну и ту же глупость. У животных с головой все в порядке, а вот человеки – все до единого дураки. Включая ее саму, иначе бы она разве вышла за Эрла.