Упрямец Керабан - Жюль Верн

Его веселью вторили Бруно и Низиб.

В самом деле, подбирая мундштуки, оба спорщика ошиблись, и каждый взял трубку другого. Не замечая этого и продолжая возвещать о более высоких достоинствах своих излюбленных Табаков, Керабан курил латакие, а ван Миттен — томбеки.

Оба не смогли удержаться от смеха и в конце концов от чистого сердца обменялись рукопожатием, как два друга, чью взаимную привязанность не мог испортить никакой спор даже по такому важному вопросу.

— Лошади запряжены в карету, — сказал Ахмет, — и мы можем ехать.

— Поехали же! — скомандовал Керабан.

Затем он и ван Миттен передали Бруно и Низибу свои наргиле, которые чуть было не превратились в военные орудия, и все заняли места в экипаже.

Но, поднимаясь, Керабан не удержался от того, чтобы сказать тихо своему другу:

— Раз уж вы попробовали, ван Миттен, признайтесь теперь, что томбеки намного превосходит латакие!

— Предпочитаю признаться, — ответил голландец, сердившийся на себя за то, что оспаривал мнение своего друга.

— Спасибо, друг ван Миттен, — поблагодарил Керабан, взволнованный такой снисходительностью, — вот признание, которого я никогда не забуду!

И оба скрепили еще одним мощным рукопожатием новый пакт о дружбе, который никогда не должен был нарушиться.

Тем временем, уносимая галопом своей упряжки, карета быстро катилась по прибрежной дороге.

В восемь часов вечера была достигнута граница Абхазии; спутники остановились на почтовой станции и легли спать до следующего утра.

Глава семнадцатая,

Абхазия представляет собой отдельную кавказскую провинцию. Гражданский способ правления в ней не введен до сих пор, и здесь все подчинено военному режиму. На юге границей Абхазии служит река Ингури, чьи воды отделяют Абхазию от Мегрелии, Кутаисской губернии.

Абхазия — прекрасная область, одна из богатейших на Кавказе, однако система управления не способствует извлечению пользы из ее богатств. Жители Абхазии только-только начинают становиться собственниками земли, до того полностью принадлежавшей правившим князьям из персидской династии. Поэтому местные жители еще полудики, едва представляют себе идеи времени, не имеют письменного языка и разговаривают на диалекте, который соседи не понимают, так как он настолько беден, что в нем нет слов для выражения даже самых элементарных понятий.

Путешествуя, ван Миттен не мог не заметить большого контраста между этой областью и гораздо более цивилизованными районами, которые он только что пересек.

Сбоку от дороги был виден типично абхазский пейзаж: кукурузные и изредка хлебные поля; козы и бараны, за которыми тщательно присматривают; буйволы, лошади и коровы, свободно разгуливающие по пастбищам; прекрасные белые тополя, смоковницы, орехи, дубы, липы, платаны, высокие кусты самшита и падуба[236]. Как правильно заметила бесстрашная путешественница госпожа Карла Серена, «если сравнишь эти три смежные провинции — Мегрелию, Самурзакан[237] и Абхазию, то можно сказать, что их уровень цивилизации находится на той же ступени развития, что и окультуривание окружающих их гор: в Мегрелии, социально наиболее развитой, вершины покрыты лесом и приносят хозяйственную пользу; значительно отстающая Самурзакан представляет собой полудикий ландшафт; наконец, Абхазия, остающаяся почти в первобытном состоянии, являет лишь скопище невозделанных гор, которых еще не коснулась рука человека. Именно Абхазия из всех кавказских областей будет последней приобщившейся к благам индивидуальной свободы».

После того как путешественники пересекли границу, их первой остановкой был поселок Гагры, красивое селение с очаровательной церковью Святой Ипатии, ризница которой служит в настоящее время подвалом; форт, являющийся одновременно и военным госпиталем; море — с одной стороны, а с другой — поле, засаженное фруктовыми деревьями, большими акациями и целыми зарослями благоухающих роз… Вдали, но не дальше, чем в пятидесяти верстах, возникал пограничный хребет, разделяющий Абхазию и Черкесию, жители которой потерпели поражение от русских в кровавой компании 1859 года[238] и покинули это чудесное побережье.

Прибыв сюда в девять часов вечера, карета задержалась на ночь. Господин Керабан и его спутники отдохнули в одном из духанов поселка и выехали из него утром следующего дня.

В полдень, через шесть лье пути, уже Пицунда предоставила им сменных лошадей. Там ван Миттен получил возможность в течение получаса любоваться церковью, в которой была резиденция древних патриархов Западного Кавказа. Это строение с кирпичным куполом, некогда покрытым медью, расположением нефов[239] соответствующим очертаниям греческого креста[240], своими настенными фресками[241] и фасадом, затененным вековыми вязами, олицетворяет само совершенство. Несомненно, это один из самых интересных памятников византийского периода шестого века нашей эры.

В тот же день карета проехала через деревушки Гудаута и Гумиста, в ночью, стремительно преодолев восемнадцать лье, путешественники остановились на несколько часов отдохнуть в городе Сухум-Кале[242], построенном в обширной торговой бухте, простирающейся на юге до мыса Кодори.

Сухум-Кале — основной порт Абхазии, однако во время последней войны город был частично разрушен. Греков, армян, турок, русских в нем заметно больше, чем абхазов. Теперь здесь господствует военный элемент, и с пароходов из Одессы и Поти многочисленные посетители направляются в казармы, построенные возле старой крепости, возведенной в шестнадцатом веке, в царствование Мурада III, то есть в эпоху оттоманского господства.

Еда по чисто грузинскому меню (кислый суп с куриным бульоном, рагу из шпигованного мяса, кислое молоко с шафраном), которую два турка и один голландец могли оценить лишь как посредственную, предшествовала отъезду в девять часов утра.

Оставив позади себя симпатичный поселок Келасури, расположенный в тенистой долине одноименной речки, путешественники пересекли Кодори в двадцати семи верстах от Сухум-Кале. Карета поехала затем вдоль зарослей высокого строевого леса. Чем не настоящие девственные тропики — со спутанными лианами и густыми кустарниками, которые отступают только перед железом и огнем, где хватает змей, волков, медведей и шакалов, — словом, чем не дебри Америки, перенесенные на побережье Черного моря! Но топор предпринимателей уже прогуливается по вековым чащам, и через недолгое время эти прекрасные деревья исчезнут ради нужд промышленности, строительства домов и кораблей.