Рукопись Платона - Андрей Воронин

Сказав так, она ушла к себе, чтобы оправить волосы и вообще привести себя в порядок перед встречей с нежданно нагрянувшим Алексеем Берестовым, студентом из Петербурга и племянником смоленского градоначальника. Поправляя прическу перед большим зеркалом венецианского стекла, Мария Андреевна мысленно уговаривала себя отнестись к Берестову без предвзятости, но уговоры плохо помогали: в ее глазах Алексей Евграфович по-прежнему оставался гонцом, который принес дурное известие об аресте Вацлава Огинского.

Розы, принесенные младшим Берестовым, как и говорила горничная, уже стояли на столе в гостиной, украшая собою покрытый винно-красной скатертью стол подле рояля. Букет был чересчур роскошный для первого визита. Огромные и пышные, размером с чайное блюдце, белоснежные розы наполняли своим тонким ароматом просторную гостиную. Их было не менее трех, а то и четырех дюжин, и росли они, похоже, в оранжерее — то есть были доставлены издалека. Княжна поймала себя на том, что подсчитывает в уме приблизительную стоимость букета, и мысленно покачала головой: чтение мудреных экономических трактатов и повседневные практические упражнения в ведении хозяйства, хоть и были хороши и полезны, имели, оказывается, свою оборотную сторону. Увы, многие прекрасные вещи, коими в былые времена Мария Андреевна могла бездумно восхищаться, ныне представали в совершенно ином свете, распадаясь на простые составляющие, имевшие отношение более к бухгалтерии и экономике, чем к искусству, поэзии и прочим романтическим материям. Большая охапка благоухающих роз, помимо цвета, совершенных форм и тонкого аромата, имела совершенно определенную рыночную стоимость, и стоимость эта казалась княжне несоизмеримой со скудными средствами небогатого студента. Следовательно, дело не обошлось без финансовой помощи со стороны градоначальника, а уж он-то, как никто, умел считать деньги.

«Ну-ка стоп, — подумала княжна, по-прежнему стоя на пороге гостиной и разглядывая прекрасный букет, который неожиданно перестал казаться таким уж прекрасным. — К чему это вы клоните, сударыня? Что это у вас такое получается? Выходит, букет этот послан не столько молодым Берестовым, сколько его дядюшкой, который, как известно, даже высочайшие указы неизменно ухитряется обратить себе во благо. Значит, тратясь на привозные цветы, господин градоначальник рассчитывал в скором времени окупить свои затраты сторицей. Уж не свататься ли он задумал? Вот смеху-то будет!»

Впрочем, смешно ей не было, скорее уж наоборот. Сидевший в оружейной и с открытым ртом обозревавший жутковатую коллекцию Алексей Берестов даже не подозревал, какая гроза надвигается на него по ярко освещенному коридору второго этажа. Сей ни в чем не повинный и вовсе не помышлявший о женитьбе молодой человек в эти минуты подвергался нешуточному риску: сильно раздраженная неопределенностью судьбы Вацлава Огинского и непонятными кунштюками самозваного художника Хесса, княжна Вязмитинова была близка к тому, чтобы сорвать свое дурное настроение на первом подвернувшемся под руку человеке, то есть на Алексее Берестове.

Словом, к дверям оружейной Мария Андреевна подошла в самом мрачном и, хуже того, язвительном расположении духа. Она была готова обрушиться на «жениха», как взорванная пороховая башня на голову беспечного фейерверкера, не оставив от него мокрого места. Однако в последнее мгновение хорошее воспитание дало о себе знать, и в комнату княжна вступила с приветливой, хотя и несколько официальной, улыбкой на устах и с протянутой для поцелуя рукой.

Рука ее, как ни странно, повисла в воздухе, никем не замечаемая. За последние два года Мария Андреевна, являвшаяся одной из самых завидных невест во всей империи, успела привыкнуть к тому, что служит центром внимания для любого общества, и подобная реакция несколько ее покоробила. Берестов стоял к ней боком, заложив руки за спину и сцепив пальцы в замок. Забытая сигара дымилась в пепельнице на столе; повернувшись к ней спиной, задрав голову и слегка приоткрыв рот, Алексей Евграфович с восхищением разглядывал висевший на стене старинный арбалет с источенной жучками, черной от времени ложей и тетивой, скрученной из воловьих жил. В отличие от самого арбалета, тетива была новехонькая: как уже упоминалось, княжна взяла себе за правило содержать все экспонаты своей коллекции в исправном, рабочем состоянии — хоть сию минуту в дело. Следуя этому правилу, тетиву арбалета, возраст коей уже перевалил за триста лет, естественно, пришлось заменить, как и древки коротких арбалетных стрел. Старательно начищенные прислугой наконечники стрел ярко горели в лучах послеполуденного солнца, но еще ярче светились стекла пенсне на носу у Алексея Евграфовича.

При виде этого сверкания сердце Марии Андреевны несколько смягчилось; окончательно же оно растаяло тогда, когда Берестов, по-прежнему не замечая ее, протянул руку и, коснувшись пальцами тетивы, которой был искусственно придан потертый вид, с большим сомнением покачал головой и еще больше оттопырил нижнюю губу.

— Тетива действительно новая, — сказала Мария Андреевна, которой наконец наскучило молча стоять в дверях. — Но сделано это лишь для того, чтобы привести оружие в порядок. Механизм находится в полной исправности — бери и пользуйся.

Берестов сильно вздрогнул от неожиданности, резко повернулся к княжне и немедля залился густой краской смущения. Неловко поцеловав ей руку, он отступил на шаг, споткнулся о край ковра и едва не упал, в точности повторив сцену, виденную ею на днях в кабинете дядюшки-градоначальника.

— Простите, сударыня, — пробормотал он. — Я был так увлечен созерцанием вашей коллекции, что пропустил момент вашего появления. Надеюсь, вы не станете на меня сердиться. Но ваша коллекция... Это просто чудо! И вы говорите, что все ее экспонаты исправны? Но здесь же целый арсенал! М-да... В таком случае, боюсь, мой подарок придется вам не ко двору.

— Цветы всегда ко двору, — решив сменить гнев на милость, ответила княжна, — особенно если вы приносите их женщине или, гм... покойнику. Но цветы и оружие суть абсолютно разные вещи, так что опасения ваши мне непонятны.

— Цветы? — Берестов, казалось, был искренне удивлен. — Ах, эти розы! Но это вовсе не мой подарок. То есть мой, конечно, — поправился он, заметив недоуменный взгляд княжны, — но я передал его вам исключительно по настоянию дяди, который весьма едко осмеял мой дар. И я... Простите, я, кажется, снова сказал какую-то нелепость. Вы можете подумать, будто я не собирался... то есть я и не собирался, но потому лишь, что не подумал... и не хотел, чтобы вы подумали, будто...

Он опять начал заливаться алой краской, и княжна подумала, что господин студент в этом сильно схож с осьминогом: она где-то читала, что упомянутая бескостная тварь меняет окраску с той же легкостью.

— Полно, сударь, — сказала она, сжалившись над беднягой. — Я отлично поняла, что вы хотели сказать.

— Так ли? — усомнился студент и, немного посветив на нее блестящими стеклышками пенсне, утвердительно и вместе с тем огорченно покивал головой. — Мой подарок — действительно пустяк, — смущаясь, произнес Берестов. — Я не зря сказал, что в вашем доме он придется не ко двору, ибо исправным его, увы, не назовешь. Я взял на себя смелость принести эту вещь сюда только потому, что мне все уши прожужжали о вашей коллекции, а теперь вижу, что попал впросак.

— Вы положительно несносны, — сказала княжна. — Сколько можно оправдываться и извиняться?

Вы ведете себя так, будто и впрямь в чем-то виноваты. Я решительно требую показать мне подарок и обещаю, что буду ему рада, если только это не судебный иск, предвещающий начало очередной земельной тяжбы. Покажите немедленно! Это он?

С этими словами Мария Андреевна указала на продолговатый матерчатый сверток, что лежал на столе рядом с пепельницей. Берестов развернул простую серую ткань, и княжна увидела лежавший на ней меч не меч, кинжал не кинжал, а какой-то клинок, изъеденный ржавчиной.

— Выглядит неважно, — смущенно сказал Берестов, — но вещица довольно редкая в наших краях. Это скифский меч, так называемый акинак.

— Скифский?! — княжна действительно была поражена. — Но как они сюда добрались? Послушайте, Алексей Евграфович, откуда это у вас? И не жалко ли вам расставаться с такой редкостью?

— Я нашел его у стен кремля, — сказал Берестов. — Это моя первая серьезная находка, и я решил, что будет справедливо отдать ее вам. Ведь без вашей неоценимой поддержки дядюшка ни за что не позволил бы мне начать раскопки.

— Боже мой! — воскликнула Мария Андреевна. — Что вы называете поддержкой? Ведь я почти ничего не сказала!

— Вот именно, почти. Вы отозвались с одобрением об археологии, и этого хватило. Так что акинак по праву принадлежит вам, сударыня. Если, конечно, такой подарок вам по вкусу.