Жена - девочка - Майн Рид

— Браво! Браво! — закричала Корнелия, вскакивая с места и хлопая в свои маленькие ладоши. — Я очень рада, кузина, услышать от тебя такие добрые слова об Ирландии!

Стоит напомнить, что Корнелия была дочерью ирландца.

— Да, — сказала Джулия в третий раз. — Из всех городов больше всего мне по душе Нью-Йорк! Я убеждена, что это самый прекрасный город в мире!

— Не торопись со своими выводами, любовь моя! Подожди, ты еще не видела Париж! Возможно, после посещения Парижа ты изменишь свое мнение!

Это сказала миссис Гирдвуд, войдя в комнату и услышав от своей дочери последнюю из хвалебных фраз в адрес Нью-Йорка.

— Я уверена, что не изменю, мама. Так же, как и ты. Мы увидим в Париже то же самое, что и в Лондоне, тот же эгоизм, те же самые социальные различия, то же самое поклонение вещам. Я думаю, все монархические страны одинаковы.

— О чем ты говоришь, дитя мое? Франция теперь республика.

— Хороша республика, с племянником императора в роли президента — точнее говоря, диктатора! Ежедневно, как пишут газеты, он урезает права граждан!

— Хорошо, дочь моя, но с этим мы ничего не можем поделать. Ведь горячие революционные головы надо остудить, и Наполеон, наверное, сумеет это сделать. Я уверена, что Париж будет очень приятным пунктом нашего путешествия. Старинные титулованные семейства, чуть не уничтоженные революцией, снова поднимают голову. Говорят, новый правитель способствует этому. Мы должны постараться познакомиться с некоторыми из них. Во Франции это проще, чем в холодной аристократичной Англии.

Последняя фраза была сказана с горечью. Миссис Гирдвуд была в Лондоне уже несколько месяцев; она остановилась в отеле «Кларендон» — там, где останавливаются аристократы, но так до сих пор и не сумела войти в аристократическое общество.

В американском посольстве с ней были учтивы. И посол, и секретарь (секретарь особенно) отличались учтивостью ко всем, но особенно — к своим соотечественникам или соотечественницам, без различий в социальном положении. Посольство сделало все, чтобы американская леди могла путешествовать без бюрократических проблем. Но, несмотря на богатство и хорошее образование, несмотря на то, что ее сопровождали две красивые девушки, миссис Гирдвуд не могла быть представлена ко двору, поскольку ее родители и прародители не были известны там.

Безусловно, это препятствие могло было быть устранено при наличии протекции, но американский посол в те дни лебезил перед английской аристократией, намереваясь сам войти в клуб избранных, кроме того, он боялся скомпрометировать себя неудачной рекомендацией.

Мы не станем называть его имя. Читатель, знакомый с дипломатическими отчетами того времени, без труда поймет, о ком мы говорим.

Все эти обстоятельства сильно огорчали честолюбивую вдову.

Конечно, она без труда могла завести знакомства с простыми англичанами. Ее богатство легко расположило бы их. Но аристократы! С ними здесь было еще сложнее, чем в Ньюпорте с этими Дж., Л. и Б. Она обнаружила, что простой сквайр[51] ей так же не доступен, как и пэр или соответствующий по положению граф, маркиз или герцог!

— Не принимайте это близко к сердцу, девочки мои! — утешала она дочь и племянницу, когда стало очевидно такое положение дел. — Его светлость скоро будет здесь и все устроит.

Под «его светлостью» понимался мистер Свинтон, который должен был прибыть следующим за ними пароходом.

Однако когда прибыл следующий пароход, никакого пассажира с именем Свинтон в его списках не оказалось, и тем более пассажира с титулом «лорд». И последующий, и пришедший следом за ним, и еще около полудюжины пароходов, — никакого Свинтона нет. Нет и в газетах информации о прибытии лорда, и в «Кларендоне» он не появляется!

Уж не произошла ли какая-нибудь неприятность с лордом, путешествующим инкогнито? Или он просто забыл свое обещание, что, конечно, было бы очень неприятно для миссис Гирдвуд? В любом случае он должен был написать. Джентльмен поступил бы именно так, если только он не мертв.

Однако никаких сообщений о смерти в газетной хронике также не появлялось. Подобное сообщение не было бы пропущено вдовой лавочника, которая каждый день читала лондонскую «Таймс» и обращала особое внимание на списки прибывших.

Она пришла к убеждению, что представившийся ей дворянин, случайно встреченный в Ньюпорте и затем посетивший ее на Пятой авеню в Нью-Йорке, либо никаким дворянином не был, либо в одиночку вернулся в свою страну под другим именем и теперь почему-то избегал продолжения знакомства.

То, что многие из ее знакомых соотечественников, путешествующих в одиночку, регулярно прибывали в Англию, было для нее слабым утешением. Среди них были мистер Лукас и Спайлер — такова была, кажется, фамилия друга Лукаса. Но ни один из них не мог удовлетворить интереса миссис Гирдвуд. Никто из них ничего не знал о местонахождении мистера Свинтона. Они не видели его со времени обеда в доме на Пятой авеню, и ничего о нем с тех пор не слышали.

Было совершенно ясно, что он прибыл в Англию и скрылся от них, — то есть от миссис Гирдвуд и ее девочек. Так думала мать.

Это был вполне достаточный повод, чтобы покинуть страну. Так она и решила, отчасти для того, чтобы продолжить поиски титула для своей дочери (с этой целью она и прибыла в Европу), отчасти для того, чтобы продолжить «тур по Европе», как это называли многие из ее соотечественников.

Дочь отнеслась к ее решению безразлично, а племянница, конечно, не возражала.

И они продолжили свое путешествие.

Глава XXIX

ПРОПАВШИЙ ЛОРД

Десять дней спустя после того, как миссис Гирдвуд покинула отель «Кларендон», некий джентльмен появился перед гостиничным портье и спросил:

— У вас остановилась семья по фамилии Гирдвуд — одна леди средних лет и две молодые — ее дочь и племянница, а также негритянка, их служанка?

— Да, у нас останавливалось семейство с такой фамилией — приблизительно две недели назад. Но они уже оплатили счет и уехали.

Портье сделал акцент на оплате счета. Этим он хотел подчеркнуть респектабельность уехавших постояльцев.

— Вы знаете, куда они уехали?

— К сожалению, у меня нет никаких сведений об