Турецкие письма - Келемен Микеш

Блаженной Девы, тоже может сказать, что увидела она покорность своей служанки и вознесла тех, кто был внизу, а тех, кто вверху, низвергла в прах[259], потому как недостаточно же только льстить себе тем, что вот и она может стать французской королевой. Ежели бы отец ее находился в Польше, то обязательно это сказал бы, но, находясь в изгнании, всеми оставленный и лишенный надежды, что воссядет на трон Августа, он должен с восторгом покориться велению Божьему, потому как такой поворот выше человеческого разума: ludit in humanis[260], перед Богом короли и князья — все равно что дети, чья мощь и чье величие — всего лишь детские игрушки. Склонимся же, милая кузина, перед любым велением Бога и будем надеяться, что и на нас распространится милость Его, потому как он милостив и всемогущ. А против софийского папского архиепископа греческие епископы и священники высказали Порте много лживых обвинений[261], и великий визирь послал распоряжение, чтобы были схвачены и архиепископ, и его клир и привезены в Константинополь. Узнав об этом, архиепископ бежал, но троих или четверых его священников заковали в цепи и привезли в Константинополь. Архиепископ же тайно прибыл сюда и находился недалеко от них. Знаю, наш князь собирается освободить этих бедных священников, которые попробовали уже и палок. Так страдают наши бедные священники за веру, но не только здесь, а по всему миру, находясь среди самых жестоких наций. Кто может сказать, сколько иезуитов и монахов съедено в Африке и в Америке дикарями, которые весьма любят человечье мясо. Но с монахов им радости мало: убив одного капуцина, хотели они сделать из него хороший обед, но, изжарив его, мясо его нашли очень жестким и тощим. С тех пор за монашеской плотью они не гонятся. А вот что было с одним бедным иезуитом: по своему обычаю, ездил он из деревни в деревню, чтобы кого-нибудь обратить в праведную веру, и выехал из большого леса и направился к деревне. Дикари увидели, что к ним приближается огромный человек в черном, с большой шляпой на голове, и что передвигается он на четырех ногах, — и в ужасе разбежались, потому как они никогда до тех пор не видели лошади и подумали, что лошадь и человек — это одно и то же. Иезуит, поняв это, спешился, и дикари постепенно вернулись к нему. А мы можем сказать: воистину, только наши священники следуют по-настоящему примеру апостолов. Хотя я тоже во всем мог бы следовать им, однако последую лишь в том, что они ночью спали. Вот и я пойду ложиться спать, так что доброй ночи, милая кузина.

70

Родошто, 16 januarii 1726.

Письмо ваше, которое слаще меда, я получил с большим удовольствием. Милая кузина, ежели бы кто-нибудь чужой прочитал ваше письмо, он не поверил бы, что мы родственники, и подумал бы, что между нами есть нечто большее, чем родство, потому как обычно письма родственников пишутся более холодными чернилами. А ежели мы друг друга любим, то к этому нас принуждает как родство, так и сердечная склонность, но скажу больше:

Ежели вас бы любил я еще сильнее немного,

То, что кузина вы мне, я бы тут же забыл, ей-богу.

Но признаемся, милая кузина: мы люди хорошие, хоть и любим друг друга. Наша любовь не доставляет нам никаких неприятностей: мы и спим хорошо, и едим хорошо, и сердце не причиняет нам никаких беспокойств; сердца наши чисты, прохладны и не томятся, как копченое мясо на вертеле. И не будем уподобляться тем, чьи сердца поджариваемы на огне или на решетке, а потому давно должны были бы стать пеплом, ежели правда то, что говорят[262]. Можно ли желать узнать от меня что-нибудь такое, что вы там, на месте, не знаете лучше? Об армянской свадьбе я уже писал, ее я хорошо знаю, потому как живем мы среди армян; но спрашивать меня, с какими церемониями отдает замуж свою дочь турецкий султан, просто смешно. Однако все же напишу; не для того, чтобы вас учить, а чтобы показать, с какой готовностью я выполняю ваши просьбы.

Ежели турецкий султан хочет выдать дочь или родственницу за какого-нибудь визиря или пашу, то для заключения брачного договора не требуется ни священник, ни другое какой-нибудь официальное лицо: для этого достаточно воли султана. Ежели султан собирается отдать дочь великому визирю или другому вельможе, он просто им об этом сообщает, и тем (ежели они женаты) нужно избавиться от всех своих жен, а также купить для дочери султана много подарков и много рабынь. Когда султан решил, что пора и свадьбу играть, он зовет жениха к себе и правой рукой дает ему палицу и письмо. Жених прячет письмо себе на грудь и сразу отправляется к дочери султана, которую до тех пор никогда не видел. Дочь султана ждет его в одиночестве, сидя на диване; жених, войдя, трижды преклоняет перед ней колени, затем сообщает ей о своей большой любви к ней и о том, с какой великой радостью он принимает милость султана. Дочь султана, не дожидаясь, когда он закончит свою речь, и словно очень гневаясь на него, вскакивает с дивана и тянется за кинжалом, чтобы вонзить ему в сердце. Кинжал, или длинный нож, женщинам нельзя носить; только женщинам из семьи султана. Жених же спешно вынимает из-за пазухи письмо султана и подает его девушке, у которой гнев проходит и сменяется радостью; взяв письмо, она целует его и читает, а увидев в нем волю султана, говорит жениху: да будет так, как желает султан. Тогда жених целует краешек ее платья и выходит. На другой день он должен послать девушке много подарков, а ее торжественно уводят в дом мужа. Часто бывает так, что она с ним не живет и месяца, потому как ее решают отдать другому паше, особенно ежели у молодой есть какие-нибудь жалобы на мужа и ей угождают не так, как она хотела бы.

Цветок прекрасный надо поливать,

Чтоб не пришлось ему хиреть и высыхать.

Милая кузина, турецкий брак я считаю нелепым: друг друга жених с невестой до свадьбы не видят, а когда увидят, то уже изменить ничего нельзя. Часто жених думает, что ложится в постель с красавицей, а на другой день увидит ее — и придет в ужас.