Мурка - Валерий Александрович Гуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив, я взял авоську, в которую запихал с дюжину бутылок, и направился на сегодняшний маршрут, заверив трактирщика, что обязательно еще загляну за следующей порцией. Тот снова ничего не ответил, пошел менять пластинку на своем граммофоне. А я вышел из трактира и направился по первому адресу из списка. Настрой у меня с самого утра был боевой, а после того, как стало известно, что меня ищут, желание быстрее заработать необходимую сумму только усилилось. Надо будет стереть ноги по щиколотки, но заработать деньги — и всё тут.
Выйдя из трактира, я огляделся, несколько секунд постоял у входа, пытаясь понять, нет ли хвоста. Но никаких признаков слежки не заметил. Разве что в трактир уже заходили первые горожане. У кого-то утро начинается с кофе, а у кого-то, как у этих ребят — со стопочки горячительного для разгона. Судя по стабильному спросу, самогон у Лифшица был отменный.
Ну а дальше пошла работа, пришлось немало походить, выданные заказы имели адресатов далеко за пределами центра. Будь у меня шагомер, который в будущем найдет место в каждом мобильном, и, думаю, я бы увидел, что цифра пройденных шагов за день исчислялась бы в нескольких десятках тысяч. Почувствуй себя римским легионером во время марша...
Зато за этот день я познал Ростов-на-Дону во всей его красе. Как и в любом крупном городе, в Ростове существовала его «парадная» часть, которую при надобности показывали таким людям, как председатель ВЦИК Калинин. Мол, посмотрите, как все у нас чинно и красиво. А была часть «неофициальная», так называемая другая сторона медали, которая и была настоящим Ростовом. Нищета, разруха, обреченность... Я несколько раз ловил на себе взгляды местной шпаны, вроде бы, совсем не верхушка донского криминалитета, но повстречай таких где-нибудь в подворотне — и пиши пропало. Поэтому в подворотни я не заходил. Что подметил, так это довольно трепетное отношение к той работе, которую я выполнял. Из-за заветного звона стекла в авоське мне удалось избежать несколько конфликтов.
Один из них поджидал меня неподалеку от ростовского ипподрома. Сам ипподром в 1920-м году представлял довольно печальное зрелище — коннозаводство практически перестало существовать. Зато это место стало магнитом, куда стягивался местный криминалитет — скачки, несмотря ни на что, происходили с завидной регулярности. И тотализатор приносил организаторам хорошие бабки.
Именно к ипподрому меня привел второй заказ. Я несколько раз сверил адрес двинулся ко входу, где встретился с четверкой хмурых ребят, лузгающих семечки. Все четверо сидели на корточках и что-то бурно обсуждали, как я понял из обрывков услышанного, речь шла о недавнем забеге. И эти четверо пустили на ветер свои рубли, поставив не на того скакуна. Завидев меня, они замолчали, поднялись с корточек. Никакого интереса заводить разговор я не имел, так что хотел пройти мимо этой компании. Но стоило мне подняться к по ступенькам, как проход перегородил один любителей ростовских скачек.
— Здорово, — рука недружелюбно настроенного паренька перекрыла вход.
По бокам от меня выросли двое его дружков, еще один встал сзади, на случай, если я надумаю дать деру.
— Пройти дай, — спокойно ответил я. — Я как буду выходить, так поговорим.
Мне конфликт был совершенно ни к чему, постоять за себя я мог, не вопрос. Но когда против тебя четверо, тут даже Бадюк не справится. А в нынешнем тщедушном тельце, которое я за хлопотами не успел привести в порядок, мне ничего не светит в принципе.
— Чьих будешь? — спрашивающий продолжал лузгать семечки, сплевывая мне под ноги.
— Че в авоське? Барыжишь? — послышалось из-за спины.
— Че, пресанем фраерка, Тимур? — поинтересовался крепкий парнишка, стоявший по левую руку.
Он, как и его товарищ по правую руку, с любопытством поглядывал на мою авоську. Что там внутри, у них разглядеть не получалось, потому что я, как только гопота меня остановила, первым делом крепче перехватил сумку. Несмотря на численный перевес, сдаваться сразу я точно не собирался. И если самогон не дойдет до адресата, то только потому, что бутылка разобьется о голову одного из гопников.
— Погоди, Никита, — отмахнулся «центровой» и вернул на меня взгляд. — Слышь, валенок, че в сумке у тебя?
— Самогон, — пояснил я, подняв авоську, в которой звякнули бутылки. — Только не мой, заказ несу.
Надо было видеть, как после этих слов изменилось лицо Тимура. А семечка, которую он почти донес до рта, застыла в воздухе. Он сглотнул, кадык дернулся взад-вперед, а вместе с тем резко изменилась риторика.
— Прости, нехорошо вышло, — и он убрал руку, давая мне пройти в помещение.
Как-то так. Очень похоже, что товарища Лифшица хорошо знали даже за пределами улицы Соборной, и связываться с ним и конфликтовать никто не спешил. Меня это удивило, но, с другой стороны, я-то ведь сразу понял, что трактирщик — мутный тип, и, похоже, сам по уши повязан с криминалом.
День выдался не особо примечательным, но вот что важно — после четырех выполненных заказов я заработал примерно в десять раз больше, чем вчера, что не могло не радовать. И это навскидку, потому что деньги я перестал считать после второго заказа. Сумма чаевых быстро росла, как грибы после хорошего дождя. Расплачивались со мной, в основном, царскими рублями, что радовало вдвойне. Я помнил, что советский расчетный знак имеет меньшую ценность, чем старые деньги. Правда, был в этом и некоторый минус, ведь на пятый, последний заказ из списка, я шел с крупной суммой денег в загашнике. И попадись на моем пути ребята, которые не в курсе по делам товарища Лифшица, будет беда... Но риск хорош тогда, когда оправдан, а я рисковал, потому что искал крупную сумму для того, чтобы уже завтра из Ростова слинять. Поэтому я не прятался — шёл так, будто бы никаких денег при мне отродясь не водилось.
Последний заказчик ждал в самом центре, о чем я узнал в самый последний момент, иначе не поперся бы сперва в другой конец города.
— Тебе к бывшему дому Максимовых, внучок, на
