Близнец Бешеного - Виктор Доценко

— Не совсем, — признался Серафим.

— ХОРОШО, ПОКАЖУ НА ПРИМЕРЕ, — Такеши осмотрелся вокруг и сказал, указывая взглядом, — ПРИНЕСИ СЮДА ВОН ТОТ КИРПИЧ.

Когда Серафим выполнил его просьбу, учитель сказал:

— ПОЛОЖИ ЕГО РЕБРОМ НА СПИНКУ СКАМЕЙКИ.

Серафим быстро поставил кирпич и отошёл в сторону, внимательно наблюдая за учителем, который остановился в метре от кирпича, сделал несколько настраивающих пассов, потом резко выбросил правую руку раскрытой ладонью в сторону кирпича. Его ладонь не прикоснулась к кирпичу: остановилась сантиметрах в десяти от него, но тот, словно получив сильный удар, отлетел на полметра и упал на землю.

— ПОДНИМИ ЕГО И ВНИМАТЕЛЬНО ОСМОТРИ: ЧТО ТЫ ВИДИШЬ? — спросил Такеши.

— Кирпич цел и невредим, если вы об этом, учитель, — ответил Серафим.

А ТЕПЕРЬ ВЕРНИ ЕГО НА МЕСТО, — но тут же изменил своё решение, — НЕТ, ДЛЯ ЧИСТОТЫ ЭКСПЕРИМЕНТА НУЖЕН ДРУГОЙ КИРПИЧ. ПРИНЕСИ ЕГО!

Серафим огляделся по сторонам, нашёл ещё один кирпич и быстро принёс его.

— ПОСТАВЬ ЕГО ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК И ПЕРВЫЙ КИРПИЧ, — предложил Такеши.

Серафим выполнил его просьбу, поставив принесённый кирпич на то же самое место, где стоял и первый, после чего отошёл и стал внимательно следить за действиями учителя.

Встав на то же самое место, что и при первом показе, Такеши снова провёл несколько пассов руками, но на этот раз подготовка длилась несколько дольше, а сосредоточенность и концентрация учителя заметно усилились. В какой-то момент, решив, что он полностью готов, учитель вновь выбросил правую руку с открытой ладонью вперёд и она вновь застыла точно в десяти сантиметрах от кирпича. Но в этот раз кирпич даже не шелохнулся.

— Что-то не так, учитель? — участливо спросил Серафим.

— НУ ПОЧЕМУ ЖЕ, СЫН МОЙ, — с хитринкой улыбнулся Такеши, — ПРИНЕСИ МНЕ КИРПИЧ.

Пожав плечами, Серафим подошёл и попытался поднять кирпич со спинки скамейки, но едва он притронулся к нему, как тот, несмотря на кажущуюся плотность, рассыпался на мельчайшие крупинки, словно он побывал под мощнейшим прессом.

— Вот это да! Сила! — с восхищением воскликнул Серафим, потирая пальцами кирпичную пыль. — Одна из стихий — «Огонь», а какая вторая стихия?

ТЫ СРАЗУ УГАДАЛ СТИХИЮ «ОГНЯ», — одобрительно кивнул учитель, — НО ТЫ ПОДУМАЛ, ЧТО ОНА ОТНОСИТСЯ КО ВТОРОМУ УДАРУ, НЕ ТАК ЛИ?

— А разве иначе? — напрягся Серафим, чувствуя подвох.

— НЕСОМНЕННО! — словно приговор, произнёс учитель, — И ПЕРВЫЙ, И ВТОРОЙ УДАРЫ ОТНОСЯТСЯ К СТИХИИ «ОГНЯ».

— Ну, конечно же, всё зависит от концентрации энергетического удара! — догадливо воскликнул Серафим, вспомнив, как Такеши по-разному настраивался перед ударами.

— НЕ УМ В СИЛЕ, А СИЛА В УМЕ! — глубокомысленно произнёс учитель.

— И когда я смогу овладеть борьбой «Сикэцу-Дзюцу»? — спросил Серафим.

— ПЕРВЫЙ ШАГ К ПОЗНАНИЮ ТЫ УЖЕ СДЕЛАЛ! — торжественно произнёс Такеши.

— Какой?

— ТЫ СМОГ ПРАВИЛЬНО ПРОИЗНЕСТИ НАЗВАНИЕ ЭТОЙ БОРЬБЫ, — учитель вновь хитро улыбнулся и добавил, — ЧТОБЫ В СОВЕРШЕНСТВЕ ОВЛАДЕТЬ «СИКЭЦУ-ДЗЮЦУ», ОБЫЧНОМУ ЧЕЛОВЕКУ НЕ ХВАТИТ И ВСЕЙ ЖИЗНИ, А ТЫ… — Такеши внимательно взглянул в глаза своего ученика, — МОЖЕТ, ПОТРАТИШЬ ГОД УПОРНОГО ТРУДА, А МОЖЕТ, И ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ ПРЕВЗОЙДЁШЬ МЕНЯ… ВСЁ ЗАВИСИТ ОТ ТОГО, КАК ТЫ РАЗБЕРЁШЬСЯ В САМОМ СЕБЕ…

— Как это? — не понял Серафим.

— ИСКУССТВО БОРЬБЫ «СИКЭЦУ-ДЗЮЦУ» ДАЁТСЯ ТОЛЬКО ТОМУ, КТО В ЛАДАХ С САМИМ СОБОЙ И В КОМ НЕТ СОМНЕНИЙ В ПРАВИЛЬНОСТИ ПРИНЯТОГО РЕШЕНИЯ.

— Вы хотите сказать, учитель, что если бы вы во время удара или перед ударом засомневались, то ничего бы не получилось? — Серафим нахмурил брови.

— КАЖЕТСЯ, СЫН МОЙ, ТЫ СДЕЛАЛ ВТОРОЙ ШАГ К ПОЗНАНИЮ БОРЬБЫ «СИКЭЦУ-ДЗЮЦУ»… — одобрительно произнёс Такеши…

Серафим смотрел на учителя, не зная, как ему реагировать: радоваться от скрытой похвалы учителя или быть готовым к его шутке. Но взгляд Такеши был серьёзным, и Серафим вдруг понял, что он только что вошёл в круг избранных.

— А ТЕПЕРЬ ПРИСТУПИМ К СЕРЬЁЗНЫМ ЗАНЯТИЯМ… — предложил Такеши, словно подслушав мысли своего ученика.

Предположения, высказанные Такеши, Серафим подтвердил даже с более лучшими показателями. Во-первых, он смог повторить то, что учитель проделал с кирпичом не через месяц, а через три недели, во-вторых, во время второго удара Серафим внёс творческую поправку. После второго удара, когда Такеши решив проверить, как получился удар у ученика, взял кирпич, тот не рассыпался в его руках. Такеши недоуменно взглянул на Серафима.

— А ПОЧЕМУ…

Но договорить вопрос до конца он не успел: кирпич рассыпался при первом же произнесённым звуке.

— ВПЕЧАТЛЯЕТ, — с удовлетворением отметил учитель, — ОДНАКО ПРОДОЛЖИМ…

Сейчас, пока его сокамерники выносили ему свой приговор, в окончательном итоге приходя к единогласному соглашению, Серафим тоже принял решение. Перед этим он действительно хотел попытаться исправить их, заставить этих подонков работать и приносить пользу обществу. Однако услышав единодушное решение лишить его жизни, Серафим сам приговорил каждого из них к смерти. И каждый из них умрёт внезапно, а вскрытие покажет, что смерть не криминальная.

Для исполнения своего приговора тогда-то Серафим и решил обратиться к уникальной японской борьбе Сикэцу-Дзюцу. При этом, не используя стихию Огня, воспользоваться против них тремя оставшимися стихиями: это — Земля, Вода и Ветер, то есть каждого из своих сокамерников он приговорил к смерти, но к смерти не мгновенной, чтобы на него не упало подозрение. Именно поэтому он и исключил стихию Огня. Конечно, можно было использовать и Огонь, настроившись на меньшую концентрацию и используя часть внутренней энергии. Но противник не кирпич: он не будет спокойно ожидать, когда Серафим закончит свой настрой и будет готов нанести нужный «удар».

Именно поэтому каждый из них умрёт по-разному: кто через несколько дней, кто через месяц, а кто и через год.

Эти нелюди, как минимум, лет на семь-восемь задержались на этой земле. И если бы у них был шанс избегнуть наказания и выйти на волю в ближайшее время, Серафим бы максимально уменьшил их пребывание на земле. Но находясь в тюрьме, тем более под его контролем, они больше не смогут кому-либо причинить вред, тем более убить.

А с Гудильникова Серафим решил начать потому, что Гудок не только один из самых активных негодяев, но и потому, что он самый начитанный из них, нормально мыслящий, а значит, может легко спровоцировать сокамерников на любую подлость. Именно он подбил их на то, чтобы восстать против новичка и приговорить его к смерти. Нет, не подумайте, Серафим решил начать с Гудильникова не из чувства мести, а потому, что от этого подонка можно было ожидать всего, что угодно.

После его прикосновения Гудильников замер на мгновение, с каким-то странным в глазах удивлением осмотрел своих приятелей, после чего взмахнул кулаком, чтобы ударить Серафима. Но Сема чуть отклонился, и кулак, не в силах остановить своё движение, ощутимо вонзился в ухо Таранькову.

— Ты чо, Гудок, с дуба упал, что ли? — взревел тот с желанием ударить в ответ.

— Извини, земеля, не хотел! — воскликнул Гудильников и вдруг, склонив по-бычьи голову, бросился на Серафима, махая кулаками из стороны в сторону.

Восприняв его порыв, как призыв к действию, все участники боя устремились на Серафима.

Он понимал, что стоит Сыромятину или Таранькову воткнуть свои заточки ему в спину или живот, и эта стая завалит его. Завалит и запинает ногами. А потому все его внимание было направлено на заточки. А главное внимание — на заточку Сыромятина. Она была сделана из расплющенного и заточенного двадцатисантиметрового гвоздя, часть которого была утоплена в деревянной ручке. Заточка же Таранькова представляла меньшую угрозу: она была сделана из алюминиевой ложки, но обломанный черенок не превышал четырех сантиметров. Им можно было порезать кожу, неглубоко проткнуть живот, выколоть глаза, а заточкой Сыромятина вполне можно было достать до жизненно важных внутренних органов, в том числе и до сердца.

Относительно малое пространство камеры не давало Серафиму возможности прыгать и в полную силу использовать удары ногами, а потому он сконцентрировался на быстроте реакции. Когда большой перевес в численности, нужно все свои движения направить на то, чтобы противники не только мешали друг другу, но чтобы они свои удары наносили по своим. Сначала это получилось с Гудильниковым. Через несколько мгновений, когда противник навалился на него всей толпой, Серафим воспользовался неопытностью Сыромятина. Как только тот взмахнул опасной заточкой, Серафим резко поднырнул под его руку и пяткой ударил его в локоть. Никак не успев среагировать на этот профессиональный приём, рука Сыромятина, вооружённая заточкой, получив ускорение от удара пяткой в локоть, резко дёрнулась и острая заточка воткнулась в ягодицу Таранькова.