Кто проспал начало войны? - Олег Козинкин

(ЦА ФСБ. Архивно-следственное дело № Р-24000, Лл.23–53- Рукопись, подлинник. Сохранены стиль и орфография документа.)

Следователь постоянно пытается «раскрутить» Павлова на «предательство и измену», но Павлов держится стойко. Он так и не признал «измены» ни до суда, ни на суде; и косвенно это говорит о том, что «недозволенных методов следствия» к нему не применялось, иначе он мог признать все, что угодно. Однако следователь указал Павлову на самое важное: «распоряжение о выступлении вы получили вовремя»1 Имеется в виду «Директива № 1 от 21.06.41 г.», которую Павлов передавал в войска почти 2 (два) часа. В ночь на 22 июня должны были привести в полную боевую готовность войска, которые уже должны были находиться в повышенной боевой готовности. И фраза «Если основные части округа к военным действиям были подготовлены» относится именно к выполнению Директив от 10–18 июня. А в последней Директиве мирного времени («№ 1») было сказано: «занять огневые точки» УРов на границе, рассредоточить на аэродромах перед рассветом авиацию («растащить по кустам за хвосты») и привести ПВО округов в повышенную боевую готовность.

Насчет нехватки новой материальной части Павлов, конечно же, врет. Новые танки Т-34 у него были в количестве 228 штук (почти вдвое меньше, чем в КОВО у Кирпоноса, но вполне достаточно, чтобы на узком театре военных действии, стесненном лесами и болотами, достойно встретить врага). Были и новые истребители МиГи. Первый таран в воздухе произошел именно в ЗапОВО у Павлова, и именно на МиГ-3- Но младший лейтенант Д. Кокорев пошел на таран именно потому, что по команде Павлова и командующего авиацией ЗапОВО Копца с части истребителей 21 июня сняли не только боеприпасы, но даже пушки и пулеметы. Так что, может быть, после 22 июня Павлов и делал все «правильно», но до 22 июня он натворил много «странного». Что и повлекло за собой все остальные поражения и трагедии…

Больше протоколов допроса Павлова в сборнике Яковлева нет. Открываем сборник документов В.П. Ямпольского «…Уничтожить Россию весной 1941 г.» (А. Гитлер, 31 июля 1940 года): Документы спецслужб СССР и Германии. 1937–1945 гг.», Сост. Ямпольский В.П., М., 2008 г., доступен также на сайте http://militera.lib.ru/ docs/ da/yampolski/index.html

В этом сборнике опубликованы 4 из 5 протоколов допроса Павлова. Протокол № 1 — это протокол от 7 июля 1941 г. Следующий допрос — 9 июля, затем — 11 июля, потом странный перерыв на 10 дней, до 21 июля, и допрос на судебном заседании 22 июля. Все эти протоколы Ямпольским приведены, не приводится только протокол от 21 июля, т. к. он засекречен до сих пор. Допросы ведутся в среднем по 3–4 часа, даже суд длился всего 3 часа, и только первый допрос от 7 июля продолжался почти 15 часов (но и протокол этого допроса самый большой).

По ходу допроса Павлов вроде бы признает и личную ответственность, и личную вину, но всячески уклоняется от признания именно заговора, организованного в сговоре группой командиров. Дело, конечно, отчасти в том, что обвинение по ст. 58 «Измена родине» вкупе с «Заговором, организованным группой лиц» означали для Павлова только расстрел. Тогда как «Халатность» и «Невыполнение своих должностных обязанностей» могли позволить отделаться понижением в должности и отправкой на фронт. И когда в Политбюро решался вопрос об участи Павлова и мере его наказания, то не все члены Политбюро голосовали именно за расстрел. На расстреле настоял Г.К. Жуков. Ему проще всего было это сделать, заявив, например, что его и наркома Директивы от 10–18 июня о повышении боевой готовности и о начале выдвижения частей к границе Павлов умышленно сорвал. А это в итоге действительно привело к гибели в Бресте трех дивизий, а потом к общему развалу фронта и сдаче Минска на 6-й день войны. Но вот что сам Павлов сообщает о событиях последней недели перед 22 июня и о том, как им выполнялись приказы из Москвы перед 22 июня.

Павлов Д. Г., 1897 года рождения, уроженец Горьковского края, Кологривского района, деревни Вонюх. До ареста командующий Западным фронтом, генерал армии, член ВКП(б) с 1919 г.

9 июля 1941 г.

Допрос начат в 12 час. 00 мин.

Ответ:.. мною был дан приказ о выводе частей из Бреста в лагеря еще в начале июня текущего года, и было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста.

Я этого приказа не проверил, а командующий 4-й армией Коробков не выполнил его, и в результате

22-я танковая дивизия, 6-я и 42-я стрелковые дивизии были застигнуты огнем противника при выходе из города, понесли большие потери и более, по сути дела, как соединения не существовали. Я доверил Оборину — командир мехкорпуса — приведение в порядок мехкорпуса, сам лично не проверил его, и в результате даже патроны заранее в машины не были заложены».

Речь здесь идет о приведении мехкорпуса Оборина в боевую готовность до 22 июня. И Павлов опять уверяет, что отдал команду Коробкову на вывод дивизий из Бреста. Правда, на этот раз он говорит, что дал такую команду Коробкову чуть ли не в начале июня.

Однако в книге И.Б. Мощанского «Утрата-Возмездие» (М., 2009 г.) говорится, что на артполигоне 4-й армии, южнее Бреста, на утро 22 июня намечалось провести в присутствии представителей округа и Москвы запланированное опытно-показательное учение на тему: «Преодоление второй полосы обороны укрепленного района». К учениям предполагалось привлечь подразделения 459 стр. полка и 472 артполка 42 стр. дивизии, а также два батальона 84 стр. полка 6 стр. дивизии, дислоцированные в Бресте. Кроме того, к учению привлекался весь высший и старший комсостав 4-й армии до командиров отдельных частей включительно. Перед учениями собирались показать командному составу боевую технику, для чего на полигон пригнали танки Т-26, Т-38, бронеавтомобили, привезли артиллерию, стрелковое оружие, средства связи.

Подготовкой показа занимался командир 22 танковой дивизии. 20 июня Коробкову пришла телеграмма из округа, подтверждающая проведение учений: «Учения 42 стрелковой дивизии провести на одном из учебных фронтов второй полосы долговременной обороны укрепленного района. Для увязки вопросов организации учения 21.06.41 выезжают представители Наркомата обороны. 20.06.41. Климовских». Вечером 21 июня Павлов отложил, но не отменил учения. Техника осталась на полигоне в ночь на 22 июня, а командиры, вызванные на учения, возвратились в свои части. А утром 22 июня немцы просто расстреляли, как в тире, выставленную на полигоне технику, в которой практически не было экипажей и обслуги. Конечно, это была не вся боевая техника брестских дивизий, но командование в любом случае обязано было отменить всякие «учения» и «занятия» и вернуть ее в части после шифровки ГШ от 18 июня — помните приказ по 12-му мк ПрибОВО от 18 июня?

Запретить Павлову отменить эти «показательные занятия» с присутствием представителей Наркомата обороны могла только Москва. Но не думаю, что Павлов обращался с этим вопросом в НКО или в ГШ: он и приказы о повышении боевой готовности не выполнял, и «плановые занятия» не отменял.

В протоколе от 9 июля Павлов заявляет, будто давал команду на вывод частей из Бреста «в лагеря еще в начале июня», а не в ночь на 22 июня, как в протоколе от 7.07.1941 года. И что им «было приказано к 15 июня все войска эвакуировать из Бреста». И он опять сваливает всю ответственность на подчиненного, теперь — на Коробкова, мол, тот не выполнил его приказов.

Павлов уверяет, что еще до 15 июня дал команду вывести дивизии из Бреста и при этом не отменил «показательные занятия» с техникой этих дивизий, назначенные на 22 июня? Но если бы Павлов такие команды дал в начале июня, то никаких «занятий» и «учений» под Брестом на 22 июня не планировали бы. Какие, к черту, «занятия» 22 июня, если еще 10 пришла Директива НКО о повышении боевой готовности частей округа и о занятии ими рубежей обороны, а 18–19 июня — телеграмма об отводе приграничных частей на рубежи обороны? Если бы эти дивизии были выведены из Бреста, то некому и не с кем было бы проводить «занятия», на которые приезжали даже командиры из Москвы. Но главное то, что, уже получив Директиву от 10 июня, Павлов обязан был отменить все «учения» мирного времени и вернуть технику в расположения! А получив 18–19 июня телеграмму ГШ, эти дивизии должны были выводиться из города на рубежи обороны.

«…В отношении строительства УРов я допустил со своей стороны также преступное бездействие… В результате моей бездеятельности УРы к бою готовы не были. Из 590 сооружений было вооружено только 180–190 и то очень редкими узлами. Остальные бетонные точки пришлось использовать как временно пулеметные гнезда и убежища. Такое положение сУРами дало возможность противнику безнаказанно их обходить и форсировать.

…Я допустил беспечность с выдвижением войск к границе.

Вместо того чтобы, учитывая обстановку за рубежом, уже в конце мая месяца вывести все свои части на исходное положение и тем самым дать возможность принять правильные боевые порядки, я ожидал директив Генштаба, пропустил время, в результате чего затянул сосредоточение войск, так что война застала большую половину сил намарше в свои исходные районы».