Закон негодяев - Чингиз Абдуллаев

«Кто-то за ним стоит в Баку», — подумал он перед тем, как заснуть.

Глава 22

События, происшедшие в Баку, широко обсуждались по всему городу. Двое убитых и один захваченный бандит выросли до размеров огромной банды в несколько десятков человек. Слухи ползли по городу. Нашлись очевидцы, рассказывающие, как шло настоящее сражение между бандитами и прибывшими к месту армейскими частями.

Вокруг двухэтажного здания фирмы постоянно находились сотни зевак, журналисты, фотокорреспонденты.

Рана Мирзы Джафарова оказалась достаточно серьезной, и ему пришлось все утро провести в госпитале МВД, где обрабатывали его левую руку, накладывали бинты и лекарства. В госпитале были дефицитные в городе лекарства, и врач, проводивший всю процедуру, твердо обещал, что рука заживет уже через месяц.

Джафарову действительно повезло. Пуля, пробив мякоть, почти не задела кость, и это было единственным утешением.

Исчезнувшую машину искали по всему городу. На дорогах были выставлены посты, дано описание бежавшего «лысого» бандита. Но нигде «принц дайво» не появлялся. Машина словно провалилась сквозь землю. Уже к утру были готовы фотографии «лысого», полученные от Лаутона. Они были разосланы по всему городу.

Было приказано брать бандита только живым. Указывалось, что он очень опасен. По приказу Велиева была сформирована целая группа, занимавшаяся разбором обнаруженных бумаг и документов. Возглавить группу было приказано Джафарову.

Пять данных ему в помощники следователей районных прокуратур внимательно исследовали каждую найденную бумагу. Кроме всего прочего на складе было обнаружено более двухсот килограммов наркотических веществ, очевидно, привезенных в Баку из Ирана на автомобиле, осуществлявшем перевозку грузов. Сам автомобиль — большегрузный «мерседес», принадлежавший компании «Авто-Баку» был обнаружен в гараже компании. Допрошенный водитель ничего не мог сообщить, так как не отвечал за качество грузов. Он получал свой груз в иранском городе Асландузе, где и ставились пломбы, которые затем вскрывались в присутствии представителя компании в Баку. Водитель даже не подозревал, что среди ящиков и мешков, которые он вез в город, были наркотики, столь успешно спрятанные в одну из коробок.

Отпустив водителя, Джафаров поехал в горотдел милиции, чтобы лично допросить сидевшего там Зейнала Манафова.

В помощь Джафарову был откомандирован Ибрагим Караев, следователь прокуратуры Низмаинского района Баку. Вдвоем они и принимали Манафова в комнате следственного отдела УВД города. Манафов, уже знавший, что во время вчерашней перестрелки был убит работник полиции, отлично сознавал, что шансов у него нет.

Во всех цивилизованных странах убийство работника полиции ставит преступника в особое, исключительное положение. Ему нет места в тюрьме, где все конвоиры, охранники, надзиратели знают о его преступлении. Его не признает преступный мир, отвергая от себя убийцу сотрудника полиции. И, наконец, он часто находится вне закона, ибо закон в таких случаях предусматривает самое тяжкое, зачастую максимально возможное наказание, а человек, получивший это наказание, никогда не имеет возможности надеяться на снисхождение. Ибо он, стреляя в полицейского, стреляет в сам Закон, в Государство, а Закон и Государство не прощают подобного никогда.

Поэтому приведенный конвоирами Манафов был в подавленном настроении и не собирался отвечать на какие-либо вопросы следователей. Несмотря на все вопросы Джафарова и Караева, он молчал, отвернувшись к окну. Джафаров понял, что таким образом они ничего не добьются и решил несколько изменить тактику.

— Значит, ты не собираешься говорить? — спросил узника Джафаров. — Что ж, это твое право. Можешь не отвечать. Я знаю, что не ты стрелял в погибшего Джафара, но ты как сообщник получишь пятнадцать лет. Принимал участие в убийстве работника полиции и стрелял в других. Это ты понимаешь?

Манафов по-прежнему молчал.

Караев ударил кулаком по столу.

— Говори, мерзавец, иначе сейчас позову ребят, посажу тебя на бутылку!

Манафов по-прежнему молчал.

— Не надо, — сказал Джафаров своему ретивому коллеге, — он ведь считает себя героем. Стрелял в работников милиции, — Мирза по-прежнему говорил «милиции», хотя в Азербайджане милиционеров уже давно называли полицейскими, участвовал в хранении наркотиков. Он думает, что в тюрьме будет героем.

Манафов презрительно скривил губы, но по-прежнему не сказал ни слова.

— А вот героем ты не будешь, — заметил Джафаров, — и знаешь почему? Ведь другие заключенные могут узнать, куда и с кем ты ходил в Асландуз.

На лице Манафова впервые появилось какое-то осмысленное выражение, кажется, даже страх.

— Не понимаешь? — спросил его Джафаров. — Ведь это вы убили старого чабана в горах. А мальчишка, в которого стрелял твой друг, выжил. Представь себе, выжил и нам все рассказал. — Теперь сомнений не было. Манафов явно испугался. Он понимал, что скажет дальше Джафаров.

— Значит, вас там, в горах, было пятеро, — продолжал следователь, — и тогда твой друг Омар Эфендиев убил старого чабана. Помнишь?

Манафов впервые проявил какую-то реакцию. Он кивнул головой, словно подчиняясь гипнозу Джафарова.

— А потом твой другой друг, армянин, застрелил мальчика. Это ты тоже помнишь? Хочешь, я тебе скажу как звали второго?

Манафов впервые открыл рот, словно пытаясь что то произнести.

— Меня там не было, — прохрипел он.

— У нас есть свидетель, который тебя опознает, — сообщил ему Джафаров, — ты там был. Вы вместе шли к границе и несли довольно тяжелые рюкзаки. Что вы несли? Если оттуда привезли наркотики, значит туда несли деньги. Наличные деньги? И командовал вашей бандой тот самый лысый, который был вместе с тобой в доме. Вспоминаешь?

— Какой лысый?

— Это ты мне скажешь его имя.

— Ах ты, сука! — вскричал Караев, — война идет, а ты вместе с врагом границу переходишь, деньги перетаскиваешь?

— Перетаскивает, — кивнул Джафаров. Караев явно понял игру и сумел в нее правильно включиться, — кроме того показывал дорогу через наши горы. Такие, как он, предатели и виноваты в наших военных поражениях. Может он и танкам дорогу показывал, он ведь мать родную продать может.

— Не правда, — впервые сказал Манафова, — все не правда.

— А что правда? — быстро спросил Джафаров, — я тебя слушаю, говори.

— Никаким танкам я дорогу не показывал.

— А бандитам с другой стороны показывал, да? Отвечай быстрее.

Манафов снова отвернулся.

— Им Омар дорогу показывал, — недовольно сообщил он, — при чем тут я?

Расчет Джафарова был правильным. Быть обвиненным в любом, даже самом тяжком преступлении для Манафова было не так страшно, как оказаться предателем.

Этого в камере среди уголовников ему не простили бы никогда. В лучшем случае его могли изнасиловать или «опустить», как говорили блатные, превратив в «петуха». Для азербайджанского мужчины такое наказание было страшнее смерти, страшнее любых самых зверских издевательств и унижений. «Петух» позорил свой род, имя своего отца, своей матери. Своих сестер и братьев. Не говоря уже о возможной жене или детях. Это был пария, неприкасаемый. И Манафов испугался, дрогнул. Он понимал, что у него не будет шансов в общей камере следизолятора, если кто-нибудь узнает о словах Джафарова. Среди уголовников было немало людей, потерявших близких и родных на войне, и подобное предательство они не простили бы.

Иногда даже правительство, зная патриотические порывы блатного мира, шло на сознательную амнистию заключенных, предоставляя им возможность искупить свою вину на поле боя. Среди осужденных бандитов попадались разные люди.

Некоторые действительно шли в бой и героически сражались, некоторые, используя любую возможность, бежали и снова занимались привычными грабежами и насилием. Некоторые даже погибали за родину, считая это долгом настоящего мужчины. Бандиты являли собой срез общества. Криминальный срез, но в их среде тоже были и патриоты, и подонки. Такова, очевидно, сама сущность человеческой натуры. Однако даже бежавшие с поля боя подонки не стали бы защищать человека, вошедшего в сговор с врагом. Его участь была бы решена.

— Значит, Омар был проводником? — уточнил Джафаров.

— Да, — коротко ответил Манафов.

— Вас было пятеро. Правильно?

— Да, сначала четверо, но потом появился «лысый».

— Кто такой этот лысый? Как его зовут?

— Мы называли его Александром Петровичем. Он сам так представился.

— Ив горах тоже вы к нему так обращались?

— Конечно. Он и был командиром.

— Где вы вместе встретились?

Манафов снова замолчал.

— Я спрашиваю!

— В Марнеули, — это был район в Грузии, где традиционно жило много азербайджанцев. Бывали там и армяне. Это была своеобразная «нейтральная» зона, где могли встречаться армяне и азербайджанцы.