По ступенькам декабря - Юлия Климова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь свет погас везде.
– Я – фея. Самая настоящая фея. Ага!
* * *«И почему я вообще все время на нее натыкаюсь? – мрачно думал Глеб Сергеевич, наблюдая, как Инна обматывает шею шарфом. – М-м, вообще она ничего так… только курица, конечно. Одинокая, блин. Мозги набекрень, и в глазах тоска! Нет… в глазах у нее что-то другое… Отдать ей снегиря? Ага, закудахчет, крыльями захлопает: «ну что вы, как можно!», и не возьмет. Ни черта не возьмет! Свалилась же на мою голову…»
Если бы Инна была высокой стройной блондинкой или смазливой фигуристой брюнеткой, Воробьев в данную минуту находился бы на волне уверенности и твердо знал бы, как вести себя дальше. Дорога к дому с шутками и музыкой, затем короткое наступление, затем «а не выпить ли нам кофе?», а затем либо недвусмысленные намеки и «вот моя визитка», либо «иди сюда, моя ласточка».
А с этой «ласточкой» далеко не улетишь…
И неловко он себя чувствует, будто школьник, стянувший в столовой пирожок… А все она, Сенечкина Инна Михайловна, виновата!
– Я ужасно долго одеваюсь, – смущенно улыбнулась она. – Извините… Вы давно готовы, а я…
– Я не тороплюсь, – буркнул Воробьев.
В машине Глебу Сергеевичу сразу стало тесно, точно сработали одновременно четыре подушки безопасности, которые зажали его со всех сторон. Он вспотел, три раза поправил зеркало заднего вида, снял галстук и небрежно сунул его в карман.
– Везти на улицу Образцова? – спросил он, когда Инна наконец-то уселась и устроила на коленях сумку.
– Да, пожалуйста. Я вам очень благодарна, очень…
– Мне не трудно.
– Я так рада, что попала на спектакль и встретила вас. Удивительно, как много на свете доброго и прекрасного…
Воробьев рванул с места и первые десять минут ехал нервно, подрезая, обгоняя. Ему нестерпимо хотелось поскорее избавиться от «груза» по имени Инна Михайловна, слишком уж странно он себя чувствовал в ее присутствии, и это ему не нравилось. Глеб Сергеевич отчего-то задался вопросом, а помирилась ли она с мужем? Хотя вряд ли, раз едет не домой. Похоже, у нее все по-прежнему плохо. «Одинокая гармонь», – назло в который раз подумал он и перестроился в левый ряд.
– Пожалуйста, расскажите о себе, – попросила Инна, и Воробьев неожиданно густо покраснел.
– А что вас интересует?
– Не знаю… если честно, то абсолютно все, – теперь вдруг покраснела она. – Кем вы работаете?
«Это хороший вопрос! – радостно подумал Глеб Сергеевич. – Козырной!»
Еще бы! Сколько красивых дурех и мамзелек он подцепил на крючок. Услышат ответ, заулыбаются, разволнуются, придвинутся ближе, а он приобнимет и… Приятное ощущение значимости, уверенности и много чего другого. Да, он в состоянии дать денег, купить машину, побаловать бриллиантами, свозить к морям и океанам. Он – успешный бизнесмен, не считающий копейки до зарплаты. Да он вообще не знает, что такое зарплата! Деньги просто есть, и все, и никуда не деваются.
– У меня собственная фирма. Директорские обязанности на мне, а это, знаете ли, настоящая головная боль. Времени ни на что не хватает!
«Ну как? – самодовольно подумал Воробьев, останавливаясь на красный сигнал светофора. – Сильно? То-то же! И теперь ты меня ни в какую консерваторию не позовешь – занят я!»
Он покосился на Инну, желая увидеть на ее лице уважение и восхищение, но не заметил ни того, ни другого. Она была… расстроена. Уголки губ чуть опустились, глаза потухли, на лбу образовалась морщина – тонкая, неглубокая, но заметная. Точно след самолета на чистом небе, точно упавшая ветка на белом снегу, точно нитка, царапина, трещинка… Глебу Сергеевичу резко стало дурно, потому что каким-то непонятным образом вина за эту черточку боли легла на него…
«Бред какой-то, – помрачнел он, – я-то тут причем?»
– Вы очень интересный человек, – произнесла Инна и улыбнулась с оттенком грусти.
– Обыкновенный, – сухо ответил Воробьев, запутавшись окончательно. Он обыкновенный? И он сам это сказал вслух? Не может быть…
– А семья?.. – робко спросила она и закусила губу, будто пожалела о вопросе.
– Не женат, но воспитываю дочь, – отчитался Воробьев, несколько расслабляясь. – Вернее, сейчас воспитываю свою дочь и еще одну… не свою… Черт, не знаю, как объяснить! Извините… – Ну вот, скоро он начнет разговаривать как она: «простите», «пожалуйста», «благодарю»! Подумаешь, чертыхнулся! Не сахарная барышня, не растает… Глебу Сергеевичу захотелось похвалиться, выставить себя в наилучшем свете, воспользоваться ситуацией и… стереть морщину со лба многоуважаемой Инны Михайловны. – Моя дочь, Алевтина, недавно узнала, что у нее есть сестра… ну, мать у них одна… Узнала и притащила из Волгограда Дашку к нам! – он чуть не добавил «совсем обалдела».
– А вы?
– А я ничего, – пожал плечами Воробьев. – Пусть живет, жалко, что ли.
Инна развернулась к нему, глаза вновь залучились счастливым светом, проклятая морщина исчезла без следа, губы… Глеб Сергеевич срочно вернул внимание на дорогу, иначе машина точно врезалась бы в столб.
– Я же говорю, что вы интересный и удивительный человек, – затараторила она, теребя ремешки сумки. – Может, вы не очень любите театр, но вы все равно пришли, потому что был благотворительный вечер. Не каждый бы пришел, а вы пришли! И вы сами воспитываете дочь и еще приютили девочку, чужую вам по сути… Я так рада, что с вами познакомилась!
«Ее муж однозначно дурак, чего ему еще надо было? – подумал Воробьев. – Если причесать, накрасить да приодеть, то нормальная женщина получится. Тяжело с ней, конечно, но не настолько же! Короче, достучаться можно. Сидит, светится, не сыплет свои «пожалуйста, будьте любезны», и ладно! А может, ее обогреть как-нибудь? Ну-у-у… Хм… А что здесь такого? Всем женщинам, а особенно заброшенным, нужны тепло, ласка и понимание. Особенно ласка! Бывает по-разному, например, вспыхивает такая дамочка только от одного прикосновения, а дальше – ураган и цунами! Дорвалась, называется. Или ни черта не умеет, но способная…» Мысли Воробьева потянулись к излюбленной привычной теме, он сразу успокоился и почувствовал себя как рыба в воде.
– А у меня, к сожалению, детей нет, – вздохнула Инна. – Зато замечательные племянники! И они меня любят, я это знаю. Понимаете, не обязательно каждый день произносить особые слова или что-то доказывать. И так все ясно. Вот здесь, – она прижала ладонь в груди. – Вот здесь все ясно, никаких сомнений… Понимаете?
Нет, Глеб Сергеевич не понимал, он готовился к броску.
– Да, да, конечно… – без выражения ответил он и спросил: – Где ваш дом?
– О нет, не стоит беспокоиться, остановите машину, как в прошлый раз, около ларька.
